Михаил Грушевский - 50 оттенков блондина
Свингеры
Кое-кто из одноклассников очень рано созрел. Учителя шептались об этом, а мы не понимали, в чем дело, и пытались продолжать все вместе «играть» на переменках в глупые детские игры типа «резиночки». Каково же было всеобщее удивление, когда наш товарищ по фамилии Козлов, будучи тринадцати лет от роду, обрюхатил двух деревенских девушек во время летнего отдыха на бабушкиной даче. А когда их разгневанные предки пришли разбираться, выяснилось, что Козлов выдавал себя за девятнадцатилетнего.
Впрочем, как только двойной инцидент был улажен, парень ушел из дома и стал жить с взрослой девушкой! Когда за ним явились родители, чтобы вернуть непутевое чадо в лоно семьи, он открыл дверь с бутылкой пива и сигаретой в зубах: «Все в порядке! Я просто созрел! Вырос!» Домой Козлов так и не вернулся. А мы получили повод для размышлений: оказывается, детство подходит к концу! Вскоре оно окончилось и у других одноклассников.
Лида и Лешка учились со мной с первого класса, а в десятом уже поженились. Когда все штурмовали приемные комиссии вузов, Лида рожала Лешке девочку. «Акселераты!» – полупрезрительно шептали друг другу родители, а мы бежали рыться в словаре. Было удивительно, что неологизм имеет прямое отношение к моему приятелю и его молодой жене – девочке, которая нравилась мне в шес том классе… «Учиться нужно! Если уж так невмоготу, могли бы ограничиться абортом!» – неслось им вслед. В словаре никто не рылся, об абортах мы были наслышаны. Лешка с Лидой талмудов не листали, ничем таким не заморачивались. Они просто любили друг друга и не обращали внимания на страшный суд соседей. Потом их следы затерялись, и нахлынувшая взрослая жизнь заставила меня забыть о существовании рано созревших товарищей детства.
Каково же было мое удивление, когда в пестрой толпе туристов, разгуливавших по залитому солнцем Лондону, я вдруг нос к носу столкнулся с Лидой! С последней встречи прошло десять лет, но я узнал ее сразу. Не то чтобы она совсем не изменилась, просто гадкий утенок превратился в молодую, по-западному ухоженную женщину. Оказалось, почти сразу после рождения дочери Лешка вывез молодую семью на запад. Сначала это был традиционный Израиль. А семь лет назад семья обосновалась в столице Великобритании. Далее полился рассказ о не менее удачном бизнесе. Я уже несколько подустал поздравлять Лиду с удачным браком и искал повод закончить затянувшуюся встречу. Но вдруг выражение ее лица стало таким знакомо-детским, что я выпалил: «Лидка, ты мне всегда очень нравилась. Честное слово! И я так рад за вас с Лешкой!» Женщина не нашла логики в этом заявлении и лишь спросила, как сложилась моя семейная жизнь. Похвастаться было нечем, и я развел руками. «А давай вечером куда-нибудь сходим! Я тут знаю такое место, держу пари, ты ничего подобного не пробовал!» – загадочно улыбнулась она. Я, решив, что речь идет о некой изысканной кухне, с восторгом согласился. Мы договорились о встрече, и Лида испарилась.
Мои сборы в ресторан напоминали подготовку к первому балу Наташи Ростовой. Я два раза принял душ, перемерил пять костюмов и восемь галстуков, забежал в парикмахерскую, после чего купил Лиде цветы и поймал такси. Мой английский вполне сносен, но когда таксист услышал название ресторана, где была назначена встреча с Лидой, он уставился на меня, как на зачумленного. «Сэр, вы уверены?» Да, я был уверен, что меня ждет встреча с Лешкой и его женой, намеревающимися угостить друга чем-то фантастическим. Если бы я знал, какое блюдо мне приготовили два с детства знакомых человека!
Такси остановилось у особняка, притаившегося в тени деревьев старого английского бульвара. Я позвонил и, как было условлено, назвал свое имя. Дверь отворилась, меня впустили внутрь. Интерьер напоминал дешевый бордель: стены, обитые вишневым плюшем, позолоченная мебель с завитушками. «Наверное, ресторан французской кухни!» – мелькнула спасительная мысль. Мысль тут же исчезла, потому что навстречу вышла полуодетая горничная. Она улыбнулась и предложила проводить в кабинет. Девочка, которая так нравилась мне в шестом классе, ожидала в легком халатике, полулежа на небольшом диванчике. «Лида!» – только и смог вымолвить я. Она лишь улыбнулась. Я присел на край дивана (бежать было бы уж совсем глупо!) в ожидании рассказа о том, как Лешка ее оставил, как она несчастна и как я ей тоже раньше нравился. Рука Лиды скользнула по шее. Мягкость моего характера вам уже хорошо известна. Поцелуй Лиды, почти профессиональный, не возбуждал. Я сидел и ждал, когда это закончится. А в тот самый момент, когда наши губы соединились, в кабинет вдруг вошел Лешка.
Несмотря на идиотизм ситуации, я был действительно рад его видеть, поэтому подскочил и обнял друга. Лида, нимало не смутившись, поднялась с дивана и сбросила балахончик. «Миш, ну не дуйся! – проворковала она. – Ты что, хотел, чтобы я с места в карьер призналась, что мы свингеры? Ну, раздевайся, ты мне тоже нравился в шестом классе!» Я остолбенел. Лешка прыснул: «Давай! Чего ты застыл?» И протянул руку к моему галстуку. Мое оцепенение как рукой сняло. Я выскочил из кабинета и, пробравшись по коридору, уже заполненному полуголыми и полупьяными людьми, тискающими все и вся, выбрался наружу.
Под утро зазвонил телефон. Это была Лида, получившая накануне мою визитную карточку. Она твердила, что вряд ли мне захочется ее увидеть, но объясниться необходимо. В качестве компенсации морального ущерба Лешка с Лидой (они уже были зачем-то официально разведены!) предложили мне фиктивный брак и выезд за рубеж. «По дружбе возьмем за вход всего десять тысяч евро…» Я выслушал ее и принялся собирать вещи.
Пару часов спустя я сидел в самолете и размышлял на свою любимую тему. Она звучит так – «Что с нами делает время?». Я не искал объяснения произошедшему накануне. В то время каждый жил как хочет не только в Лондоне, но уже и в нашей стране. А может, я и вправду им обоим нравился? Но я-то свингером становиться не собирался, само слово узнал только в эту ночь. Я еще толком не знал, в чем тут дело. Но кто я такой, чтобы судить Лешку, который однажды предложил жене жить не вдвоем, а втроем? И можно ли судить Лиду, которая испугалась перспективы вдали от родины остаться матерью-одиночкой и согласилась на это? И что можно сказать о девочке, которую на супружеском ложе друзей заменила другая девочка, третья, а потом и мальчик… Почему интимная жизнь перестала быть интимной? Угасло чувство моих друзей или подверглось чудовищной трансформации?
Свин-гер-ство… Что это вообще – высшая степень доверия друг к другу, извращенное проявление любви или крайняя точка циниз ма? Я убрал из непривыч ного слова средний слог. По сути, получилось то же самое, но до боли знакомое существительное. Свин-ство.
