Истина в деталях (ЛП) - Болдт Р. С.

— Откуда мне знать, что ты не врешь?

— Я всегда довожу дело до конца.

— Точно, — говорю я насмешливо.

Выражение его лица становится свирепым.

— Ты сомневаешься в моих словах?

Я смело поднимаю подбородок, сохраняя зрительный контакт.

— Я была бы глупа, если бы не сомневалась.

Он долго смотрит на меня. Без слов он достает из кармана мобильный телефон и что-то ищет в нем. Когда он останавливается, его глаза переходят на мои, жутко настороженные, прежде чем он поворачивает экран телефона в мою сторону.

При виде женщины, изображенной на экране, я резко вдыхаю, и внутри меня вспыхивает шок.

— Это Джоанна Сантилья. Твоя мать.

Боже мой. Боже мой. Я слышала это имя. Черт, да любой, кто не живет под камнем, слышал о наркокартеле Сантилья. Они зародились на Кубе и стали называть Майами своим домом более шестидесяти лет назад.

Фотографий Джоанны Сантилья не существует — по крайней мере, ни одной, которая попала бы в Интернет. Фотографии ее отца, Карлоса Сантилья, появились после его смерти, но они часто были зернистыми и слегка размытыми, как в Dateline NBC и других телепередачах о настоящих преступлениях.

Что касается Джоанны, то после того, как много лет назад она возглавила картель вместо своего отца, все фотографические следы ее деятельности были как будто стерты. По слухам, она решила не высовываться, когда стало известно о том, что ФБР интересуется ее делами.

Поскольку криминология — моя специальность, подобные истории будоражат мой мозг, заставляя анализировать психологические причины, которыми руководствуются те или иные люди. Я вспомнила, что, как только Нико Альканзар пришел к власти, сменив Сальваторе Вегу, Сантилья якобы стала более скрытной. Власти не смогли собрать достаточно весомых доказательств, чтобы повесить на нее какие-либо убийства, и с тех пор она остается неуловимой для них.

Мой взгляд останавливается на фотографии Джоанны Сантилья, стоящей рядом со своим отцом Карлосом. Но не это заставляет меня с трудом втягивать кислород в легкие.

— Она выглядит… — Я не могу закончить, настолько я ошеломлена.

Я как будто заглядываю в свое будущее. Не вызывает сомнений, что у нас одинаковые темные волосы и черты лица.

— Благодаря тому вирусному видео ты попала в поле зрения всех. Один взгляд на тебя, и никто не мог отрицать, что ты являешься ее чертовым подобием. — Его глаза переходят на телефон за секунду до того, как экран отключается и становится темным. — К счастью, я первый, кто тебя нашел.

Несмотря на то, что экран больше не показывает изображение, оно как будто впечаталось в мой мозг. Говорит ли Нико правду? И если да, то каким образом?

Проклятье. Мои родители — я не могу назвать их иначе — были хорошими людьми. Я также уверена, что если бы они были живы и находились на моем месте, то без колебаний сделали бы все возможное, чтобы помочь мне узнать правду.

Сомнение поселилось глубоко внутри меня и оставило горький привкус на языке. Я никогда ничего не делаю, не представляя, во что ввязываюсь. Но в случае с этим парнем я даже отдаленно не представляю, во что ввязываюсь.

Выразив скептицизм, я бросила на него острый взгляд.

— Почему именно я должна идти с тобой?

— Потому что ты будешь в опасности, если останешься здесь. Я введу тебя в курс дела, когда мы выберемся отсюда. — Он наклонил голову и жестом указал на коридор, ведущий к спальням. — Ты уже собралась. Пойдем.

— Подожди, что? — Раздражение по поводу его неопределенных ответов меня просто раззадоривает. — Что значит, ты уже…

В этот момент я поворачиваюсь и вижу, что из коридора, ведущего к спальням, появляется еще один мужчина. С моим большим чемоданом в руках, грозящим разорвать молнии, он окидывает меня взглядом. Его взгляд задерживается на моей груди, вызывая ощущение, что по коже ползают муравьи. Он кивает Нико и останавливается рядом с нами.

Мужчина поднимает с пола портфель с ноутбуком и сумочку, но его взгляд возвращается ко мне за секунду до того, как он поворачивается и выходит из дома.

— Мы уходим.

Мое внимание снова переключается на Нико, но, когда я не подаю никаких признаков того, что собираюсь двигаться, он прищуривает глаза.

— Поступите проще, профессор. — Его голос понижается, и от зловещего тона у меня по рукам бегут мурашки. — Потому что трудный путь вам не понравится.

Я могу предположить, что трудный путь, скорее всего, подразумевает то, что Голиаф вынесет меня отсюда с заклеенным скотчем ртом.

Я бросаю на него суровый взгляд, и в моем тоне звучит вызов.

— Мне нужны некоторые пояснения, черт возьми. Кто представляет для меня опасность, если я останусь здесь? Ведь ты преступник, а это не дает мне никаких оснований полагать, что с тобой я буду в безопасности.

Мышцы на его челюсти сжимаются.

— Послушай, профессор. Если я нашел тебя, значит, и любой другой может найти. И вероятно, что они уже поблизости. — Он подходит ближе, и я стараюсь стоять не дрогнув, пока он возвышается надо мной. — И эти другие не будут такими милыми, как я.

Я не могу подавить насмешливый звук, сорвавшийся с моих губ, и его взгляд заостряется в ответ.

— Ради твоей же безопасности мы должны идти сейчас.

Позволить отвезти себя в другое место — не очень разумно, но у меня достаточно знаний, чтобы понять, когда преступник имеет ко мне недобрые намерения… а он их не имеет. Да, он чертовски высокомерен и втянул меня в эту ситуацию, но я не могу смириться с мыслью, что мне придется отказаться от возможности узнать правду о его заявлениях.

— Послушай, ты многого не знаешь о своей семье. И ты захочешь узнать это, профессор. — Его взгляд устремлен на меня. — Эта информация повлияет на всю твою оставшуюся жизнь.

Я опускаю глаза на его пистолет в кобуре, затем поднимаю и встречаю его взгляд. Но, когда я раздвигаю губы, чтобы потребовать от него рассказать мне больше, вместо этого вылетают другие слова.

— Ты сказал ранее, что клянешься могилой своей матери, что не причинишь мне вреда. — Эти золотисто-карие глаза смотрят внимательно. Оценивающие. — Как ее звали?

Мне все равно, если он поймет, что это тактика. Устанавливаю связь с прошлым преступника или упоминаю его близких, чтобы лучше ориентироваться. В зависимости от его ответа и моей оценки его правдивости, это может существенно изменить дальнейшее развитие событий.

Уголок его рта почти незаметно дергается вверх.

— Мария.

Наклонив голову, он приближает свое лицо к моему, и я напрягаюсь от нахлынувшего осознания того, что это во мне вызывает. Его голос опускается ниже, становится приглушенным и едва громче шепота, но в нем ясно слышна угроза.

— Но не думай, что, спросив о моей маме, ты все обо мне поймешь.

Я непоколебимо удерживаю его взгляд.

— Ты любил ее?

Мышцы на его челюсти напрягаются, и я знаю ответ еще до того, как он его произнесет. Его голос хриплый, с едва скрываемыми эмоциями.

— Да.

Он отводит раздраженный взгляд.

— Это не будет долгосрочным соглашением, но ты нужна мне, чтобы выкурить Сантилья.

Делая шаг назад, он не разрывает зрительного контакта, и я думаю, не пытается ли он молча подтолкнуть меня к побегу.

— Я уже говорил тебе… со мной ты будешь в безопасности. — В его глазах ни разу не мелькнуло ничего, подтверждающего что он лжет. — Но сейчас ты должна пойти со мной. Мы теряем драгоценное время.

С моим академическим складом ума любопытство меня просто убивает. Когда я сталкиваюсь с головоломкой, меня подталкивает необходимость ее решить. Но в данном случае для этого мне нужны все части.

А это значит, что я должна узнать больше о Сантилья и о том, являюсь ли я ее биологической дочерью. И, черт побери, ответы на эти вопросы, похоже, есть у Нико Альканзара. Как бы мне хотелось, чтобы он не одержал верх. Хотелось бы, чтобы он не посеял в моем сознании семя сомнения, потенциально способное перекроить мое семейное древо.