Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза

Задумавшись, я понимаю, что даже если бы свободной жилплощади не было — я всё равно не смог бы оставить её здесь одну.

1. Такая милая в моей толстовке

Дорога выдаётся слишком спокойной и размеренной — но тяжёлое ощущение, будто каждая пылинка щурится с намерением увидеть, кто там притаился на заднем сидении моей машины. Ливень так или иначе заставляет всех забиться по своим норам и муравейникам. Постепенно город останавливает движение, заставляя всех переждать дождь. И только я нашёл небольшое приключение, во главе которого поставлена цель — не дать девочку совсем замёрзнуть, не дать никому повода чем-то её обидеть.

Когда я выхожу из машины, открываю дверцу Полине — она неуверенно выходит и следует за мной — на цыпочках, не издавая ни единого звука.

— Станислав Юрьевич, добрый вечер, — здоровается консьержка — добродушная женщина, — давно же я вас не видела.

— Да, Оксана Кирилловна, я тоже рад вас видеть.

— Вы не возвращаетесь в старую квартиру?

— Да нет, я оставлю на ночь эту принцессу, а то так случилось, что ей негде переночевать.

— Какой кошмар, — Оксана Кирилловна отставляет только что закрывшуюся книгу в сторону, — а что же случилось?

— Да ничего особенного. Родители попросили присмотреть. Мы решили, что ей будет лучше здесь побыть какое-то время.

— Да, конечно, тебе будет здесь очень комфортно. Как тебя зовут?

— Полина.

— Полина, можешь звонить мне, если что-то понадобится. Станислав Юрьевич, дать ключи?

— Спасибо, у меня есть.

Мы подходим к лифту.

Я замечаю, как Полина трясется и снимаю с неё совсем не согревающий пиджак.

— Сейчас согреешься.

Через несколько минут я уже достаю связку ключей, чтобы открыть свою старую квартиру. Вместе мы заходим внутрь, где девочку ждёт уютная спальня и горячий чай. Вообще, оставить ребёнка на улице, когда пустуют сто добрых квадратных метров — это не просто неправильно — это преступление, которое даже такой чёрствый человек как я не простил бы себе.

Вся квартира наполнена омертвляющей тишиной и темнотой, поэтому я быстро включаю везде свет.

В комоде пытаюсь найти тапочки для гостей, но ничего подходящего под миниатюрную ножку нет — только мой сорок седьмой размер.

Держась рукой за стену, она разувается, после чего я сразу же ставлю грязно-розовые крассовки сохнуть на батарею.

Полина надевает тапки, что вызывает во мне улыбку.

— Ходить будет неудобно, но думаю, ничего страшного, правда?

— Да, всё хорошо.

— Пойдём на кухню, напоим тебя чаем. Хотя подожди, — я окидываю промокшую Полину взглядом, — хотя одного чая явно не хватит — надо, чтобы ноги согрелись. Пошли, я поищу хоть что-то, что может тебе подойти.

Давно всё-таки я сюда не заходил — даже отвык от этого минималистичного стиля, в котором выполнена спальня — с мягким рассеянный повсюду светом, белым ковром с густым ворсом, широкой кроватью с большим деревянным изголовьем. Думаю, здесь ей будет вполне уютно, плюс ко всему — панорамные окна позволяют рассмотреть огни ночного города.

Весь шкаф я перерыл в надежде на то, что найду какие-то тёплые вещи, а не старые деловые костюмы. На одной из полок вижу толстовку, подбираю нейтральные спортивные штаны — кладу на кровать.

— Вот, можешь переодеться, а я пока приготовлю тебе чай.

К моему удивлению, чая на кухне я не нахожу — ни одной упаковки. Немного подождав, я возвращаюсь к спальне и стучу в закрытую дверь.

— Полин, всё в порядке? Я могу зайти?

— Да.

Сидящая на кровати девочка смотрит куда-то сквозь меня, будто ожидая неминуемой гибели. Серое платье положено на тумбочку вместе с колготками. Она выглядит довольно забавно, утопая в одежде здорового амбала. Сама она щупленькая — всё её миниатюрное тело можно запихнуть в один рукав моей толстовки.

— Знаешь, у меня даже чая нет.

— Ничего страшного.

— Нет, я схожу в магазин и возьму. Будешь с мёдом?

— Чай с мёдом?

— Да, я возьму на всякий случай. Кстати, может взять ещё чего покушать? Ты голодная, наверное?

Смущаясь, она хмыкает и отмалчивается, опускает голову в правый нижний бок.

— Послушай, мне совсем не сложно купить чего-нибудь, — спокойно объясняю я, подходя чуть ближе. — Напротив, я буду очень рад, если мне удастся помочь тебе скрасить этот вечер чем-то приятным. Может, тебе чего-то конкретного хочется? Знаешь, я неплохо готовлю и так уже вышло, что сегодня совсем не спешу домой, поэтому принимаю любые заказы. Чего бы тебе хотелось сейчас больше всего?

— Ну, если честно, — чуть замявшись, всё-таки начинает она, — мне всегда хочется вареников.

— Вареников? — переспрашиваю я, представляя блюдо в голове.

Она машет головой.

— Отлично, значит вареники. Магазин прямо в доме, так что я вернусь быстро, даже не успеешь заскучать.

Отчего-то я наслаждаюсь этой игрой, где являюсь временным принцем и спасаю девочку, попавшую в сложную ситуацию. Наверное, такого эмоционального всплеска мне давно не хватало. Каждый день словно на повторе. Офис сменяется домом — и наоборот. Остервенелое лицо жены горящими лицами подчинённых — и наоборот. Над всеми я главенствую, но больше всего — над своим одиночеством, которое беспристрастно закладывает меня в свои цепи. Пока на собственной шкуре не испытаешь, представить сложно — постоянно находиться в компаниях разных людей, но при этом чувствовать себя одиноким? Только со временем я понял, что это небольшая плата за хорошую жизнь — просыпаться с ощущением, что ты один. Не просто в собственных мыслях, а всегда и везде. Когда ты нужен, просто как высокая фигура, субъект с хорошим материальным положением.

Ты никому не интересен, пока с тебя нечего взять, но со временем — тебе уже никто не интересен. Все одинаково меркантильные. Все живут холодным рассудком. Все ищут лёгких путей.

В магазине я хожу кругами — пытаюсь от души набить корзину, не ограничиваясь одним килограммом вареников. Пробегаюсь взглядом по продуктам: здесь всё — начиная от тостового хлеба и заканчивая шоколадным сыром с клубничным молоком. В сумме получается два полностью забитых едой пакета.

***

Всё это время Полина ждёт меня в спальне, не осмеливаясь встать и пройтись.

— Так, я надеюсь, ты не против, если я приготовлю вареники по всем правилам.

— Не против, — тихо отвечает Полина, сидя за столом.

Прежде чем приступить к готовке, я завариваю чай — он сию секунду окрашивает кипяток в жёлто-коричневый цвет.

— Послаще? С лимоном?

— Если можно.

— Конечно можно.

На этом наш короткий диалог заканчивается. Полина обхватывает обеими руками чашку, когда я кладу её на стол.

Я никогда не делил тишину с человеком подобным образом — чтобы не было даже желания как-то прерывать молчание. Ведь в нём проглядывается некое откровение. Откровение девочки, что не в силах подобрать слов.

Пока я нарезаю лук и раскаляю сковороду мы абсолютно никак не контактируем. Она сёрбает горячий чай, я готовлю — мы словно на разных материках, при этом находясь в одной комнате. Но вдруг Полина прерывает то молчание, которое сама же и создала:

— Стас, спасибо вам большое. Я и не представляла, что есть такие добрые люди, как вы.

И как можно было оставить её, когда одним поступком так сильно увеличил её веру в людей?

— Во-первых, я не такой уж и добрый. А во-вторых, можешь обращаться ко мне на «ты», не такой ведь я и старый.

Впервые за вечер она улыбается. Слишком робко и так неумело — как будто поводов для улыбки в жизни у неё было маловато. Но всё-таки улыбается. Сразу же получается поймать момент тёплой атмосферы, пролетающий между нами.

— Хотя тебе, конечно, может так не показаться. Смотря, какая у нас с тобой разница в возрасте. Тебе сколько лет?

— Мне почти семнадцать. Точнее исполнится семнадцать в феврале.

Примерно я предполагал, что она ещё слишком юна для небезопасных ночных прогулок в одиночку.