Пьер Рей - Вдова
— Да, — ответил Арчибальд, и лицо его забавно сморщилось.
— А можно узнать, какое? Кажется, мне предстоит покраснеть…
— Не исключено.
— Любопытно, я не краснела где-то лет с пятнадцати.
Они стояли лицом к лицу, их разделяли всего несколько сантиметров. Нат, оценив ситуацию, исчезла из библиотеки, а у Пегги появилось предчувствие чего-то неизбежного, и в первый раз за весь вечер она посмотрела на Арчи не как на старика, а так, как женщина смотрит на мужчину, который действительно интересен.
— Это довольно старая история, — начал Найт с улыбкой. — Вам было годика три или четыре. Я ужинал у ваших родителей, когда к вашей матушке подошла няня — кажется, вы плакали — и ваш отец попросил, чтобы вас привели. Войдя в гостиную, вы направились прямо ко мне и вскарабкались на колени. Я обнял вас, а вы положили головку на мою грудь.
— Как видите, — мягко перебила Пегги, — у меня нет повода заливаться румянцем.
— Минуточку терпения… Вскоре я почувствовал, как мои брюки стали мокрыми.
— Вы сделали пи-пи в штанишки?
— Не я. Вы!
Пегги рассмеялась.
— Я должна извиниться?
— Вовсе нет. Хотя вы сделали не только пи-пи, а нечто большее…
— Что же еще? — Догадка молнией пронзила ее мозг. — Неужели?
Губы Арчи слегка дрогнули.
— Вот-вот.
Как будто что-то невидимое дрогнуло и разбилось. Пегги стало как-то не по себе. В этой ситуации, пожалуй, лучше всего просто отшутиться. Ничего другого ей не оставалось.
— Сожалею, делаю все возможное, но — увы! — покраснеть не могу.
— Тем лучше, — кивнул Арчи. — Видите ли, это маленькое недоразумение — мое самое нежное воспоминание.
Пегги вдруг захотелось немедленно уйти отсюда, чтобы прогнать дурацкое наваждение. Найт преградил ей дорогу и добавил, словно бросаясь в воду.
— Хочу вам сделать признание. Я готов отдать что угодно. Повторяю — что угодно, лишь бы еще раз испытать подобное наслаждение.
И вдруг Пегги почувствовала, как краска заливает ей лицо и шею. В любви ей объяснялись многие, но такое признание она услышала впервые.
В наступившей внезапно тишине прозвенел голос появившейся на пороге библиотеки Нат:
— Молодые люди, кофе стынет!
* * *Лон машинально постукивала яйцом по краю блюдца.
Изможденный молодой негр разбрасывал по полу опилки. Бармен разгадывал кроссворд, слушая музыку: на прилавке рядом с кассой стоял магнитофон. Кончиком ногтя Лон выковырнула из белка застрявшие в нем маленькие осколки скорлупы, намазала горчицей кусочек хлеба и с безразличным видом принялась за еду. Сегодня она решила лечь пораньше, уже забралась в постель и даже немного поплакала, но сон не приходил. Тогда она оделась и вышла на улицу. На Бродвее, несмотря на холодную погоду, как всегда, толпился народ. Из дверей ресторанов и баров вырывались клубы пара, гремела музыка и туда-сюда сновали парочки.
— Вы любите горчицу? — зацепил Лон какой-то тип.
Она откусила сразу пол-яйца и, не переставая жевать, вытерла губы бумажной салфеткой. Снять бы эти надоевшие темные очки… Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не поделаешь — она была дочерью своих родителей, и ее фотографии Бог знает с каких времен периодически появлялись в газетах и журналах. Мало ли кто может ее узнать и выдать! И блудную дочь вернут домой, отчитают и запрут в четырех стенах раньше, чем она сумеет осуществить задуманное.
— Выпейте со мной стаканчик, — не отвязывался тип. — Яйца не рекомендуется есть всухомятку.
Бар закрывался, свет в зале и фонарь снаружи уже погасли. Посетители разошлись, только Лон и этот приставала еще сидели у стойки.
Лон сняла номер в дешевом отеле. Прямо перед ее окном, на двадцать третьем этаже, каждые десять секунд вспыхивала голубоватым неоновым светом огромная надпись: «Кэмел». Можно иметь десятки и даже сотни друзей в Нью-Йорке, в своем штате и даже во всей стране, но наступил день, когда она не имеет права вспоминать об их существовании. Она — пария, и должна скрываться, если хочет, чтобы ее планы осуществились. А полиция, возможно, уже разыскивает дочь экс-президента Соединенных Штатов.
Квик оставил Лон на аллее в Центральном парке. Она, побродив часок, чуть было не поехала к нему, чтобы броситься в его объятия, но не сделала этого — держалась изо всех сил. Впрочем, новая идея, которая неожиданно пришла ей в голову, была намного лучше. Лон машинально смела ладонью со стола крошки хлеба и скорлупу яйца. Незнакомец поймал ее руку.
— А если мы выпьем в другом месте?
В первый раз она подняла глаза на этого типа. Ну и образина! На вид не меньше пятидесяти, с отвратительной ухмылкой, обнажающей гнилые зубы.
— Ну как, малышка? Что скажешь?
Лон раскрыла сумочку, вытащила две измятые долларовые бумажки и, кинув их на прилавок, соскользнула с табурета. Мужчина тоже вскочил и подхватил ее под руку. Девушка спокойно высвободилась и с таким же спокойным презрением уронила:
— Слиняй, козел.
— Что? — растерялся тот.
Уже на улице до нее донеслись его возбужденные вопли — он призывал в свидетели бармена:
— Вы слышали, что она сказала?! Слышали?
Лон спокойно закрыла дверь и быстро зашагала к своему отелю, который находился неподалеку, через два квартала отсюда. Сонный старичок портье при ее появлении приоткрыл один глаз и машинально пробормотал:
— Если вам что-то нужно…
Лифт поднял ее на нужный этаж. Перед дверью номера она остановилась и задумчиво оглядела мрачный, выкрашенный в грязно-зеленый цвет коридор. Номер выглядел не лучше: выцветшие, с желтоватыми пятнами обои, кровать с деревянными спинками и продавленным матрацем, ковер, до основания протертый не одной сотней топтавших его ног. Она подошла к запотевшему окну, стерла со стекла капельки воды и прижалась к нему лбом. Щелкнул выключатель, комната погрузилась во мрак, и почти сразу вспыхнули неоновые лампочки рекламы на доме, расположенном напротив. Лон прилегла и закурила. Интересно, что сейчас делает Квик? Завтра после полудня нужно будет забежать в банк и снять со счета тысячу-другую долларов. В Европе ей, конечно, понадобятся деньги.
Зачесалась нога. Голова пухла от неотвязных мыслей. Теперь Лон была уверена, что мать имела прямое отношение к отъезду Квика. В чем конкретно это выражалось, девушка пока не знала, но была какая-то связь между их ссорой и предложением, которое сделали Квику. Он и сам знал, что был посредственным гонщиком. Тогда почему же его заметили? В детстве такие парни, как Квик, гоняют мяч по пустырю и мечтают о спорте, победах, славе. Но в большой спорт попадают единицы, а остальных жизнь заставляет выбирать более прозаические занятия — мыть машины, продавать бензин, устроиться — и это в лучшем случае! — механиком в пригородный гараж. Лон не хотела, чтобы Квик стал механиком и тем более — гонщиком. Просто ей было нужно знать, что он всегда будет рядом с ней. Какая разница — богат он или беден? И вдруг ей в голову пришла такая идея, что Лон чуть не закричала от радости. Теперь она знает, как отомстить матери.
