Вирджиния Эндрюс - Все, что блестит
«Я знаю, что Бо видит во мне тебя, и меня это должно было бы раздражать, но потом я думаю, а почему бы не использовать его любовь к тебе, чтобы завоевать его вновь? Это забавно».
В следующей открытке, однако, она писала:
Думаю, теперь с уверенностью могу сказать, что Бо постепенно влюбляется в меня не только потому, что я похожа на тебя, а потому что… я – это я! Ну разве не здорово?
Через неделю она написала, что Бо больше не задает ей вопросов обо мне.
Он наконец смирился, что ты замужем и ушла из его жизни. Но конечно, сейчас это не имеет никакого значения. Теперь ему есть к чему стремиться, когда я снова рядом.
Toujours amour,
Твоя сестра Жизель
Я никогда не показывала Полю ни одну из этих открыток. Прочитав, хотя и понимала, что не надо этого делать, я рвала их и выбрасывала. А потом часами приходила в себя.
Но день свадьбы Жанны приближался, и забот у меня становилось все больше. Приглашено было триста гостей. Люди ехали из Нью-Йорка и Калифорнии. Конечно, кроме друзей и родственников пригласили всех, кто был важен для нефтяного бизнеса и консервного завода.
На свадьбу выдался прекрасный день: теплый, чуть влажный, с ясно-голубым небом и белоснежными барашками облаков. С самого рассвета в Кипарисовой роще кипела работа. Я чувствовала себя королевой муравейника: так много людей сновало вокруг.
Первыми прибыли отец Раш и хор. Многие еще не видели Кипарисовую рощу и делились восторженными впечатлениями. Поль сиял от гордости и счастья. Мы все принарядились и начали встречать гостей, многие из которых прибыли на лимузинах. Через некоторое время на нашей дорожке выстроилась целая вереница машин. Мужчины были одеты в такседо, а женщины блистали туалетами по последней моде. Я подумала, что мы ослепнем от блеска бриллиантов и золота в лучах полуденного солнца.
Я предоставила Жанне свою спальню, а Поль свою – Джеймсу.
Конечно, были соблюдены традиции, и Джеймс не видел невесту, пока она не выплыла через французские двери в патио под первые звуки «Вот идет невеста». До официальной церемонии отец Раш совершил службу, и хор спел гимны. Под навесом, богато украшенным цветами, Жанна и Джеймс произнесли свои клятвы.
«Как отличается эта церемония от моей», – подумала я печально. Они произносили свои клятвы при свете дня перед лицом сотен людей без стыда, страха, чувства вины. Когда они повернулись и их стати осыпать рисом, их улыбающиеся лица были полны радостным предчувствием счастья и восторга. Если и были в их сердцах тайные страхи, их заглушила и прогнала прочь большая любовь.
Мне стало грустно и одиноко, я опустила глаза, чтобы скрыть слезы. Почему мне отказано в этой самой замечательной поре в жизни женщины или я сама себе в ней отказала? Почему темные нити зла сплели в бухте свою паутину и накинули ее на мою судьбу?
Однако времени для меланхолии не было. Заиграла музыка, закружились официанты с подносами, полными закусок, начались танцы. Нам нужно было сняться для семейного портрета, и на моем лице должна сиять улыбка. Один лишь Поль, у которого было второе чувство в отношении меня, смотрел тревожно, видя скрытую печаль за моим смехом и улыбками. Позже, когда праздник был в разгаре и музыка играла вовсю, он пригласил меня на танец и прошептал мне на ухо:
– Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе хотелось бы, чтобы и у тебя была такая свадьба. Извини.
– Это не твоя вина. Ты не должен извиняться.
– Мы устроим замечательную свадьбу для Перл, – пообещал он и поцеловал меня в щеку, тут музыка заиграла веселей, и мы все закружились в кейджунском танце «ту степ».
Праздник продолжался до ночи, еще долго после того, как Жанна и Джеймс отправились в свадебное путешествие. Перед тем как сесть в машину с надписью «Молодожены» и привязанными к бамперу консервными банками, Жанна увлекла меня в сторону.
– Я не знаю, как благодарить тебя, Руби. Благодаря тебе у меня получилась чудесная свадьба. Но самое главное – это твои советы и забота. Ты теперь действительно мне сестра, – проговорила она и обняла меня.
– Будь счастлива, – сказала я сквозь слезы радости. Она поспешила к своему молодому нетерпеливому мужу.
Наконец, в сумеречные предрассветные часы ушли последние гости, и рабочие приступили к уборке. Измученная, я поднялась к себе и рухнула в постель. Вскоре после того, как я погасила свет, я услышала, как Поль открывает дверь смежной комнаты. Я приоткрыла глаза и увидела его силуэт в дверном проеме.
– Руби! – прошептал он. – Ты спишь? Я не ответила, и он тяжело вздохнул.
– Я хотел бы, – сказал он, – чтобы у нас тоже был медовый месяц. Я хотел бы любить тебя свободно и по-настоящему.
Он постоял еще мгновение и тихо закрыл дверь, а я плотно сомкнула веки, не позволяя себе заплакать. Сон, лучший утешитель, вскоре милосердно сошел на меня и заглушил мои печали.
Через два дня я получила последнюю открытку с видом от Жизель. Она пришла уже после того, как они с Бо вернулись из Парижа. Она рассказывала мне об их планах. Бо возвращался в Новый Орлеан, чтобы поступить в медицинское училище, а она собиралась посещать колледж. Несмотря на ее низкую успеваемость в школе, Дафни как-то удалось это устроить. Она обещала, я бы даже сказала угрожала, навестить меня опять. Может быть… с Бо.
Меня бросило в дрожь от одной только мысли о таком визите. Я не могла себе представить, какими словами встречу его, если он когда-нибудь появится в Кипарисовой роще. Конечно, я бы сразу принесла ему Перл. Она уже ходит и говорит несколько слов. Ей нравится сидеть на коленях у миссис Флемминг в патио и отбивать ритм ключами. Все говорят, что она очень музыкальна.
Я закончила четыре картины из своей серии «Роман времен Конфедерации». Поль хотел, чтобы я выставила их в галерее в Новом Орлеане, но я еще не была готова расстаться с ними и боялась, что кто-то может их купить. А пока я писала пейзажи бухты и отправляла их в галерею Доминика – первую галерею, которая выставила и продала мои ранние работы.
Мы узнали, что пейзажи быстро распродаются. Не успевала я выставить картину, как ее уже покупали. Поль был в восторге и как-то привез даже одного критика посмотреть работы, сфотографировать студию и меня. Несколько месяцев спустя эта фотография появилась сначала в одном художественном журнале, а потом и в новоорлеанском «Таймс». После такой рекламы пришло новое письмо от Жизель.
…Дафни чуть не опрокинула себе на колени чашку с кофе, когда раскрыла газету и увидела твою фотографию. На Брюса это тоже произвело впечатление. Я не знаю, что подумал Бо: мы не говорили с ним об этом. Мы видимся почти каждый день. Думаю, он на грани того, чтобы подарить мне кольцо. Ты узнаешь первой. Может, это произойдет через неделю, а сегодня мы все едем на ранчо, где разводят лошадей, и Дафни пригласила Бо тоже.
