Алена Левински - Изменяю по средам
– Не ногами он хочет поболтать…
– Мань, – Варька проникновенно посмотрела мне в глаза, – ну согласись, что он с жиру бесится.
– С жиру, – охотно согласилась я.
– Поругайся с ним.
– Не могу, я пыталась. Понимаешь, я знаю, что он будет все отрицать, а у меня нет прямых и неопровержимых доказательств. Таких, чтобы в лоб – и ни слова не мог возразить!
– Тебе нужны доказательства? Добудь их!
– Как? Мне что, за ним следить?
– Гм… Интересная мысль, – задумалась Варвара. – А что тебе мешает? Морально-этические принципы?
– Нет, – пожала я плечами. – Опыта нет, да и неудобно как-то.
– Неудобно спать на потолке, потому что одеяло падает, – сказала Варька, доставая мобильник. – Надо няне позвонить, спросить забрала она Каринку из сада или нет.
Варя воспитывала дочь одна, это был сознательный выбор. Кроме самой Вари, никто не знал – если, конечно, она знала, – кто Каринкин отец. Даже для нас, лучших подружек, меня и Катьки, эта тема в присутствии Варвары была запретной и не подлежала обсуждению.
– Как у тебя на работе дела? – поинтересовалась Варька, прижав телефон к уху.
– Нормально. Кошка вот недавно родила возле редакции.
– Да? Кстати, а как там Катерина? Ты ей давно звонила?
– Давно. Она тоже родить уж должна…
– Але? – закричала Варя в трубку. – Наталья Ивановна, что к трубке так долго не подходите? Как Карина?
Дома – покой и вечерняя нега. Свекровь накормила Антона и Гришку жареной картошкой с котлетами. Теперь мальчики лежат на диване и смотрят художественный фильм «Три толстяка». Надо сказать, что я как правнучка кулаков все эти сказочки про революционэров не люблю. А эти двое смотрят внимательно и с удовольствием. Свекровь мирно отдыхает в своей комнате, призрак мертвой вороны сидит на старом серванте, тоже довольный и сытый моим раздражением.
– Тебе действительно это интересно? – спросила я Антона, кивнув на телевизор.
– Конечно! – возбужденно ответил муж. – Разве ты не понимаешь? Это одна из самых сексуальных сказок, это круче «Лолиты» Набокова!
– Бредишь? – ласково полюбопытствовала я.
– Олеша написал это, когда влюбился в десятиклассницу. Ты что, не знаешь биографии наших писателей, темнота? Посмотри, здесь же полно аллегорий… Кукла…. Девочка-кукла… Юная девственница, которая – кукла. Она ничего не может сделать, а ты с ней – все, что захочешь, потому что она фарфоровая… Потом она оживает – на ее место приходит маленькая циркачка. А потом этот доктор Гаспар… Ну, ты, я надеюсь, понимаешь, что в этом герое Олеша изобразил себя. Доктор Гаспар чинит куклу, копается в ее теле. А потом… Потом кукла появляется опять, смятая, грязная, растерзанная…
Глаза мужа горят, волосы всклокочены, сам – с голой волосатой грудью и в добрых семейных трусах с цветочками.
– Антон, тебе нужно показаться специалисту…
Муж обиделся и замолчал.
Мы знакомы семь лет, почти столько же – в браке. У нас все было хорошо, все шло по плану: знакомство, страсть, любовь, брак, ребенок. Причем не по заранее намеченному плану, а сама судьба сделала все так, как надо. И что теперь? Что вообще бывает в таких случаях? Впрочем, какая разница… Кто учится на чужих ошибках? Я таких не видела ни разу. Так что кукла наследника Тутти станет раз за разом ломать свою пружину, и глупо, нарочито механически будет поднимать тонкие ручки Суок. Все дуры, все до одной. И куклы, и девочки, и Олеша тоже… Такого понаписать!
Призрак дохлой вороны раздулся, пузо стало огромное, лапы – как пальцы больного застарелой водянкой, глазок мертвых не видно.
Пойду-ка я лучше креветок сварю, а то так и поругаться недолго.
В коридоре висит зеленая куртка Антона, вся в карманах, в застежках, в молниях. А на табурете возле обувных полок стоит квадратная сумка из жесткой кожи на длинной широкой ручке. Застегнута на два замка – скрывает, поди, что-то. Вещественные доказательства, например.
Я тихонько притворила дверь в большую комнату, откуда доносились крики революционеров, штурмующих замок правителей с избыточным весом. Прислушалась: что там в комнате свекрови? Все было спокойно – тихое посапывание учительницы, утомленной криминальной сводкой «Московского комсомольца». Я подкралась к Антоновой куртке и запустила руку в левый карман. Нащупала связки ключей: от квартиры, от машины… Рабочий пропуск, закатанный в ламинант, скомканная бумажка. Вытащила, развернула: чек из супермаркета – сосиски, сок, кефир… Сердце стучало как безумное.
– Папа, я тоже хочу торт с шариками, – послышался Гришкин голос из комнаты.
Я быстро повернула куртку и проникла в правый карман. Липкий леденец в разорванной бумажке. Старый, наверное.
Ну и где вещественные? Есть еще внутренний карман, слева на груди. Что это? Плотная квадратная бумажка, скользкая, странная на ощупь. Ба, да это же презерватив! Когда мы ими в последний раз пользовались? Го д назад, еще до того, как я поставила спираль.
В голове помутилось. Я зажала улику в кулак и решительно направилась в комнату.
На экране освобожденный наследник влюбленными глазами пожирал худосочную циркачку, толпа рабочих и крестьян ликовала. Доктор Гаспар одухотворенно смотрел в будущее.
Гришка свернулся калачиком у папы на руках и дремал. Антон одним глазом смотрел в телевизор, у его ног громко мурлыкала рыжая сволочь, несанкционированно пробравшаяся в комнату.
Я уже приготовилась сказать какую-нибудь гадость, только слова искала побольнее, пожестче, как зазвонил телефон.
– Маша! – раздался истерический крик в трубке. – Маша! Катя! Катя!
– Але, кто это?
– Маша!!! Катя!!! Сегодня!!! Мальчик!
И в трубке заплакал мужчина. Это был Димка, Катюхин муж, из самого города Гольхема, что в три избы, близ милого каждому истинному немцу Штутгарта. Я села на пол. Перехватило дыхание.
– Что случилось? – Антон испуганно уставился на меня.
– Катька… – прошептала я сквозь слезы.
– Что?! – Антон вскочил.
– Родила…
– Тьфу ты! Нельзя ж так пугать. Ну и слава Бог у, что родила.
А потом Димка, сбиваясь и рыдая от счастья, рассказал, что сегодня в половине десятого утра, не успев порадоваться, как это оно – с эпидуральной анестезией, Катя родила мальчика. Мальчик здоровый – 3,400 кг и 50 см. Красивый, со щеками. Катька чувствует себя хорошо. А он сам зеленый весь и руки трясутся.
Ничего, оклемается, перенервничал просто. Рожать с женой – это не шутки, это для сильных мужчин.
Время для человека, который не рожает, летит быстро, и день его наполнен всякой ерундой: противным писком будильника, запахом сбежавшего кофе, ароматом слойки с лимоном, ощущением того, что ничего не успеваешь, дурными мыслями и подозрениями, диалогом с призраком дохлой вороны.
