Ольга Орлова - Стеклянная невеста
— Ишь, как вы сейчас запели! А вот как прикажу вас сейчас расстрелять на месте, вот это и будет справедливо! — выкрикнула Атаманша и, повернувшись к Графу, спросила: — Ну, где твой стрелок?
Она отошла, маня за собой Графа, и что-то сильно, но неразборчиво стала шептать ему на ухо.
А Матвей в этот момент продолжал осматриваться вокруг, с удивлением ощущая сцепленность времени: полгода назад обитавшая вокруг фронтовая реальность была настолько для него привычной, что сейчас произошел обратный скачок, и схожесть обстановки незаметно и естественно притянула его тогдашние военные установки. Он понял, что сейчас ему, возможно, прикажут расстрелять этих двух пленных, и осознал, что это его нисколько не обескураживает. Даже наоборот, впервые за многие месяцы неопределенность и будущего, и сиюминутного существования перестала быть довлеющей, раздражающей нервы. Все просто: вот приказ и надо его исполнить.
Сбоку от него равномерно и звонко капала вода. В том месте, куда попадали капли, бетонный пол давно уже был размыт и тоненький ручеек утекал куда-то в полумрак. Вокруг слышались какие-то звуки: что-то щелкало, шуршало, постукивало. Братья Свиридовы тихо переговаривались между собой. Варан, которому все стало надоедать, громко и весело сказал:
— И правда, давайте мочить их, а то уже выжрать охота. У кого есть с собой горючее?
Водка и стаканы нашлись у тех, кто охранял здесь пленных. Граф подошел к Матвею, обнял его за плечи и стал шептать на ухо. Требовалось напугать, но не убить. Мужики и так напуганы, хватит с них.
— Так кто будет кончать? — спросил Варан, держа полный стакан водки перед собой.
— Он будет, — указал Граф на Матвея. Варан взвесил стакан в руке.
— Сейчас хлопнешь или потом? Как у тебя рука? Матвей усмехнулся и посмотрел на Графа. Тот понял и засмеялся:
— А давай пей сейчас. Так даже интереснее. Как в лотерее.
Матвей выпил стакан водки и протянул руку в сторону. Его поняли, и кто-то (Матвей даже не посмотрел кто) вложил ему в ладонь пистолет.
Водка горячо провалилась внутрь. Сразу стало легко и свободно. Матвей посмотрел на пистолет в руке и усмехнулся. В подвале стало так тихо, что звуки капающей воды казались оглушительными. Второй привязанный мужчина стал быстро что-то говорить на незнакомом языке, Алтын рванулся вперед и закричал, что всех-всех убьют. Он быстро, боясь, что его прервут, что он не успеет все сообщить, перечислял способы известных ему казней и пыток, которыми будут подвергнуты все присутствующие здесь, и все слушали, пока Матвей, особенно не целясь, быстро выстрелил четыре раза.
Пули прошли с двух сторон головы каждого, задели уши и ударили в бетон. Потом Матвей «сжег» оставшиеся патроны, стараясь, чтобы пули ложились как можно ближе к головам, возможно задевая кожу.
Оба парня повисли на своих наручниках, головы их были в крови, они были оглушены. Сначала думали, что они убиты, но, когда проверили результаты, выпили еще раз за мастерство вообще и мастерство Матвея в частности. Его поздравляли, он чувствовал, что опьянел, но что ему и легко, и приятно. Даже братья Свиридовы уважительно пожали ему руку.
Так Матвей познакомился с клубом «Русалка» и его обитателями. Так началась для него новая жизнь, изменившая и его самого.
Глава 26
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Закрыв за собой дверь клуба, Света некоторое время стояла на крыльце, не зная, куда идти. Зачем и вообще чем занять еще один длинный, пустой день? Негр-привратник, которого все называли Петей, но у которого было и другое, настоящее, совершенно непроизносимое имя, все еще курил возле ступеней. Погода, с утра пасмурная, дождливая, сейчас стала лучше. Сквозь плотные слои облаков кое-где уже начинало синеть. Света вздохнула и, так и не решив, куда ей надо идти, лениво направилась к станции метро.
Весной, благополучно окончив восьмой класс, она на лето осталась в Москве и была полностью предоставлена самой себе. Она так сама решила. И это не потому, что поехать ей было некуда, нет, отец предлагал на выбор молодежные турлагеря у нас и за границей. Она могла отправиться в Европу, или посетить Америку, или остаться где-нибудь на Черноморском побережье, где уже успели организоваться разного рода учреждения для активного отдыха.
Отец Светланы, Павел Андреевич Кудояров, разбогател недавно, всего пару лет назад. Когда-то он был спортсменом, мастером спорта по бегу на длинные дистанции, потом — обычным инженером в НИИ легкой промышленности, но с началом перестройки уволился, стал работать «челноком». Он ездил в Польшу и обратно, потом в Турцию и обратно, привозил товары и был доволен.
Однажды, встретив приятеля из Спорткомитета, разговорился, зашел в гости. После этого судьба его кардинально изменилась: он стал уже не сам по себе, а был приобщен к спортбизнесу. Он продолжал возить товары из-за границы, но уже большим оптом, и это был не просто «ширпотреб» — спиртное и сигареты.
Деньги потекли рекой.
Надо еще добавить, что жену и маму они со Светланой потеряли семь лет назад, потеряли глупо, странно. Она пошла к подруге-стоматологу лечить коренной зуб, а та предложила применить общий наркоз чтобы не мучиться.
Мама Светланы всегда была на редкость здорова, и зубы пришла лечить в первый раз. Согласившись на общий наркоз, она заснула, но проснуться уже не смогла: у нее была какая-то редкая несовместимость.
С тех пор отец и дочь жили друг для друга… пока не началось время перемен. К тому времени закончилось ее детство; она прожила его, словно летний теплый день, памятной быстрой и яростной грозой, после которой так и не прошел страх. А потом начались неясные томления, предчувствие перемен и ожидание, ожидание…
Зарождению всех этих ожиданий предшествовал один незначительный вроде бы случай. Как-то у подруги на дне рождения, празднично оживленным дачным окружением — соснами, близким прудом, — выскочили ночью полюбоваться звездным небом — огромной черно-синей бездной с набрызгом золотых звездных слез, сквозь которые тихо плыли редкие светлые облака. И было так красиво, так дивно, страшно и весело наблюдать за небом, ощущая рядом друзей, а еще приехавшего из Киева двоюродного брата именинницы — Мити, студента первого курса, красивого и молчаливого молодого человека, весь вечер не отходившего от нее. Тогда он и поцеловал Светлану: сначала в шею, потом, когда она повернулась к нему, в приоткрытые губы…
Митя уехал на следующий день. Он исчез, не оставив в памяти ничего, кроме прикосновения своих губ, а еще — какой-то новой тяжести в душе — душной, мечтательной, бесформенной.
Все в Светлане как-то стронулось с этого дня, было мучительно осознавать в себе нечто неподвластное, нечто, пробуждавшееся по ночам, наедине, а то и в самое неподходящее время. Она издергалась, стала порывистой, часто ненавидела себя до отвращения и все чаще замечала внимание парней и взрослых мужчин. Со всем этим свыкнуться было невозможно, невозможно, но ожидание чего-то неосознанного лишь усиливалось в ней.
