Лора Флоранд - Француженки не играют по правилам
– Но ты выдернул его почти из ее рук…
– Я сделаю ей другой. Думаете, мне надо, чтобы вы указывали, как мне относиться к людям в моих кухнях?
Что с ней не так? Она медленно сжала руки в кулаки.
– И требовали, чтобы я баловал ее? Да я, если не сплю, только этим и занимаюсь, балую людей, исполняя их самые дикие желания.
Она терла стену кулаками. Ее сбивало с толку то, как точно он описал себя. И приводило в ужас то, как жадно хваталась она за надежду. Он хотел, чтобы люди были избалованы?
– Элли пробудет здесь весь день. Симон попросил меня позволить ей приехать. Ведь он и живет только ради того, чтобы доверху наполнять радостью ее маленькое ведерко. Я же делаю это, потому что мне нравится видеть, как она становится счастливой. Она знает, как ей повезло.
Почему общения с Элли Лейн «достаточно» для него, черт побери? Почему он любит делать ее счастливой?
– Ну, – Саммер попыталась напустить на себя легкомысленный вид, – ты внимателен к каждому ее желанию. Кому бы такое не понравилось?
Боже, его взгляд был таким острым и холодным. Ей хотелось уткнуться ему в грудь, чтобы укрыться от его глаз. Быть рядом с ним, но так, чтобы он не хотел причинить ей боль.
– Вам. А знаете, ваш отец прав относительно вас. Вы действительно бестолковая испорченная девчонка. Держитесь чертовски далеко от моих кухонь, Саммер Кори.
И Люк ушел.
Прошло много времени, прежде чем Саммер отделилась от стены и подошла к холодному окну, глядя на Эйфелеву башню. В свете серого дня башня была потрепана и лишена сил, но не сдавалась. Никогда.
Саммер плакала, сотрясаясь от рыданий. Она прижалась лбом к окну, и слезы текли по стеклу.
Надежда ушла.
Пришли воспоминания.
«Где ее няня? Мэй, займись ею. Она ведет себя как бестолковая избалованная девчонка. Разве она не может понять, что я занят очень важным делом?» – Она устраивает истерику, чтобы попытаться привлечь внимание родителей, и слышит: – «Ты ведешь себя как испорченный ребенок. Перестань егозить за столом и дай нам поговорить. Ты всего лишь избалованная девчонка. Мы столько всего даем тебе, так неужели ты не можешь потерпеть, когда я не могу уделять тебе больше внимания? Разве ты не понимаешь, что дети, живущие где-то далеко отсюда, будут голодать, если я приму неверное решение?»
Тогда ей было лет пять, но обвинения в ее испорченности со временем стали туманными. Возможно, тогда ей было четыре, или шесть, или даже семь лет от роду.
«Избалованная девчонка! Я уверен, отец дает ей все, что она захочет». Это уже школа-интернат. Саммер тринадцать лет, она едва умеет общаться с детьми ее возраста. Ее обучили производить впечатление на взрослых улыбкой, одеждой и манерами. Но при этом предоставили самой себе вместе с оравой изгнанных в интернат девочек. Многие были старше ее, но никто из них никогда не смог бы стать столь же богатой, как она.
Саммер начала сильно тереть лицо, чтобы избавиться от последних слезинок.
Ублюдок.
Выпрямив плечи, она очень глубоко вздохнула, чтобы заставить воспоминания уплыть от нее, оставив ее легкой, как шелк на ветру.
Но еще две слезы навернулись на глаза. Она не пыталась бороться с ними, а просто стояла, пока они катились по щекам.
Постепенно они высохли, ничего не оставив после себя.
Саммер схватила телефон.
– Я ненавижу тебя! – яростно прошипела она своему отцу. – Я. Ненавижу. Тебя.
– Саммер, ты оторвала меня от важной встречи, чтобы сказать это? – раздраженно спросил Сэм Кори. – Я думал, это что-то важное, касающееся отеля. И не смей так говорить со мной, – добавил он запоздало. – Я твой отец. Клянусь, твоя няня вконец испортила тебя.
– Я была счастлива с ней! Я твоя дочь.
– Да знаю я, что ты моя дочь. И поверь мне, не каждой девочке отец может купить ее любимый отель, когда пытается вытащить ее со свалки. Четыре года на каком-то богом забытом острове! У твоей матери чуть не случился сердечный приступ из-за того, как далеко ты позволила себе зайти.
– Когда я сказала тебе о проблемах, возникших из-за потери связи, разве не мог ты всего лишь дать денег? Просто потому, что я твоя дочь, а ты можешь себе это позволить. И это было бы по-настоящему хорошим поступком. Но нет. Тебе необходимо было вынудить меня хоть чем-то расплатиться за это. Ну неужели на все, что делаешь, ты смотришь как на сделку?
– Знаешь, у тебя слишком высокое мнение о себе, если ты думаешь, что три месяца твоей жизни стоят больше, чем спутниковая связь. Которую, между прочим, ты и сама могла бы оплатить, если бы гораздо больше внимания уделяла своим инвестициям, а не бездельничала последние четыре года, качаясь в чертовом гамаке. Господь всемогущий, мы и впрямь совсем испортили тебя. Но ты не сможешь всегда получать все даром, Саммер.
Резкая боль пронзила руку – Саммер впилась ногтями себе в кожу. Боже, она так не делала с тех пор, как была подростком. Тогда в школе-интернате ей навязали консультацию психолога. Он тоже решил, что она испорчена, отчаянно ищет внимания и не способна понять, какая у нее замечательная жизнь. Саммер схватилась за оконную раму и стала неотрывно смотреть на неуязвимую и стойкую Эйфелеву башню.
Глаза Саммер снова наполнились слезами.
Почему в любом «уравнении» она всегда была «нулем»?
– Просто сделай еще одну попытку, ради бога. – Было понятно, что она вывела отца из себя. – Ты же отлично знаешь, что способна сделать это. Вероятно, ты и сама удивилась бы своим результатам. Боже мой, помнишь, как ты анализировала P/E[65], когда тебе было всего пять лет? Мои друзья не могли прийти в себя от восторга. С твоими способностями ты даже могла бы унаследовать мой бизнес, а мне тогда не нужно было бы волноваться о чертовом зяте.
Да, за столом она могла сразить всех наповал. Отец, усмехаясь, поворачивался к ней во время беседы с бизнесменами и говорил: «Ну, давайте узнаем, что по этому поводу думает Саммер». И она торжественно спрашивала: «Но каково значение P/E, папа?»
Однако, несмотря на это, к концу бесконечно долгого ужина ей, как правило, удавалось потерять право на десерт.
Саммер засмеялась коротко и горько, и новые слезы покатились по ее щекам. Не получилось ли так, что через неделю после возвращения в Париж ей удалось изгнать себя из того единственного места, где она была почти счастлива, – из самой сердцевины того волшебства, где возникали те чудесные десерты?
Из того единственного места, где… она все еще была одинока, да. Но все остальное просто исчезало, когда она наблюдала за ним. У него было столь страстное лицо, и всюду, куда бы он ни повернулся, появлялись немыслимо прекрасные вещи, будто он был фокусником и показывал очередной трюк.
