Рита Херрон - Азбука любви
Избегая смотреть на Гейба, она пошла к двери.
Часто во время особенно шумного дня Кейси мечтала, чтобы вдруг наступила хоть минута тишины. Но молчание, царившее в машине на пути домой, не успокаивало, а терзало душу. Гейб был обижен и сердит, и она не знала, что оттолкнет его больше – правда о ее жизни или молчание. Она любила его. То, что он способен заботиться о чужом ребенке, поразило ее и придало чувству новую глубину. Его поведение значило для нее больше, чем слова или самые романтические подарки. Он такой замечательный. А что она может предложить взамен? Трэвиса с его требованием денег? А вдруг Гейб согласится, что Генри лучше жить со своим биологическим отцом?
Гейб остановил машину и, прежде чем она успела возразить, взял мальчика на руки и пошел с ним к дому. Кейси плелась следом, но на дорожке оба остановились, глядя на открытую дверь.
– Ты заперла дом, когда уходила?
– Кажется, да. – Страх холодом пробрался внутрь. Кто-то был в ее доме? А вдруг он еще там?
– Подержи его. – Гейб передал ей мальчика. – Я пойду проверю. Услышишь шум – уходи. Поняла?
– Да… Гейб, будь осторожен.
Ей казалось, прошла вечность, но вот он вернулся и сказал, что в доме никого нет.
Они уложили Генри в кроватку и вернулись в гостиную.
– Посмотри, что-нибудь пропало? Возможно, нам следует вызвать полицию, – сказал Гейб.
– Нет-нет, не нужно полицию! – Кейси побледнела – ей явно есть что скрывать, подумал он. Хотя, честно говоря, тоже не горел желанием видеть здесь полицейских.
Некоторое время девушка бродила по дому, заглядывая во все углы. Потом вернулась к нему и сказала:
– Я не совсем уверена… но, по-моему, все на месте. Не могу найти только черный шелковый шарф, который ты мне подарил.
– Где он лежал?
– На моей кровати. Но Генри мог спрятать его.
Гейб кивнул, от души надеясь, что так и есть. Кейси молча стояла в дверях гостиной, и, видя, что она не собирается ничего рассказывать, Гейб собрался уходить. Когда его пальцы коснулись дверной ручки, Кейси закрыла глаза. У порога он помедлил и, повернувшись, взглянул на нее. Лицо его было печально, а глаза, как два бездонных серых озера, были подернуты дымкой.
– Я хотел бы, чтобы ты доверяла мне… Если я понадоблюсь – позвони. Спокойной ночи.
Он повернулся и открыл дверь. Не в силах двинуться, Кейси смотрела на его широкую спину. Сейчас он уйдет, уйдет… Слова с трудом вырвались из сжатого спазмом горла:
– Я была им не нужна.
Решившись, она испугалась, не в силах терпеть его вопрошающий взгляд. Повернулась спиной и обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. Плечи болели – так хотелось почувствовать тепло его сильных рук. Кровь шумела в ушах, но она все же расслышала, что дверь закрылась, и вот он уже оказался рядом обнял за плечи, дыхание коснулось ее щеки.
– Твой отчим обидел тебя?
– Не так, как ты подумал. Но он был жесток, когда выбирал слова и наказания.
Что ж, раз он хочет знать, она скажет ему правду. И если он уйдет, она выживет. Как и прежде.
– Моя мама родила меня очень рано – в семнадцать лет. Она… не могла заботиться обо мне как следует и поместила меня в приют. Но разрешение на усыновление не дала, и я росла, переходя из одного детдома в другой, из одной временной семьи в другую. Когда мне было тринадцать, она взяла меня к себе.
– А твой отец?
– Я не знаю даже его имени. И не уверена, что мать знала, кто был мой отец.
Повисло молчание. Кейси с ужасом ждала, что он отодвинется, но Гейб только покрепче обнял ее, и она продолжала говорить:
– Мама вышла замуж за человека по имени Лу. Он был просто помешан на аккуратности. Все должно было лежать строго по порядку. Даже еда на тарелке.
– Дай-ка я догадаюсь, – пробормотал Гейб. – Он ел все овощи отдельно.
Кейси печально усмехнулась:
– Да… и ему не нравилось, что в доме все время находится ребенок, который разбрасывает вещи и устраивает беспорядок. Он все время орал на меня… часто выпроваживал из дома без обеда или завтрака. Мне приходилось по нескольку раз перемывать полы или посуду. И раскладывать вещи по местам аккуратными стопочками. А если получалось неровно, он все расшвыривал и заставлял начинать сначала.
– Ублюдок, – пробормотал Гейб, развернув Кейси лицом к себе и нежно поглаживая ее спину и плечи. Но она не могла успокоиться. Все дразнилки и презрительные прозвища, которыми ее награждали в школе, вновь зазвучали в ушах. Слезы потекли по лицу, она уткнулась носом в грудь Гейба, пачкая тушью его рубашку… Если так пойдет, то ему скоро придется существенно обновить гардероб.
– Бедная моя девочка, – пробормотал Гейб. – А что же твоя мать? Она не пыталась защитить тебя?
– Она все время просила меня быть хорошей девочкой, иначе он бросит ее. Я старалась, я очень старалась, но… ничего не выходило. Однажды ночью я услышала, как они ругаются из-за меня. Лу сказал, что больше не желает терпеть грязную девчонку в своем доме. И они решили, что завтра отошлют меня обратно в приют. И я убежала из дому.
– Куда?
В его голосе звучало подлинное участие, а когда она рассказывала про Лу, Кейси видела, как Гейб сжал зубы, а глаза стали почти черными от гнева. Но ведь он сердился не на нее! И все же дальше рассказывать не стоило.
– Я прибилась к дому, где было что-то вроде семьи-общины для трудных подростков. Там я встретила своих подруг – Рону и Джилл.
Гейб достал платок и осторожно вытер заплаканное лицо девушки. Потом поцеловал мокрые ресницы и щечки.
– Мне так жаль, что твоя жизнь была столь ужасна, – негромко сказал он. – Но я рад, что ты рассказала мне. Теперь я восхищаюсь тобой еще больше. Ты особенная…
– Я… нет, мне никогда не удавалось стать как другие – хорошей и…
Гейб прижал палец к ее губам:
– Никогда больше не говори таких глупостей. Ты прекрасная, ты самая замечательная. И ты всего достигла сама, преодолев столько трудностей в жизни. Я горжусь тобой!
Кейси пристально смотрела ему в глаза, пытаясь найти следы жалости или презрения.
– Правда? – недоверчиво переспросила она. Неужели Гейб и вправду считает, что она достаточно хороша для него? Честно говоря, она боялась, что рассказ о ее прошлом заставит человека с его воспитанием брезгливо поморщиться и отправиться на поиски женщины своего круга. Но Гейб и не думал отталкивать ее.
– Еще как горжусь, – повторил он. – И я хочу тебя… Больше чем когда-либо.
Он приник к ее губам, и у Кейси закружилась голова. Печальное прошлое, множество дней и ночей, наполненных одиночеством, – все кануло в вечность, словно в ее душе распахнулись окна и туда хлынул солнечный свет. Кейси вернула поцелуй и, позабыв робость, ответила:
