Марина Полетика - Верю – не верю
Сначала сходила в книжный магазин, где работает Маша. Получала огромное удовольствие, прогуливаясь вдоль бесконечно длинных стеллажей и прислушиваясь к разговорам, которые продавец с бейджиком «Милова Мария» вела с покупателями. После чего пришла к выводу, что человек, много читающий и искренне увлеченный своей профессией, никак не может быть преступником, у него просто другой склад ума. Так из списка подозреваемых был мысленно вычеркнут пункт первый как наименее подходящий.
Еще она съездила в частную клинику, где работал Вадим. Полюбовалась на просторный, недавно отстроенный особняк с колоннами и портиком, видневшийся в конце уходящей вдаль аллеи. Но дальше тяжелых кованых ворот, возле которых красовалась табличка «Березовая роща», в Центр восстановительной медицины доктора Либермана ей проникнуть не удалось. И судя по тому, как подозрительно отнесся к ее вполне невинным расспросам охранник, праздношатающихся здесь не жаловали. Да оно и понятно: судя по огромным блестящим машинам, которые солидно проплывали туда и обратно, пациентами доктора Либермана явились люди высокопоставленные и состоятельные. Тут без санкции, причем не Вериной, а прокурорской, не порасспрашиваешь. Также Милица Андреевна с помощью внука прочитала несколько статей про пианиста Вадима Давыдова в Интернете. Оказалось, он и впрямь имел широкую известность, играл на лучших сценах… только вот не знал вездесущий Интернет, почему так внезапно исчез с мировых подмостков известный пианист Давыдов. Видимо, никому до этого не было дела. Но Вадима Милица Андреевна тоже отчего-то упорно не хотела подозревать, хотя бы вопреки очевидному.
Последней список подозреваемых покинула Арина. Произошло это не далее как вчера вечером, когда Милица Андреевна вместе с Линой Георгиевной отправились в филармонию на концерт симфонического оркестра, чтобы посмотреть на Арину. Дополнить психологический портрет – как важно назвала это мероприятие Милица Андреевна. И несмотря на то, что они обе дружно уснули еще в первом отделении, красавица Арина с огромными серыми глазами и вдохновенным лицом ну никак не могла быть вором. Обе дамы свято верили, что общение с прекрасным облагораживает человека.
Но поскольку с прекрасным по долгу службы и велению сердца общались все герои этой истории, включая Веру и Бориса Георгиевича, то подозревать стало совершенно некого. Оставалось лишь ждать у моря погоды – самое противное занятие, особенно когда душа жаждет действия!
Милица Андреевна, отбросив шляпку, давно сидела на маленькой скамеечке в прихожей. Скамеечка стояла для того, чтобы можно было застегивать обувь, не нагибаясь и не унимая потом головокружение, а присев. Скамейка была шаткой и узкой, и долго сидеть на ней было очень неудобно, но Милица Андреевна, занятая своими грустными мыслями, ничего этого не замечала до тех пор, пока ее не вывел из задумчивости телефонный звонок.
– Милица Андреевна, здравствуйте! – Голос Веры звучал приглушенно, видимо, она звонила из дома, но было ясно, что она очень взволнованна. – Вы были совершенно правы!
– В чем? – осторожно уточнила Милица Андреевна, от неожиданности забыв поздороваться.
– Помните, про страусов? Так вот, папа сегодня спросил у меня, где брошь. Я растерялась и соврала, будто отдала ее на выставку, мы действительно ее иногда отдавали для разных экспозиций – и в наш музей ювелирного искусства, и в другие города. Папа удивился, что я его не предупредила. Мне опять пришлось врать, что я говорила, а он забыл… Это так гадко! Папа сказал, что хочет пойти на эту выставку, мне пришлось соврать, что она проходит в другом городе. Вы понимаете, я никогда не лгала папе! В этом не было необходимости! Он всегда все понимал! А тут нагородила! – Голос Веры сорвался на крик, но, спохватившись, она зашептала: – Милица Андреевна, помогите! Мне надо вернуть брошь! Мне совершенно все равно, кто ее взял! Я все переживу, справлюсь, но это же мамина брошь. И потом – это так… подло… Вы позвоните им… попросите… может, они просто вернут, и все. А вы им пообещаете ничего мне не говорить.
– Вера, не плачьте, – заторопилась Милица Андреевна, отметив, что Вера говорит не «он» или «она», а «они» – привет страусам. В любой другой ситуации Верина наивность и вера в чудеса ее, пожалуй, даже рассердили бы. Надо же – попросите, может, вернут. Как же. Но Вера потеряла голову от страха, и не за себя, а за отца. – Мы все выясним. Я вам обещаю. У меня есть план. Пожалуйста, дайте мне номера телефонов Маши и Арины.
– А… Вадима? – с дрожью в голосе спросила Вера.
– Вадима пока не надо, – как можно увереннее произнесла Милица Андреевна. Ей очень хотелось сказать Вере хоть что-нибудь ободряющее.
– Боже мой, это я виновата! Я должна была понять, что все рано или поздно выплывет наружу! – Прижав руки к груди, Арина не то поочередно разминала, не то ломала пальцы. Пальцы были длинные, сильные, с аккуратно подстриженными ногтями.
Милица Андреевна испуганно смотрела на собеседницу: она боялась, что Арина, разнервничавшись, повредит себе руку. К тому же не ожидала, что первая встреча принесет такой результат. Получив вчера от Веры разрешение, Милица не стала терять времени и немедленно позвонила Арине, договорившись о встрече. Только что закончилась утренняя репетиция, и они сидели в скверике напротив филармонии. Милица Андреевна, коротко изложив суть дела и от греха подальше не углубляясь в обоснование своих полномочий, напрямую спросила Арину: куда, по ее мнению, могла деться после дня рождения «золотая рыбка». То есть кого она подозревает в краже.
И Арина так же быстро ответила: мол, это она во всем виновата.
И теперь сидела, ломая пальцы и едва не плача. Милица Андреевна тоже сидела и никак не могла сообразить, что ей делать, раз Арина вот так просто во всем созналась? На что рассчитывала? Почему так говорит об этом? Милицу Андреевну буквально разрывало о вопросов, но она, наконец, взяла себя в руки и задала вопрос, который в первую очередь волновал Веру:
– Арина, Вера сказала, что ей неважно, кто взял брошь. Она просит ее вернуть ради Бориса Георгиевича. И даже просила меня не сообщать ей, кто именно взял ее. – Милица Андреевна никак не могла выговорить слово «украл». – Вы вернете? Я буду молчать, потому что я, в сущности, чужой человек.
– Я? А как я теперь ее верну? У меня ее нет! Мне надо было раньше думать! – Арина хрустнула пальцами так, что Милица Андреевна зажмурилась от страха.
– Вы ее уже… куда-то дели? Но, может, еще не поздно?
– При чем здесь я? – изумилась Арина.
– Но вы же сказали, что виноваты… – вытаращив от изумления глаза, пробормотала Милица Андреевна.
