Кассандра Брук - Со всей любовью
Эстелла мастерица реплик под занавес.
Я знала, что сиеста протянется до позднего времени, а потому, едва дневная жара чуть спала, я отправилась прокатиться на машине на часок. Верх был опущен, воздух был полон пчел и птичьего пения. Я переехала через ручей, который шумел по камням между заводями, где из камышей выпрыгивали лягушки. В воде стояли лошади, хлестали хвостами и взирали на меня скорбными глазами. Повсюду вокруг вздымались пятнистые холмы, а в вышине парил орел. Было поразительно красиво и одиноко. Мне вдруг захотелось, чтобы здесь со мной был Пирс. Именно такие минуты и зацементировали наш брак, минуты, когда ничего не нужно было говорить. Я рассердилась. «Ну и дурак! – сказала я вслух, – ему же, может, никогда такого не выпадет». И если это сантименты, подумала я, то лучше они, чем быть умной.
Но ведь я никогда не верю Эстелле до конца. В ней слишком много теплоты, и она не может не любить то, что якобы презирает. По-своему, мне кажется, она завидует тому, что я чувствую к Пирсу, и вот почему она прилагает такие экстравагантные усилия, чтобы не понимать. Но какая женщина! Я воспроизвела подробно наш голый завтрак, чтобы набросать для тебя ее портрет в миниатюре. Она обладает неистощимой способностью развлекать и занимать, просто оставаясь сама собой. За обедом я рассказала о моем режиме во имя красоты и здоровья, и конечно, она засмеялась. «Но у вас же уже есть и то и другое, моя дорогая. Ну а упражнения – жизнь лучшее из упражнений. К чему развивать мускулатуру на зависть штангистам, когда вам требуется поднимать лишь бокал с вином?» И она снова наполнила мой. Способа объяснить не было, а потому я предоставила говорить ей – это она любит по-настоящему. Настроение у нее было созерцательное. В какой-то момент она спросила, не считаю ли я, что она растратила свою жизнь понапрасну. Вопрос был чисто риторический. «В таком случае, – продолжала она, – растрачивая ее, я получала огромное удовольствие и намерена поступать так и дальше». Я напомнила ей о миллионах, которые она собирала на благотворительность, о Legion d‘Honneur,[30] и т. д. «Honneur, – фыркнула она. – Тут было больше deshonneur:[31] я трахала главу государства. Ну а благотворительность, так большая часть пожертвований тоже растрачивается. В старину мы строили соборы, теперь подаем на помощь голодающим. Я знаю, что предпочла бы. Вот эпитафия для моей могильной плиты: «Эстелла, маркиза де Трухильо и Толедо, которая растратила свою жизнь понапрасну и радовалась этому».
Минуту спустя она уснула за столом. Мигель тихо унес ее из столовой. Было два часа утра.
А теперь утро почти миновало. У Эстеллы все спокойно. Быть может, в эту минуту она сосредоточила свое внимание на Иа-Иа и Тигре – какие философские открытия последуют сегодня? Боже, спаси нас, когда она доберется до Руальда Даля.
Мимо моего окна только что прохлопал крыльями аист, держа в клюве извивающееся лакомство, из тех, что миссис Унылая Сливовая Водка, вероятно, порекомендовала бы мне для здорового завтрака. Ну да ладно. Завтра меня ждет гимнастическая машина «наутилус» и с процентами!
А пока удачи с Томом и членистоногими.
Со всей любовью,
Рут.
Авенида де Сервантес 93 Мадрид 10 мая
Дорогой Гарри!
Жаль, что ты не будешь в свите президента, когда он на будущей неделе встретится здесь с лидерами ЕС. Но, естественно, я понимаю, твоя первейшая обязанность – утешать супругу сенатора, пока из-за международных дел он вынужден торчать в Европе. В подобных делах ты всегда был на редкость добросердечен.
Увы, мне еще не пришлось на личном опыте познакомиться с двойной ванной, но буду счастлив положиться на твои слова, что миссионерская поза в ней не рекомендуется.
Твой стихотворный опус на тему библиотекаршей показался мне изобретательным и в обычном твоем дурном вкусе. Да, кстати, неразрезанные страницы бывают только во французских книгах, а здесь Испания. И насколько мне известно, рассказ Мериме не называется «Партия в трахтрах», и действие «Партии в триктрак» в отличие от «Кармен» происходит не в Испании. Ангель же предпочитает серьезные книги и твердо намерена поступить в какой-нибудь университет, чтобы изучать историю искусства и сравнительные религии.
Нет, мое чувство юмора НЕ покидает меня всякий раз, когда я упоминаю о ней. Пожалуй, в будущем мне лучше о ней не упоминать вообще, поскольку твое чувство юмора ныряет в канализацию, стоит мне это сделать. И я бы хотел, чтобы ты прекратил называть ее моей «любовницей в пеленках». Ангель – взрослая самостоятельная женщина и категорически не моя любовница, как ты прекрасно знаешь.
Рут исчезла провести уик-энд со спившейся маркизой, оставив запакованным какой-то непонятный предмет с названием «Наутилус» на ярлыке. Это ведь какое-то глубоководное животное, обитающее в раковине? Для чего оно ей? Я со страхом жду вскрытия. Или в припадке энтузиазма она приобрела один из образчиков современной английской скульптуры, по поводу которых мне пришлось публично изливать восторги некоторое время тому назад? Вероятно, Рут решила, что я говорил от чистого сердца. Если так, то наш следующий званый обед должен быть повеселее последнего.
Мне придется приветствовать премьера, когда он прибудет на конференцию ЕС. Уповаю, что вопрос о Гибралтаре не всплывет, и обезьяны не послужат Рут темой для ее официальной беседы с ним. В обществе государственных мужей ее фантазия разыгрывается очень легко, а утихомиривается с трудом.
Жизнь в настоящий момент нелегка на нескольких фронтах. Я предвкушаю, как познакомлю Ангель с Эль Греко в Толедо, едва только это фанданго ЕС подойдет к концу. Она томится таким голодом по произведениям искусства, а для меня она сама одно из них.
Из чистого любопытства: как ты все-таки проделываешь это в ванне?
Всего наилучшего,
Пирс.
Отель «Портмеор» Сент-Айвс Корнуэлл 17 мая
Дорогая Сама Стройность!
Я противник здоровья. Я бы никогда не дожил до пятидесяти пяти, если бы следил за тем, что ем, и моим весом, и моим давлением, и количеством алкоголя, мною потребляемого; если бы жевал мультивитамины, бегал трусцой, грыз женьшень и экологически чистые овощи, а также приветствовал зарю йогой. Так с какой стати ты в нежном возрасте тридцати шести лет пала жертвой сокрушающих душу диет и упражнений? И не во имя великого дела, но для того лишь, чтобы вернуть себе сердце мужа, тебя недостойного на десять порядков? Почему ты просто не оставишь его предаваться глупым грезам и не насладишься свободой, на которой, впрочем, всегда настаивала, а затем не подашь ему носовой платок утереть слезы, когда его грезы пойдут прахом?
