Марианн Кейс - Каникулы Рейчел
– Семь дней. Черт!
А потом она заговорила. По-настоящему заговорила. Я-то думала, моя неудачная реплика о Крисе де Бурге положила конец нашему диалогу, а ничего другого я и не желала. Но она вдруг на моих глазах превратилась в этакую вечную батарейку «Дюрасел». Оказалось, вся эта чушь про мужа и ванные комнаты была только разминкой. Она просто выжидала. А теперь, послушная какому-то лишь ей понятному сигналу, ринулась вперед. На полной скорости, не щадя двигателей. Она безжалостно жала на газ, давила на педаль.
Суть страстного и горького монолога Чаки сводилась к тому, что никому нельзя доверять. Начиная с гинекологов и разносчиков молока и кончая мужьями. Мужьям – особенно. Через несколько минут меня уже мутило от этого потока:
– …я сказала ему, что две пинты молока мне во вторник ни к чему, потому что нас с Дерьмотом не будет весь день… (конфликт с разносчиком молока).
– …И как же я теперь могу позволить ему запускать руку мне под юбку, если больше ему не доверяю?.. (оказалось, что у ее гинеколога роман с одной из ее подруг).
– …У меня до сих пор в голове не укладывается, как он мог поместить меня сюда! Как он мог!.. (опять о Дерьмоте).
– …Я просто содрогаюсь при мысли о том, сколько раз раздевалась в его присутствии… (по-моему.
речь опять о гинекологе. Хотя позже я узнала о Чаки нечто такое, что позволило мне предположить, что речь шла о разносчике молока).
В какой-то момент мне просто стало дурно, и я совсем запуталась в ее рассуждениях. Мне очень хотелось потерять сознание, и я временами отключалась, но всякий раз, вынырнув на поверхность, обнаруживала, что она все еще говорит.
– …И он приносит мне две пинты сливок! А мы с Дерьмотом пьем только снятое молоко. Надо же заботиться о своем здоровье, правда? (снова разносчик молока).
– …Теперь мне все время кажется, что он смотрит на меня похотливым взглядом… (либо гинеколог, либо Дерьмот. Хотя вряд ли все-таки Дерьмот).
– …Что я такого сделала, чтобы меня упрятать сюда? Как он только мог! (точно, Дерьмот!).
– …А он мне говорит, что он тут ни при чем, что все счета выдает компьютер. А я ему – не разговаривайте со мной таким тоном, молодой человек… (возможно, разносчик молока).
– …Они были на шесть дюймов короче, чем надо. И. естественно, я отказалась Платить… (понятия не имею, о чем это она).
Чаки все говорила и говорила. Я слушала ее, прижавшись спиной к спинке кровати, как будто меня вращали в центрифуге. Интересно, я выглядела так же ужасно, как чувствовала себя? Я только молча кивала, говорить уже не могла. Впрочем, этого и не требовалось: она уже не останавливалась даже для того, чтобы перевести дух.
Может быть, от того, что у меня был долгий и трудный день и я очень устала, – только я вдруг почувствовала, что ненавижу ее. Честное слово, я прекрасно понимала Дермота, который поместил ее в Клойстерс. Будь Чаки моей женой, я бы с удовольствием упрятала ее в какое-нибудь лечебное учреждение. Пожалуй, я бы даже предпочла, чтобы она умерла. Я бы и деньги на киллера не стала тратить. Зачем отказывать в удовольствии себе?
Наконец мне удалось оторвать себя от ее кровати. Я решила все-таки немного поспать. Но мне вовсе не хотелось раздеваться в ее присутствии. Раздеваться перед женщиной – все равно что перед Адамом. Хотя, если вспомнить, что Адамом звали любовника моей сестры Клер, то сравнение выходило неудачное. Между Чаки и Адамом была огромная разница. Я бы с удовольствием пожила в одной комнате с Адамом. У него был рост около восьми футов десяти дюймов. Он был такой красавец, что уписаться можно, и Клер уже обещала мне, что когда она умрет, Адам достанется мне.
Пока я, извиваясь, вползала в мамину ночную рубашку, стараясь, чтобы Чаки не увидела ни одного дюйма моей плоти, она заметила голосом школьной учительницы:
– Да у тебя целлюлит! В твоем возрасте, Рейчел, нельзя оставлять такие вещи без внимания.
Я покраснела, как рак, и забралась на свою узкую кровать.
– Поговори с Дерьмотом. Он тебе все поправит, – сказала она.
– Что? – Я была просто в шоке.
Что она за женщина такая? Предлагает своего мужа другой женщине в качестве средства от целлюлита!
– У Дерьмота салон красоты, – пояснила она. Это круто меняло дело. И вдобавок объясняло, как ей удается так великолепно выглядеть.
– Да, он владелец салона красоты, – продолжала щебетать она. – То есть, вернее, мы – владельцы салона красоты. Как говорит Дерьмот, «целлюлит – это избыток денег в организме». – Ее лицо внезапно помрачнело. – Ублюдок! – прошипела она.
Чаки вовсе не стеснялась раздеваться при мне. Она прямо-таки демонстрировала себя. Я очень старалась не смотреть, но тщетно – она стояла в трусиках и лифчике гораздо дольше, чем это было необходимо, чтобы переодеться. Приходилось признать, что она в очень неплохой форме. Кожа, конечно, уже чуть-чуть дряблая, но только чуть-чуть. Хвастается, поняла я, и стиснула зубы от злости. Я призывала смерть и разрушения на ее голову и стройные загорелые ляжки.
Макияж она снимала не меньше часа – осторожные прикосновения к лицу кончиками пальцев, постукивания, поглаживания, легкий массаж. Я-то, когда решаю снять с лица сразу все, просто швыряю на него очищающий крем, как гончар кидает кусок мягкой глины на гончарный круг, и делаю ладонью круговые движения, как будто мою окно. А потом вытираю лицо ватным тампоном.
Я отчаянно хотела спать. На сегодня с меня хватит, подумала я, честное слово, довольно! Пожалуйста, дайте мне забыться хотя бы на время. Как же, даст она! Чаки продолжала говорить даже когда я сделала попытку спрятаться за книгу Реймонда Карвера. Я взяла ее с собой только потому, что мне когда-то дал ее Люк. Но могла же я, в конце концов, захотеть почитать книгу!
И даже когда я с головой укрылась одеялом (колючим и странно пахнущим) и притворилась, что сплю, она все равно не замолчала. Я попыталась не обращать на нее внимания, дышать ровно, глубоко и ритмично. Тогда она спросила: «Рейчел, Рейчел, ты спишь?» Когда я не отозвалась, она потрясла меня за плечо и довольно грубо сказала: «Рейчел! Ты спишь?»
Это было ужасно. Я была готова разрыдаться от усталости и отчаяния. Я чувствовала себя тонким стеклышком, попавшим под тяжелый пресс.
О, если бы только она заткнулась! Во мне закипала дикая злоба. Я так злилась, что должна была бы светиться в темноте от злости, и светилась бы, если бы она наконец погасила этот чертов свет!
И тогда… мне захотелось принять наркотик. Или лучше – двадцать наркотиков сразу! Я бы что угодно отдала за две пригоршни валиума. Или за таблетку снотворного. Или за героин. Да за что угодно! Принимаются любые предложения.
