Джоанна Троллоп - Друзья и возлюбленные
— Кто этот…
— Тони? Мой деловой партнер. Без него я бы не смог купить дом.
Софи отстранилась.
— Он сказал «наш» сад.
— Правильно. Дом принадлежит нам обоим.
— Ты мне ничего о нем не говорил! — по-детски заявила Софи.
— Скоро ты и сама все узнаешь. Он очень хороший. Уже шесть лет реставрирует для меня разные вещи. Недавно у него умерла мать, и он решил вложить наследство в половину дома.
— Говоришь разумно, — грубо ответила она.
Фергус взял ее за руку.
— Зато ты — нисколько. Пойдем, я покажу тебе дом. Увидишь, сколько тут твоих фотографий. Смотри: даже здесь две.
Софи обернулась и увидела два снимка, сделанных в разное время. На одном ей было три, на втором семь. Странно было видеть их в этой чудной, удивительно знакомой лондонской гостиной. На обеих фотографиях она глупо улыбалась, еще не зная, что ее ждет.
— Кухня у нас на первом этаже, — сказал Фергус. — Дверь оттуда выходит в сад. Я живу на втором, а Тони на третьем — он все-таки моложе и подниматься ему легче. Мы подумываем завести кошку.
Софи промолчала. Она подошла к окну и увидела маленький садик, уже полностью устроенный. Посередине на вымощенной площадке стояли белый стол и четыре белых стула. За садиком было здание, похожее на гараж.
— Из-за него мы и купили этот дом. Мастерская для Тони, небольшой склад для меня. А какая здесь сигнализация! Стоит дороже, чем сами стены.
Не глядя на него, Софи буркнула:
— Ты тут как будто сто лет живешь!
— А что удивительного? Ты же знаешь, как я люблю красивые дома, красивую жизнь…
— Еще как знаю! — закричала она, резко обернувшись. — Уж мне-то не знать! После всего, что ты с нами сделал!!!
Фергус осторожно положил клубнику на стопку антикварных журналов.
— Послушай, Софи…
— И не говори со мной таким тоном!
— Софи, я ведь все тебе объяснил, — спокойно сказал он. — Если ты не хочешь меня слушать или понимать, дело твое. Но я очень доходчиво тебе объяснил, почему я ушел.
Вспыхнув, она подошла ближе и зашипела:
— А обо мне ты подумал?! Ты не имел права уходить! — Фергус не ответил. Его уверенный и строгий взгляд сменился огорченным и даже уязвимым. Воспользовавшись этим, Софи яростно продолжала: — Ты меня бросил! Все эти годы ты меня фотографировал, кормил завтраками, читал сказки, давал на карманные расходы и убеждал, что я могу на тебя положиться! А потом взял и бросил!
— Да не тебя я бросил! — не выдержав, воскликнул он.
— А получилось, что меня! Мне остались только плачущая мать, разруха, горе, опустевший дом и сломанная жизнь! Сам-то ты живешь, как хочешь, а я должна расхлебывать кашу! Я люблю маму, мне ее очень жалко, но я не могу ее успокаивать, потому что сама еле держусь! Да и с какой стати?! С какой стати я должна исправлять то, что ты натворил? Ты учил нас жить, настаивал на такой жизни, а потом просто хлопнул дверью — делайте что хотите! И теперь показываешь мне новый дом, знакомишь с каким-то Тони, словно это нормально, словно ты имеешь на это право!
Фергус попытался взять ее за руки, но она спрятала их за спину.
— Не смей!
— Я люблю тебя…
Он вдруг показался Софи старым, жалким и нисколько не стильным.
— Неужели?
— Да. Наверное, я никого так не любил и не полюблю. Ты всегда будешь во мне, как кровь или воздух. Я не хотел, чтобы все так получилось… и не ожидал. Почему-то я надеялся, что ты поймешь…
— А если пойму?! — закричала она. — Если я увижу маму твоими глазами, то как мне жить с ней дальше?!
Фергус кивнул.
— Это не помешает тебе думать самостоятельно, Софи. Ты просто должна уяснить, что между Джиной и мной не может быть гармонии. Мы несовместимы.
Из кухни в сад вышел Тони Тернер с бутылкой вина и тремя бокалами. Увидев Фергуса и Софи, он показал им бутылку и улыбнулся. В ответ Фергус поднял руку.
— Давай попробуем заново?
Софи первый раз за вечер схватила бусы.
— Это как?
— Ты высказала все, что хотела, и я очень серьезно тебя выслушал. Обещаю и впредь так делать. А сейчас давай на пару часиков забудем об этом?
Она сунула бусы в рот.
— Хорошо.
Фергус взял клубнику со стола.
— Тони тебе понравится, вот увидишь.
Они поужинали в саду, при свете особых свечей, отпугивающих насекомых. Фергус и Тони ели разные сорта салями, а для Софи отец испек специальный пирог со шпинатом, кедровыми орехами и нежным сыром. Еще было много вина, итальянского хлеба, салата рукколы и клубники, которую сервировали по-американски: с лимонным соком, коричневым сахаром и сметаной (Тони был наполовину американец). Фергус с Тони рассказывали о путешествиях и разных случаях — смешных и жутких — из жизни антикваров.
Софи тоже не молчала — они постоянно задавали ей вопросы и интересовались ее мнением.
— У моей дочери прекрасный вкус, — гордо произнес Фергус. — Уже в четыре года она отлично разбиралась в живописи.
— Что, правда? — улыбнулся Тони.
— Нисколько, — мрачно ответила Софи, еще не решив, принимать ли ей участие в этой игре.
После кофе, приготовленного в настоящей кофе-машине, Фергус повел дочь на второй этаж. Его спальня выходила окнами в сад и была полна вещей, которые Софи хотелось одновременно прижать к груди и расколотить. У изголовья кровати стояла ее фотография. На ней Софи была в свитере с капюшоном (подарок Лоренса и Хилари на прошлое Рождество), в котором она становилась похожа на беглую героиню какого-нибудь романа XVIII века.
За отцовской спальней располагалась маленькая бело-голубая ванная, очень чистая, а дальше еще одна спальня. Там почти ничего не было, кроме кровати, белого стула, зеркала в позолоченной раме и старинного столика с лампой.
— Это твоя комната, — сказала Фергус.
— Моя?
— Да. Я надеялся, что мы вместе ее обставим, поэтому тут так пусто. Не хотел начинать без тебя.
В спальне было прохладно и тихо, только с дороги доносился гул машин. Софи чуть не разревелась, и это было бы еще хуже, чем скандал, который она закатила три часа назад.
— Ох, Софи, моя милая Софи, пожалуйста, помоги мне, — отчаянно попросил Фергус.
— Не проси меня об этом.
— Но я вынужден…
— Не проси, потому что я не могу помочь даже себе.
Они помолчали.
— Ты права, — едва слышно произнес Фергус. И добавил уже увереннее: — Хочешь принять ванну?
— Да, только…
— Что?
— Посуду надо помыть.
— Мы с Тони помоем, не волнуйся.
— Хорошо.
— Софи…
— Да?
— Если ты будешь и дальше распалять свой гнев, мы не сможем поговорить.
— Меня убивают не твои слова, — стараясь держать себя в руках, промолвила Софи, — а твои поступки. Сначала постоянные ссоры с матерью, потом развод… Если бы ты просто говорил, мы бы еще жили вместе.
