Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза
— Хм, тогда я действительно могу показаться тебе стариком.
— Почему?
— Мне немножко побольше тебя будет.
— А сколько?
— Двадцать восемь, но всё-таки давай на «ты», а то я чувствую себя, словно доживаю последний понедельник. Договорились?
— Договорились.
Потихоньку лук начинает приобретать золотой окрас. До нас добирается его резковатый запах.
— Всё почти готово. Десерт я тоже купил, но это уже после ужина. Ты ведь не против сладкого?
— Совсем не против.
Тем более, что твоя булочка улетела в лужу.
Прежде, чем накрыть на стол, я всё-таки решаю спросить:
— Скажи, твои родители не будут волноваться о том, что тебя не будет дома?
— Не будут они волноваться.
— Ты уверена?
— Уверена, — шепчет девочка.
— Полина, но тебе не кажется, что в любом случае немного небезопасно в твоём возрасте бродить ночью по парку в одиночестве?
— Может и небезопасно, но пойти мненекуда.
Сложная ситуация, хотя изначально всё было понятно — не будет счастливый подросток ночевать в парке на ногах.
— Так, ладно, оставим это на потом, сейчас давай кушать. Вареники с картошкой и жаренным луком.
Поставив тарелку на стол, присаживаясь рядом.
— Очень вкусно выглядит.
— Надеюсь, что не только выглядит. Пробуй.
— А ты не будешь?
— Нет, я не голоден. Но с удовольствиемпосижу рядом с тобой.
Она начинает кушать.
Чтобы сильно её не смущать своим присутствием, я достаю телефон — в нём бездумно листаю переписки.
Несколько пропущенных от жены. Просьбы перезвонить. Всё это только раздражает меня, поэтому айфон я отставляю в сторону. Думаю, стоит разобрать продукты — тогда все здесь присутствующие будут заняты каким-то делом.
— Спасибо большое, было очень вкусно.
— Да не за что. Рад, что тебе понравилось.
— Я понимаю, что эта тема тебе неприятна, но может всё-таки постараешься мне рассказать, почему не хочешь возвращаться домой.
Действительно, о таком говорить неприятно, но мне нужна максимальнопрорисованная картина — чтобыпонять, что делать дальше.
Вжимаясь ладонями в края стула, Полина смотрит на меня с запредельной наивностью — как на родного, которому можно довериться, не пряча слёз. Серо-зелёные глаза рассказывают историю печали — они подчистую избавляют меня от сожаления и сочувствия. Не потому, что жалость испаряется, совсем наоборот — она опустошает меня, выжимает эмоции как мыло из губки. Бывает, когда слёз не остаётся — срывается голос. Так же и у меня сейчас — жалость иссохла, потому что я наполнился ею сполна.
Девочка закатывает левый рукав моей толстовки, демонстрируя своё запястье — на красуется небольшое ядовито-красное пятно, кроваво-красное, с чёрно-жёлтыми вставками внутри.
— Откуда это?
— Это сделала мама.
— Мама?
— Да, и сказала, что у неё ещё целая пачка, если не пропаду до утра, то разрисует мне всё тело.
— Прости, я не думал, что… Всё настолько плохо.
Что за тварь способна на такое? По отношению к собственному ребёнку.
— Ничего страшного. Я уже привыкла к такому.
Конечно же я понимаю, что в жизни это совсем не разовый случай, но когда становишься свидетелем, видишь воочию, то ощущается всё по-другому — безразличию места нет.
Неожиданно для меня самого я чувствую, как просыпается отцовский инстинкт — мне разрывается душу желание побыть здесь ещё немного и успокоить девочку, заверить в том, что всё будет хорошо. Но думаю, что лучшим решением будет предоставить ей ночлеги оставить наедине с собой, чтобы она могла спокойно отдохнуть и отойти от всего, что было с ней дома.
— Полина, мне очень жаль, что мама так ужасно ведёт себя с тобой, но всё в этой жизни можно решить, поверь мне.
Она смотрит не глазами девочки, а глазами пойманного охотниками оленёнка, которого сейчас будут всячески добивать.
— Сейчас мне нужно уехать, но завтра с самого утра буду здесь. В холодильнике полно еды, если что. Бери всё, что захочешь, не стесняйся, ладно?
— Ладно.
Дверь я запираю с обратной стороны.
Садясь за руль, ещё долго не решаюсь завести машину — всё думаю, что можно сделать?
Сегодняшний вечер явно решил меня удивить. Странно, ведь сострадание у меня в дефиците — это явно не то, чем я богат, но сегодня тело действовало быстрее, чем мозг успевал переварить происходящее.
И, хоть я вовсе не фаталист, но здесь не поспоришь — судьба явно не хотела оставлять девочку этой ночью на улице. Наверное, произошёл вселенский сбой — раз именно сегодня я позволил себе проветриться в том самом парке, где находилась она.
2. Мы решим твои проблемы
Только когда заезжаю в гараж, замечаю резинку для волос, лежащую на заднем сидении. Видимо, Полина случайно оставила, когда выходила.
Рассматриваю вещицу — светло-розовая велюровая резинка с небольшим бантиком, немного влажная из-за дождя. Интересно, много ли эта резинка впитала боли и слёз? На автомате кладу её в карман и направляюсь в дом.
***
— Я тебе звонила сегодня раз десять.
В синем шёлковом халате Алина сидит за столом — скучающе ковыряется вилкой в овощном салате.
Нет ни сил, ни желания разговаривать с ней сейчас. Кажется всю энергию я оставил там — в своей старой квартире, в которой нашла укромное место одна несчастная девочка.
— Я работал.
— Да-да, я знаю, что у тебя сейчас очень крупный проект. Просто хотела спросить, во сколько тебя ждать. Думала, может вместе поужинаем.
— Как видишь.
— Да, кстати, как там дела? Идёт работа?
— Да, если не брать во внимание, что вокруг одни идиоты, пока не наорёшь на них — нихрена нормально не сделают. Сегодня я только утвердил проект по парковке, хотя мне должны были его переделать ещё позавчера.
Присаживаясь рядом, я всё никак не могу прекратить сжимать находящуюся в кармане резинку. Она действует как антистресс.
— Кушать будешь?
— Нет, я не голоден. Пойду к себе в кабинет.
— Ладно, только не переусердствуй, и так постоянно работаешь.
Рассеянный по всему дому аромат дорогого женского парфюма сопровождает меня до второго этажа.
Кабинет встречает меня неизменным мраком, который поддерживается отсутствием окон и мебелью из грубого дерева. В воздухе витает странная тяжесть — не мой ли осадок после увиденного? Я стараюсь отключиться полностью, абстрагироваться от жизни, к которой не имею никакого отношения, но поверить не могу — это пиздец как сложно. Всё-таки потому, что я лично увидел, как жестокость прорастает в людях.
Ощущение, словно ты прочитал книгу, как ребёнка всячески уничтожалиа спустя какое-то время узнал, что история основана на реальных событиях. Но даже в таком случае реальные события и события, свидетелем которых ты стал — совсем разные вещи. Когда-то я сам переживал нечто подобное от своего отца, но это было словно с другим человеком — со Стасом, а не с Верховцевым, которым я сейчас являюсь.
Но блядь, даже самому переживать подобное намного легче, нежели наблюдать за страданиями другого. Особенно, если этот другой — безвинная девочка лет шестнадцати, с растрёпанными волосами и в тоненьком платье бродит по городу, радуется перспективе поесть вечером вареников с незнакомцем. Про это я вообще молчу даже в собственных мыслях — она настолько легко внушаемая, что страшно представить, какие отморозки могли воспользоваться её детской наивностью и безвыходностью ситуации.
Садясь в кресло, включаю кондиционер на шестнадцать градусов. Надо отвлечься. Наливаю немного коньяка в стакан. Стараюсь вернуться мыслям в свой новый проект жилого комплекса — всё-таки развитая инфраструктура всегда будет выгодно сочетаться с близостью морского побережья.
Глазами натыкаюсь на документы и хочу сделать пару пометок, но не могу — голова совершенно не в рабочем русле. Игнорирую всё, кроме сегодняшнего происшествия. Видно, слишком долгое время со мной ничего не происходило ничего ни хорошего, ни плохого — я застрял в долгом периоде затишья, чтобы сейчас сидеть в своём кабинете, пить коньяк пятилетней выдержки и пытаться понять, как же мне поступить? Миссию случайного прохожего я выполнил на все двести, но почему всё равно так гадко на душе? Может, потому что понимаю, в следующий раз так сильно девочке не повезёт — не говоря уже о том, что каждый день с такой матерью как игра на выживание.