Татьяна Тронина - Милая, хорошая
– Я же сюда только ночевать приезжаю! Погоди, сейчас я угощу свою Снежную Королеву чем-нибудь согревающим… Хочешь, сделаю глинтвейн?
– Хочу. А ты умеешь?
– О, это же совсем легко – была бы бутылка красного вина. Еще немного корицы, гвоздики, всего одно яблоко…
– Халатов бы тебя не понял.
– А, Халатов – это ресторатор, твой работодатель!
– Да… Так вот, он ратует только за русскую кухню. В данном случае он возмутился бы и сказал, что не глинтвейн надо уметь делать, а какой-нибудь горячий сбитень.
– Очень патриотично! – засмеялся Роман, он опять был весь в черном – черный свитер, черные брюки, лицо, румяное с мороза, блестящие глаза… Он так нравился Алене, что у нее внутри все дрожало. – Но я не умею – сбитень…
– Ну и ладно, – сказала Алена. – Мне, если честно, и глинтвейн тоже не особенно нужен.
– А кто тебе нужен? – спросил он тихо, обнимая ее.
– Ты.
– Я?
– Ты…
…Вино они выпили потом – просто так, обойдясь без всяких изысков. Был то ли поздний вечер, то ли ранняя ночь, в окне горели огни Москвы.
– Оставайся, – сказал Роман, водя губами по ее плечу.
– Нет. Мне пора.
– Оставайся…
– Нет! – печально засмеялась она и попыталась встать – но он схватил ее, прижал к себе. – Рома… Я тебя люблю, но я не могу вот так…
– Как? Разве кто-то мешает нам?
– Нет, но… слишком много чувств, слишком много слов, к которым я еще не привыкла… – попыталась она объяснить, но он неожиданно прервал ее:
– Алена, выходи за меня замуж.
– Ты серьезно? – испугалась она.
– Совершенно серьезно.
– Но мы едва знакомы, и вообще… откуда ты знаешь – может быть, я аферистка какая-нибудь, а?..
Он засмеялся, и она тоже.
– Ладно, не отвечай пока… – сквозь смех произнес он. – Подумай. Я тебя не тороплю.
Она начала одеваться.
– Я провожу.
– Нет, ты же пил!
– Ладно, я вызову такси… А ты подумай над моими словами!
…Попав к себе домой уже глубокой ночью, Алена так и не смогла заснуть. Странное беспокойство владело ею – наверное, от того, что Селетин сделал предложение. Будь сейчас день, она непременно села бы за рояль и в какой-нибудь бравурной, стремительной музыке погасила бы свою тревогу. Но будить старенького Семена Владимировича было нельзя.
Алена ходила из угла в угол, вспоминая весь этот день, полный признаний и предложений, полный фантастического, беспредельного счастья, от которого теперь ее била дрожь.
Она так любила Романа Селетина, что могла бы сразу ответить, что согласна выйти за него. Но некий червь сомнения грыз ее.
«Нет, что-то не так… Я ему не верю? Нет, я ему верю. Я – его единственная женщина!»
Его московская квартира, в которой они были сегодня: пусто, просторно, ни одной лишней вещи. Ни фотографий на столе, ни мелких безделушек, ничего такого, что имело бы принадлежность к миру женщин.
«Но он туда переехал только год назад… О чем это говорит? О том, что, по крайней мере, последний год у него не было никаких серьезных романов. Да, он не солгал – долгоиграющих романов у Романа не было. А дача?» – спохватилась Алена.
Дача была у Селетина давно. Но, опять же, ни одного предмета, который рассказал бы Алене о ее предшественнице. К тому же среди вещей, забытых Селетиным в этой квартире при переезде, не было ни одной определенно женской. Детективы, безразмерная майка, какие-то полузасохшие восточные сладости…
Что все это могло значить?
Только одно: Селетин – старый холостяк. Ему сорок два, и его холостое состояние нормально – нынешние мужчины оттягивают момент бракосочетания чуть ли не до старости. А чистота и порядок в его жилищах именно тем и объясняются, что он мелкие бытовые проблемы привык решать сам. Потом, Селетин умеет готовить. Вызвался же он сегодня сделать глинтвейн…
Определенно, этот мужчина принадлежит к породе закоренелых холостяков – сделала вывод Алена.
«Но старые холостяки не спешат делать предложения малознакомым женщинам!» – напомнил рассудок.
«А если он действительно так влюбился в меня, что потерял голову? – возразила Алена самой себе. – Например, понял, что я – та самая единственная его суженая, которой он дожидался всю жизнь?!»
«Не смеши… – равнодушно-брезгливо возразил рассудок. – Старые холостяки быстро не сдаются. Суженая! Словечко из дамских ток-шоу, не имеющее к миру мужчин никакого отношения… Розовые сопли!»
Алена почувствовала, что запуталась.
Она не была таким уж знатоком жизни, в ней не было апломба (как, например, у Любки – у той всегда и обо всем имелось свое собственное мнение) и потому – окончательной уверенности.
Но одно она знала, а вернее, чувствовала точно. Романа Селетина нельзя было классифицировать как закоренелого холостяка. У этих любителей свободы совершенно особое поведение, они умеют обольщать и не давать надежд. Селетин был слишком нежен и добр, а эта бесхитростная пылкость, от которой у Алены дрожало все внутри и сладко замирало сердце… Он не мог быть неискренним. Он действительно любил Алену, и его сегодняшнее предложение – вполне серьезное…
Но что же тогда получается? А ничего не получается…
Чтобы такой во всех отношениях замечательный мужчина (красивый, умный, талантливый, обеспеченный) жил до сорока двух лет один, а потом вдруг взял да и обрушил всю свою нерастраченную нежность на случайно попавшуюся ему на пути Алену?..
«Ромочка – трудоголик! – спохватилась Алена. – Ему некогда было думать о личной жизни».
«Ага, как же… – хихикнул рассудок. – На свете полно умных женщин – они давным-давно прибрали бы твоего Ромочку к рукам! Он бы продолжал работать, а они в браке вкушали бы плоды трудов его…»
История Золушки и милого принца никак не хотела складываться, хотя все действующие лица были в наличии – и Золушка, и стопроцентный принц!
Была уже не просто глубокая ночь, а та самая неприятная, тоскливая, страшная и неопределенная часть суток, когда время как бы замирает. Когда чаще всего умирают – и чаще всего рождаются. Час истины. Отрезок, соединяющий прошлое и будущее, – между четырьмя и пятью часами ночи. Зимней ночи – бесконечной и мучительной, и если уж на кого нападет в это время бессонница – то держись!
И именно тогда Алена поняла, что у Романа все-таки не так давно была женщина. Та, которую он очень любил (а любить он умеет, в этом Алена сумела убедиться за короткое время их знакомства). Но потом Роман с этой женщиной расстался, не оставив ничего от нее, ни единого следа – ни фарфоровой игрушки на полке, ни книг по домоводству, ни полотенец с игривым узором, ни тапочек в шкафу, ни рассыпавшихся за диваном заколок, ни тюбика губной помады, закатившегося в щель под ванной… Про заколки и тюбики особенно актуально – ведь вся обстановка квартиры, в которой жила сейчас Алена, когда-то принадлежала Селетину.
