Юлия Туманова - Дежа вю
Фифа тем временем зашла в купе, подбавив того самого высокомерия во взгляде. Надеялась, что, наткнувшись на него, Морозов не станет комментировать ее возвращение. Он стал. Но без ехидства, которое Тина предполагала.
— Не переживай, — сказал он. — Я сейчас вещи упакую обратно, а то уже разложил все, и попробую устроиться в другом вагоне.
Она посмотрела с недоверием. Морозов беспомощно развел руками.
— Прости.
— За что это еще? — без интереса спросила она.
— Что я тебя так раздражаю, — он попытался улыбнуться. — Я не нарочно, правда.
— Ты меня не раздражаешь. Давай не будем устраивать детский сад. Я вполне могу потерпеть твое присутствие пару дней. Жертвы ни к чему.
Повернувшись спиной, она стала раскладывать вещи. Олег нерешительно топтался на месте.
— Ты, и правда, очень изменилась.
Тина резко обернулась.
— Вот только без этого! Никаких экскурсов в прошлое, сравнений и сопоставлений! Сделай милость, притворись, что мы незнакомы.
— Попробую, — кивнул он, — тем более, что по большому счету так и есть.
ГЛАВА 18
Их разделяло чуть больше метра. И целая жизнь — разве можно назвать иначе тринадцать лет, в которые уложилось так много: понимание, что все между ними кончено, действенный наркоз повседневности, радости, проблемы, чужие ладони на плечах, счастье, разделенное с кем-то другим.
Он вспоминал, как приехал в Москву, приехал за ней, уверенный, что все можно исправить. В конце концов, ему не в чем было себя упрекнуть. Одним словом он мог открыть правду и вернуть свою Альку.
Дверь открыла мать.
— Ты зачем приехал? — неприветливо спросила она.
Олег растерялся. Катерина Андреевна знала все и уж точно понимала, что он не виноват. Он спасал ее дочь.
А теперь она сама спасала ее от него, только Олегу это было еще невдомек.
— Где Алька?
— На работе.
— Дайте мне адрес.
— Зачем?
— Вы что, издеваетесь? Я приехал за ней!
— Ей нельзя возвращаться!
— Я тоже не собираюсь возвращаться туда.
— Ты бросил ее, она не верит тебе, она только-только начала приходить в себя, у нее новая жизнь, новые друзья…
Конечно, в глубине души Катерина Андреевна жалела его. Но дочь было жаль еще больше. Еще неизвестно, что будет, когда Алька узнает правду. Нервы ее и так на пределе, и все это время она старательно воздвигала стену, за которой можно спрятаться, а теперь Олег хочет одним ударом ее сокрушить. Бедная девочка этого не вынесет.
И все-таки главным было другое. Мать больше всего на свете боялась, что Алька не простит ее — допустившую это вранье, эту боль.
— Уезжай, — сказала она Олегу, — у вас все равно ничего не получится.
— Вы не понимаете!..
— Это ты не понимаешь, — в голосе женщины звучала непривычная жестокость. — Она смирилась, успокоилась, у нее все впереди.
— Она любит меня, — упрямо произнес Олег.
Мать кивнула.
— Любит. Но не простит.
Это ее материнскому сердцу было ясно, что Олег — не виноват, что все было сделано ради Альки. Поняла бы это сама Алька — неизвестно. А мать всей душой благодарила бога за то, что этот мальчик не струсил, не смолчал, не подумал о себе. Возможно, он просто решил сыграть в опасную игру, но его мотивы Катерине Андреевне были не так важны. Главное — дочь в безопасности.
И вот, как живое напоминание того ужаса, Олег Морозов на пороге их квартиры. Московской квартиры, доставшейся после смерти тетушки.
И под тяжестью невнятной, но такой ощутимой беды благодарность стала лишней.
— Не ломай ее жизнь, Олег, — молила материнская любовь, которой наплевать на истину. Лишь бы осталось все, как есть. Время рассудит, залечит… — У нее все уже налаживается, хорошая работа, чудесный коллектив. Мальчик молодой за ней ухаживает, тоже из их компании.
Не было, не было мальчика, но ведь чего только не придумаешь ради спасения дочери! Мать искренне считала, что Олег — прошлое, которое нужно зачеркнуть окончательно.
И он позволил ей это сделать.
Как несколько месяцев назад Алька позволила убедить себя, что возвращаться в Новосибирск и выяснять отношения не нужно.
…Жалел ли Олег о том своем уходе? Что сделано, то сделано, но теперь-то он понимал, что не в мае, а именно тогда, на пороге московской квартиры, он отказался от нее. Словно расцепил объятия, смирившись с тем, что она и без него справится.
Она справилась, он это знал точно. Он издали наблюдал за тем, как она продвигалась по службе, заочно оканчивала институт, много лет встречалась с одним мужчиной — наблюдал с чувством облегчения, но и… тоски. Все-таки она сумела полюбить кого-то, кроме него.
Он видел ее, ставшую матерью детей другого мужчины. Потом — суровой начальницей, хозяйкой собственного рекламного агентства.
В очередной раз убедившись в том, что ее жизнь продолжается, он возвращался в свою. И вот она оказалась рядом.
— Давай поговорим, — сказал он, резко поднявшись с полки, — просто поговорим, о погоде, например. Слышишь?
Тина посмотрела на него поверх монитора, за которым успешно прятала лицо.
— Слышу, Морозов. Тебя тоже это угнетает, да?
— Что «это»?
— Молчание. Давай чаю попьем.
Голос у нее дрожал. Но надо же было что-то делать, невозможно в самом-то деле сидеть вот так в тишине!
— Я лучше кофе, — обрадовался он, — сейчас попрошу проводницу.
— И поесть притащи чего-нибудь, у меня с собой ни кусочка!
Олег успокоил:
— С голоду не помрем. Я часто езжу, так что запас еды продуман. Есть куча бутербродов, салаты и копченая курица размером со слона. А в термосе — борщ. Будешь борщ?
Тина нервно прыснула:
— А тарелки? Сервиз-то у тебя продуман?
— Вообще-то сервиз нам полагается бесплатный. Это же СВ, Алька!
Тьфу ты, черт! Алька! Кажется, он снова все испортил. Не говоря больше ни слова, не взглянув на нее, Олег быстро вышел за дверь.
Тина залпом допила минералку. Руки тряслись, и она облилась, конечно. Судорожно стиснув полотенце, стала вытирать мокрые пятна на блузке. Мельком в зеркале на двери перехватила собственное отражение. Полоумный взгляд, челка взъерошена, лихорадочные красные пятна по всему лицу.
— Так нельзя, — вслух сказала она.
Ситуация неприятная и нелепая, это точно. Но тебе тридцать два, ты — мать двоих детей, счастливая в супружестве женщина, уравновешенная, состоявшаяся личность.
Пойми, в конце концов, чего ты боишься. Себя? Его? Опасаешься, что не сдержишь обиды и накинешься на него с обвинениями?! Но какой в них теперь смысл?
Другая на твоем месте расслабилась бы и получала удовольствие. Любой женщине приятно встретиться с первой любовью, то есть, любой состоявшейся женщине. Вспомнить себя, молоденькую, восторженную, глупую, вспомнить его — того, что приняла за идеал, пусть впоследствии он и оказался недостойным. Сейчас-то ее жизнь сложилась. И почему бы не насладиться минутным возвращением в прошлое, не посмеяться или погрустить вместе, с высоты нынешней мудрости взирая на первый сердечный опыт, подивиться давним ошибкам — таким несуразным, недомолвкам, комплексам, обидам?..
