Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

— Ты не сказал: «Да, сэр», — тихо произнес Эш. — Теперь сделаешь пятьдесят отжиманий.

Мне хотелось его убить. Хотелось подняться на ноги и бить его до тех пор, пока костяшки моих пальцев не начнут кровоточить. Хотелось обхватить этого ублюдка за шею руками и задушить. Что совсем не объясняло острую похоть, обхватившую основание моего позвоночника, и эрекцию, которая усиливалась всякий раз, когда отталкиваясь вверх, я чувствовал ботинок, надавливающий на мою спину.

— Я все еще ничего не услышал, лейтенант.

— Да, сэр, — сказал я сквозь зубы.

— Уже лучше. Теперь до самого пола. Если ты не сможешь этого сделать самостоятельно, то я заставлю тебя целовать пол каждый раз, когда ты будешь опускаться.

Я старался, но я делал только двадцать четвертое отжимание, а мои руки тряслись. Я был в фантастической форме (это не было проблемой), проблема заключалась в том, что его ботинок на моей спине, и фиг знает сколько килограммов веса сердитого Колчестера, опирались на меня. Я изо всех сил старался опуститься, а затем снова подняться, зная, что Эш не будет доволен моими усилиями.

— О, нет, — с досадой произнес Эш. — Похоже, нам нужно поцеловать пол.

Я жестоко выругался.

— Я не буду целовать пол, — прорычал я.

Ботинок исчез с моей спины, а затем Эш сел на корточки передо мной.

— Как насчет моего ботинка? — сказал он. — Вперед. Целуй его, и тогда мы оба будем знать, что ты правильно понес свое наказание.

— Я тебя ненавижу, — сказал я с тихой яростью. — Я так чертовски сильно тебя ненавижу. — Я проиграл, и мы оба это знали. Я всегда проигрывал, когда дело касалось Колчестера, потому что, когда дело касалось Колчестера, мне всегда хотелось проиграть.

Поэтому я опустился и поцеловал его ботинок.

Он пах кожей и сосновыми иглами, так и легким дуновением песка с сухого двора базы. Замша ощущалась неожиданно мягкой под моими губами, мягче, чем губы Колчестера, во время нашего поцелуя три года назад. Я слышал, как он медленно выдохнул, слышал стук моего пульса в собственных ушах.

На это мгновение тишины не было войны. Не было Карпатии. Не было Морган и не было напряженной истории между нами. На мгновение я даже забыл, что ненавидел себя.

На это мгновение тишины, когда мои губы были на ботинке Колчестера, вокруг царил только мир. Не было ни стыда, ни уязвленной гордости, не было сопротивления — лишь простое нефильтрованное существование. У меня из-за этого практически кружилась голова. У меня закружилась голова, изменилось дыхание, моя кровь двигалась по-другому, жизнь и раньше всегда была такой детальной? Такой полной? Каждая молекула так громко пела свою собственную песню, что я практически слышал, как говорят стены, и кричит пол?

— Эмбри, — услышал я Эша. — Эмбри, очнись. Эмбри.

Я почувствовал пальцы под моим подбородком, и меня направили, чтобы я стал на колени.

— Маленький принц, — пробормотал Эш. — Куда ты отправился?

Я моргнул. Я не понял этого вопроса, и он, похоже, это видел.

— Ты навис над моим ботинком, прижимаясь к нему с губами в течение полутора или двух минут, — объяснил он, его губы изогнулись в улыбке.

— Правда?

Он тоже стоял на коленях, достаточно близко, чтобы я мог видеть грани в зеленом отражение его глаз.

— Я не возражал, — сказал он, все еще улыбаясь. — Ты хорошо выглядел, находясь там.

Теперь я ощущал больше, чем запах его ботинок, я чувствовал его запах: дым, огонь и кожу, — настоящую кожу — не такую, из которой сделаны его ботинки, а ту, из которой делают ремни. И кнуты.

У меня дрожали руки. Я неловко вскочил на ноги, вытирая свой рот и пытаясь отойти на достаточное расстояние, но при этом не вылететь из кабинета.

Он удивился, наблюдая за мной.

— Ты в порядке?

Я не был в порядке.

— Могу я закончить свои отжимания в другой раз? Сэр?

Веселье испарилось, и Колчестер мгновенно качал головой.

— Ты сделал достаточно, лейтенант. Считай, что ты искупил вину. — Эш не извинился.

И я обнаружил, что не хочу, чтобы он это делал.

ГЛАВА 15

Эмбри

Прошлое

— Иди, или я тебя туда толкну! — крикнул Колчестер на Дага.

На заднем плане раздался теперь уже знакомый щелк, и нас чуть не сбило с ног взрывной волной, пронесшейся через коридор.

— На связь, — сказал я в рацию, хотя в моих ушах слишком сильно звенело, чтобы я мог услышать, ответили ли. Эш все еще кричал на Дага, не обращая внимание на взрыв; из коридора послышалось больше криков.

Всего три часа назад я и остальная часть группы Эша приехали в заброшенный город Каледония, чтобы создать форпост. Предполагалось, что это будет легко — или это воспринималось легкой задачей в эти дни — для нашей задачи не требовалось никаких пушек, только несколько прочных стен и несколько генераторов, достаточно было выбрать одно из эвакуированных зданий и укрепить его. Прочесывание других зданий в городке должно было быть поверхностным, неважным.

Это была ловушка. Гребаная ловушка. Все гребаное время.

Эш подумал, что шахта лифта — удачный путь, чтобы выбраться, и почти вся группа, которая была поймана в этой западне, спустилась в подвал, но, не хватало трех парней. Трех моих парней. Эш настаивал, что должен последним спустится вниз, и вначале я собирался ждать вместе с ним потому, что не мог переварить мысль о том, что он будет ждать в одиночестве, но сейчас, когда трое моих людей оказались на этой нейтральной территории между нижними этажами и верхними, занятыми врагом, я ни за что на свете не мог уйти.

— На связь, или я спускаюсь вниз, черт подери, — закричал я в рацию. Я попытался разглядеть хоть что-то в коридоре, но везде был только дым.

Иисусе. Меня назначили сюда две недели назад, и вот я скоро умру. В старом многоквартирном доме, за полмира от моей семьи, в метрах от человека, которого люблю. На гребаном линолеуме. Кто бы захотел сделать свой последний вздох на гребаном пожелтевшем линолеуме?

Что бы Эш не кричал Дагу, это сработало. Даг пробрался назад в шахту через открытые двери лифта, используя небольшую лестницу, прикрепленную к стене, продолжив путь. Эш повернулся ко мне.

— Готов?

Я покачал головой, указывая в коридор.

— Там еще трое наших, сэр.

Его зрачки немного расширились, когда я сказал «сэр», как и всю неделю с того странного момента с отжиманиями в его кабинете. С тех пор мы не общались, или, по крайней мере, не говорили ни о чем, что не касалось бы должностных обязанностей и войны, но этот момент между нами затянулся, и я не мог смотреть на его лицо и не вспоминать о том, как ощущалась кожа его ботинок под моими губами. У меня было такое чувство, словно он видел это во мне, словно он чувствовал запах отчаянного замешательства, горевшего в моей крови, но он не давил, не преследовал меня. Если уж на то пошло, у меня было такое чувство, что ему было немного обидно от того, что я держался на расстоянии, так что я уже дважды причинил ему боль из-за того, что я был слишком долбанутым, чтобы взять себя в руки и признаться в том, чего хотел.

Это было мучительно. Каждая минута.

Но сейчас все это осталось позади. Нужно было сделать слишком много, чтобы выжить здесь и сейчас.

— Я иду туда, — добавил я, снимая с плеча M4.

— Это небезопасно…

Я уже был в коридоре. Я в любом случае собирался пойти за находящимися в затруднительном положении солдатами. Я слышал, как Колчестер выругался позади, услышал громкий крик откуда-то из коридора, за которым последовали три автоматные очереди.

Моя рация затрещала, раздались слова людей, оказавшихся в ловушке в коридоре:

— Они здесь! Они на южной лестничной клетке… — рация снова затрещала, прерываясь громкими хлопками, которые я слышал, как по рации, так и вне нее.

Взрывная волна не задела пол и большую часть стен, но загорелись некоторые части стен — мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это были деревянные двери в квартиры. Едкий запах горящей краски пронзил мой нос.