Татьяна Турве - Если ты индиго
Дочка бренчала на своей ненаглядной гитаре, пристроив на старый, от души исцарапанный Гаврилой пюпитр растрепанные пухлые ноты. Мелодия была сильно похожа на «Нiч яка мiсячна» — хотя нет, что–то другое, иначе зачем ей ноты? На мать, как водится, ноль внимания… Марина уселась в неудобное широкое кресло напротив и, вздохнув, подперла щеку рукой, приготовилась слушать. От нечего делать принялась разглядывать акварельные рисунки на стене и сохнувшие на гвоздиках черные футболки с художественной росписью — вот этого увлечения она никогда не понимала… А на столе что делается — туши свет, кидай гранату! И ничего ж ей не скажешь, пропустит мимо ушей или с нахальной улыбкой назовет этот бедлам творческим беспорядком. Вольная художница нашлась!..
На последней Марининой мысли про бедлам с бардаком Янка сбилась, мелодия скомкалась и дочка с досадой заглушила струны ладонью. После чего ловко подцепила с захламленного компьютерного стола первый попавшийся журнал и с преувеличенным рвением принялась его изучать, сморщив от напряжения лесенкой лоб. Яснее ясного, что не читает, бездумно смотрит на какую–то аляповатую рекламу — выжидает, когда мать уйдет.
— Ну что, так и будем молчать? — Марина решила, что пора брать инициативу в свои руки: время–то не казенное! Дочь по–прежнему упорно избегала на нее смотреть, но внутренне как бы сжалась в тугой комок — значит, внимательно слушает.
Сосчитав мысленно до трех, чтоб не рубить сплеча, Марина встала и нервно зашагала по комнате (да что там говорить, по комнатушке — и шагу ступить негде!). И даже слова нужные попыталась подобрать, чего никогда обычно не делала:
— Я понимаю, ты обиделась, он твой отец. Но и меня пойми! Я же ради вас стараюсь, всю свою жизнь. Чтоб у тебя со Славой всё было, чтоб ты не в простую школу ходила, а в лицей! За который заплатить надо! Вон у тебя компьютер, одежек полный шифоньер — у меня ничего этого не было, а у тебя есть!
Дочка негромко пробормотала себе под нос, не поднимая головы:
— Зачем ты за него замуж выходила?
— Опять за рыбу грОши! Ты еще маленькая, тебе этого не понять…
— Да всё я понимаю! — Яна отбросила в сторону журнал и посмотрела на нее прямо в упор. — Если бы не ты, его бы кто–нибудь полюбил, была б нормальная семья!
— Да если бы не я, тебя б на свете не было!!! — у Марины и в мыслях не было так кричать, но разве можно на это спокойно реагировать?!
Янка стояла перед ней, упрямо задрав подбородок с Володькиной ямкой, словно маленький бесстрашный Мальчиш — Кибальчиш. И была похожа на Владимира, как никогда:
— На меня можешь кричать, так и быть, а его обижать я не позволю! И не позволю обсуждать за глаза с твоими подружками.
От ее грозного заявления Марину разобрал нервный смех:
— Ой, напугала! Ну и что ж ты сделаешь?
— Будешь нас грузить — уйду к бабушке!
Прозвучало ужасно глупо, с театральным надрывом, это во–первых, и наивно до предела, типа второсортной любительской пьесы. Это во–вторых. Яна прикусила язык, но было уже поздно: слово не воробей, раз уж вырвалось… Точь–в–точь, как в народном анекдоте: «Злые вы, уйду я от вас!» Сейчас мама начнет над ней насмехаться, будто над сопливым ребенком — вряд ли, чтоб такой случай пропустила! Жертва ведь сама по глупости подставилась…
«А вот это она зря! — вспыхнула от негодования Марина. — Знает же, паршивка, что у нас со свекровью–свекром вооруженный до зубов нейтралитет! Шантажирует… Ну что ж, напросилась!»
— Ты смотри, какая смелая! Куда ж ты уйдешь от своего компьютера, книжек с одежками? С собой–то всё не заберешь!
— Перебьюсь! — небрежно бросила Янка через плечо и, конечно же, направилась к двери, забыв про свой журнал. На выходе едва не столкнулась с отцом: переживает, значит, папочка, прибежал проверить!..
Володя с первой же секунды оценил ситуацию: стоят друг напротив друга, стенка на стенку:
— М–да–а, в воздухе чувствовалась напряженность… — он слегка подтолкнул дочку в спину, не давая ей сказать ни слова: — Пошли чай пить.
Они шли по длинному, узкому и оттого вечно темному коридору, Яне он всегда казался бесконечным. А вслед пулеметной очередью неслись беспорядочные мамины слова:
— Родила ее, вырастила, и вот благодарность!..
Владимир на ходу обнял Янку за плечи, как бы говоря: мужайся, дочка! Это добило Марину окончательно:
— Если б отец не плавал, где бы ты сейчас была! Конечно, так она умная, на всем готовом! Жила бы в общежитии!!!
В своем любимом пятнистом халате она смотрелась, как маленькая разъяренная пантера. Или нет, скорей тигрица, не зря же она родилась в год Тигра…
После чая с бабушкиным земляничным вареньем из припрятанной на зиму банки Янка немного отошла. Улыбаться, правда, всё равно не начала, хоть как Володя ни старался ее рассмешить, зато разгладилась упрямая и всем на свете недовольная складка между бровями. Не захотела ему рассказать, что там у них сегодня стряслось, развела партизанщину… Ну ничего, может, попозже оттает и выложит всё начистую, как в детстве. Ах да, он ведь обещал, что воскресенье проведут вместе, вот незадача! Володя виновато почесал в затылке, с напряжением пытаясь сообразить, как бы выйти из этой некрасивой ситуации:
— Завтра погулять не получится, я буду занят.
Она помрачнела еще больше — упрямая складочка, казалось, вот–вот была готова опять объявиться на свет Божий.
— Может, посреди недели… Я постараюсь, — фальшивым голосом проговорил Владимир, внутренне сам от себя содрогаясь. Вот ведь положеньице: «Мужик сказал — мужик сделал!» Яна насупленно молчала, с пристальным вниманием изучая легкомысленные щекастые овощи на германской клеенке: — Обиделась на меня?
Дочка неопределенно дернула худеньким (даже под вязаным домашним свитером) плечом и скупо обронила:
— Не на тебя.
— Уже легче! — Володя легонько шелкнул ее по носу, малая нехотя улыбнулась, всем своим видом показывая: ладно уж, всё равно ведь не отстанет…
Ночью Володя долго не мог уснуть, всё смотрел в окно, усыпанное крупными огоньками ночных окон, пока они не начали одно за другим гаснуть. Затем расхаживал по комнате взад–вперед — в этом смысле повезло, что они с Мариной спят врозь, уже и не вспомнишь, сколько лет… Назвать это семьей язык не поворачивается, кого он пытается обмануть? Смертельно хотелось кофе, но для этого нужно идти через всю квартиру на кухню и включать свет, рискуя всех перебудить. Ему стало от самого себя противно: рывком распахнул дверь (та вызывающе громко в сонной тишине скрипнула) и направился прямо на кухню, из какой–то бессмысленной бравады нарочно топая ногами: «Проснется Янка — посидим пополуночничаем! А проснется Марина…»
