Александра Поттер - Мечтай осторожнее
— Предательство не так-то легко пережить, — огрызаюсь я. — Интересно, почему, когда мужчина ненавидит женщин, ему присваивают гордое звание женоненавистника, а если женщина ненавидит мужчин, то она цинична и обижена?
— Или лесбиянка.
Некоторое время мы молча обдумываем этот вариант.
— Козлы! — неожиданно выдает Джесс, испепеляя взглядом кассира в мужском обличье, будто он лично в ответе за вопиющую дискриминацию женщин.
Надо ее как-то утихомирить.
— Мне просто кажется, Джесс, что идеал у каждого свой. Вот, например, Камилла Паркер-Боулз… пардон, Виндзор. (Раз уж начала, приходится искать аргументы.) Для нее идеальный мужчина — принц Чарлз.
Джесс кривится.
— Она от него без ума! — добавляю для пущего эффекта.
Джесс корчится.
— Да одни его уши… — шепчет она, словно опасаясь, как бы нас не услышали во дворце.
— Вот и я о том же. А жена Робина Уильямса? У меня при одном взгляде на него депрессия начинается, а она, должно быть, его обожает.
— Робби Уильямс женат? — Девочка-подросток впереди нас оборачивается, на лице — потрясение.
— Я про актера. Ну, знаешь, — «Миссис Даутфайр», «Морк и Минди»[44]…
— Нану-у, нану-у… — кривляется Джесс, и на меня нападает смех.
— А Кэрри с ее Единственным и Неповторимым? — Я давлюсь от хохота. — Непостижимо. Она ведь могла захомутать Эйдена!
— Угу, угу, — одобрительно хмыкают женщины у нас за спиной.
Расплатившись кредиткой, Джесс поставила подписи в нужных местах, забрала покупки и запихнула чек в кошелек.
— Ну допустим… — Она берет меня под руку. — Если у каждой женщины свой идеал, то как выглядит твой? — И ухмыляется: — Мало ли что, вдруг я где его встречу?..
Что ж, подыграю. В раздумьях закусываю нижнюю губу.
— Само собой, симпатичный… Моногамен… — Мысленно пробегаю свой список под названием «Из чего сделан идеальный мужчина». Да-да, такой у меня тоже есть. — Терпеть не может спорт, любит Дайдо… Не разбрасывает по полу одежду, не оставляет сыр без упаковки в холодильнике, так что он засыхает и трескается… (Это даже прикольно, мне уже и самой нравится.) Не боится говорить о своих чувствах, не боится обязательств, не боится, если на то пошло, спросить дорогу, когда заблудится. Ему нравится держать меня за руку и ужинать при свечах. Его интересует не только то, что у меня под юбкой, он дарит мне цветы, причем не то уродство, что продают на автозаправках… Ах, ну да! И конечно же он влюблен в меня по уши!
Мы выходим из магазина и окунаемся в толкотню на Оксфорд-стрит.
— Ты главное забыла. — Джесс ловит взгляд идущего навстречу парня и одаривает его игривой улыбочкой.
— Правда? — Я озадачена. — И что?
Она шаловливо хихикает:
— Член в двадцать пять сантиметров!
Глава 14
— Двое охотников идут по лесу. Один валится на землю и не дышит. Второй в панике хватает сотовый, набирает «скорую»…
Гейб стоит перед большим зеркалом на двери шкафа в своей комнате. На нем футболка с эмблемой панк-группы «Рамонз», сверху черный пиджак, в углу рта незажженная сигарета. Он несколько секунд изучает себя в зеркале, примеряя разные выражения лица: задумчивое (голова наклонена, брови нахмурены), потрясенное (глаза выпучены, челюсть отвисла), огорченное (брови домиком, нижняя губа подрагивает). Со вздохом ссутуливается и подталкивает очки на носу повыше.
— Вот чертовщина. — Он чешет затылок. — Образ не вырисовывается.
Опять пробует те же гримаски, затем обращается к своему отражению.
— Короче, давай представим, что ты — это зрители, — тычет он себя пальцем в грудь. — А я — Джерри Сейнфелд[45]. — Смущенно улыбается. — Нет, лучше Денис Лири[46]. — Набычившись, долго смотрит в зеркало. — Так тебя и этак, херня гребаная, твою мать! — рычит он, выдвинув вперед челюсть и напрягшись всем телом.
И тут же вздыхает, поникнув разочарованно.
— Ну же, Гейб! Какой вариант смешнее? Никакой? Сразу все?
В изнеможении он скребет щетину на подбородке и неожиданно расплывается в широкой улыбке.
— Господи, да вот же! Вот что нужно!
Покрепче сжав в руке щетку для волос, которая служит ему микрофоном, он расставляет ноги на манер Элвиса и продолжает:
— Первый охотник кричит в трубку: «Мой друг умер! Что мне делать?» Оператор ему, очень спокойно: «Не волнуйтесь. Я помогу. Для начала надо удостовериться, что он действительно умер».
Рот Гейба кривится в улыбке. Он пытается сохранять серьезный вид, но все же разражается лошадиным ржанием. Вытирая глаза, упрекает себя:
— Габриэль Хоффман, ты офигительно смешной, но это серьезное дело. Тут нужна злость, надрыв, мрачная мина… Ну же, сосредоточься!
Откашлявшись, отбрасывает со лба челку песочного цвета, которая лезет ему в глаза.
— Пауза. Оператор слышит выстрел и голос охотника… — Гейб тоже выдерживает паузу для усиления комического эффекта и выдает ударную фразу: — «Теперь он точно помер. Дальше что?»
Какой кошмар.
Я наблюдаю за Гейбом из коридора через приоткрытую дверь и едва сдерживаю стон отвращения.
На Эдинбургском фестивале он провалится с треском. Погибнет на сцене на глазах у тысяч зрителей. Этот грозный вид, матерщина, попытки прикинуться крутым — ему все это попросту не идет. Гейб милый и добрый, он из Калифорнии! Он пьет соевое молоко, носит шлепанцы и занимается йогой. Он вообще никогда не злится, он спокоен, как растаман. А что за одежда? Пиджак поверх футболки с «Рамонз»? Избито. Куда девались его любимые рубашки диких расцветок и шлепанцы?
У меня сердце разрывается. Надо что-то сделать. Попытаться его остановить. Это все равно что отправлять человека на войну с водяным пистолетом…
Половица скрипит, и я срываюсь с места.
Ой-ой! Сейчас он выйдет из комнаты и поймет, что я подглядывала. Нет, Хизер, ты не подглядывала, ты только что вернулась домой после шопинга с Джесс и всего лишь проходила мимо его комнаты! Бросаюсь в ванную, пока меня не застукали.
Запираюсь и включаю воду. Наверняка что-то можно сделать. Да, я терпеть не могу эстрадных комиков, но Гейб мне симпатичен. Он хороший парень и даже умеет закрывать тюбик с зубной пастой! И тут слышу деликатный стук в дверь и голос Гейба:
— Хизер? Ты там?
— М-м… Да. Извини, тебе тоже сюда? Я на минутку.
Опасаясь разоблачения, вынимаю мыло из мыльницы и швыряю обратно — так сказать, добавляю реализма.
— Все нормально, не торопись. А потом выходи в сад.
«В сад?» — повторяю одними губами, уставившись в зеркало. К чему он клонит? Впрочем, что бы он ни задумал, хуже его шуток уже ничего не будет.
