Греховная страсть - Хэссинджер Эми

— Подойди, — сказал он, — постой у огня.

Она не доверяла ему. Она не верила ни одному мужчине, кроме Иешуа. Многие из них были молоды и неженаты и похотливо посматривали на женщин. Она слышала, как один из них пошутил как-то раз вечером:

— Они готовят и убирают за нами, делают все то, чем занимаются жены. Почему бы им не исполнить еще и женские обязанности в постели?

Они долго корчились от смеха.

Однажды, незадолго до той ночи, когда Иешуа вылечил ее, до того, как к ним присоединились другие женщины, к ней пришел мужчина, лицо которого было закрыто платком. Он лихорадочно щупал ее так, как будто бы она была блудницей.

— Не шуми, — приказал он, — я не сделаю тебе ничего плохого.

Она тогда спала глубоким сном, что с ней случалось очень редко, и поначалу еще не совсем проснулась. Ей казалось, что она все еще спит, поэтому она позволила ему дотрагиваться до нее. Она чувствовала, как его руки обшаривают все ее тело.

Но, когда незнакомец принялся раздевать ее, она полностью проснулась.

«Это неправильно, так не должно быть», — подумала она. Глядя на его шею, она резко подалась вперед, как будто бы хотела поцеловать его, но вместо этого укусила его прямо в ключицу так же сильно, как она вгрызалась в кусок жареного мяса. И при этом продолжала думать: «Так не должно быть».

Мужчина вскрикнул от боли, схватившись рукой за шею. Она прокусила ему кожу и почувствовала металлический вкус крови у себя во рту. Он наотмашь ударил ее по лицу, она упала на спину. А когда снова взглянула вверх, мужчина уже ушел. Со другой стороны раздался шум и голоса, послышался звук удара кремня по камню. Рядом раздались шаги.

Леви спросил:

— Мириам?

— Да, — ответила она с сильно бьющимся сердцем.

— С тобой все в порядке? Мы слышали крик.

— Да, все хорошо, — сказала она, — я тоже слышала, он меня испугал.

— Все спокойно, — сказал он, — мы будем сторожить по очереди. Ты можешь спать спокойно.

Сейчас она смотрела на Иуду и думала, а не мог ли он быть тем самым мужчиной. У него были длинные тонкие пальцы, как у того мужчины, и такое же худощавое тело. Иуда стоял и ходил, как цапля, аккуратно поднимая вверх свои длинные ноги так, как будто бы постоянно опасался наступить в козью лепешку.

— Что тебе? — спросила она.

— Подойди поближе, — сказал он, — я не хочу шуметь.

Она с опаской приблизилась. Мириам стояла напротив него, их разделяло пламя костра. На его лице были следы слез.

— Я боюсь, Мириам, — сказал он. Он смотрел на огонь, и в его глазах плясали отблески.

Она не ответила. Она не хотела и не вела откровенных разговоров с глазу на глаз, хотя многие мужчины пытались таким образом познакомиться поближе. Они видели, что Иешуа выделяет ее среди остальных, это противоречило их ортодоксальной вере, это было неправильно, это нарушало все нормы. Теперь они считали, что и к ним она может проявлять такое же внимание, выслушивать их, обнимать. Мириам вовсе не собиралась переходить из рук одного мужчины к другому и третьему, как кусок лепешки, пущенной по кругу.

— Я боюсь, Мириам, — повторил он. — Люди все замечают. Они собираются толпами. Они готовы все бросить и следовать за нами.

— Прости меня, — прервала его Мириам, — но разве это — дурная новость?

— Да, конечно, — неприязненно проговорил он. — Но Иешуа нужно вести их, а не просто говорить с ними. Их число все растет; чем ближе мы к Иершалаиму, тем больше людей присоединяется к нам. Ему следует направить их, управлять ими, иначе они начнут помыкать им и мы утратим все, чего добились.

Мириам смотрела на огонь. Голос у Иуды был громким, слишком громким для ночи.

— Как он может управлять ими? Разве недостаточно того, что он их исцеляет и учит?

— Ты видела, что солдаты все время выстраиваются неподалеку и что они ведут наблюдение. Если Иешуа не сможет управлять этими людьми, они справятся с ними сами.

— Что ты предлагаешь, Иуда?

— Я предлагаю восстание, Мириам, — сказал он, поднимая палку вверх к небу. — Настал час двигаться вперед, действовать. Или хотя бы начать внушать этим людям какие-то идеи. В противном случае мы никогда никуда не придем.

— Ты хочешь, чтобы он поднял народ на восстание?

— Да, — выкрикнул он. — Восстание! Бунт! Руки прочь, грязные римляне, от нашей земли!

— Тише! — прошептала она.

— Мы теряем время, вся эта суета вокруг чудес и учения. Нам нужно организовать людей, начать марш, нам надо объединиться против нашего общего врага!

— Ты не хочешь, чтобы люди были исцелены?

— Нет, нет. Конечно, я хочу. Дело не в этом. Но это излечение не имеет ничего общего с нашим предназначением. С нашей миссией. Это всего лишь способ заставить людей слушать.

Мириам продолжала вглядываться в огонь.

— Послушай, Мириам, — сказал он. Он обошел костер и грубо схватил ее за руку. — Иешуа изменился. Разве ты не видишь? Он теряет цель. Его легко отвлечь в сторону. Он часто говорит так, как будто бы голос Бога громом звучит у него прямо в ушах. Но он становится теперь все спокойнее и все печальнее. Иногда я думаю, уж не покинул ли его Бог?

Она высвободила свою руку. Это был он, теперь она поняла. Она узнала его по тому, как он схватил и сжал ее руку.

— И если это действительно так, то ты тоже готов покинуть его? — спросила она. Ее голос звучал возмущенно, как будто бы она сама не сомневалась, что именно так он и собирается поступить. Сомнения Иуды были такими отвратительными, он был так поглощен самим собой, что она испытала к нему сильнейшее отвращение.

Иуда иронично усмехнулся и покачал головой.

— Я совсем забыл, с кем разговариваю, — он презрительно скривил рот. — Как ты допустила, чтобы он приблизился к тебе, Мириам? Такая воспитанная и прекрасно образованная женщина, как ты? Дочь раввина?

Она бросила на него разъяренный взгляд:

— Тебя это не касается! Я сама выбираю, что мне делать!

— Разве все грехи Израиля — не наше дело? Разве не за этим мы собрались здесь? Разве мы не собираемся спасти Израиль от грехов? Все мы ответственны друг за друга.

— Ты не тот, кто может судить меня за грехи, Иуда. Раскрой глаза, сними с них завесу.

— Ах, как хорошо она выучила слова Учителя, какая примерная ученица! — Он подбросил ветку в костер, они смотрели, как она разгорается. — Он не женится на тебе, ты ведь знаешь. Он сам говорил мне об этом. Жена помешает ему в исполнении его долга, так он говорил.

— Я не ищу себе мужа. Мне не нужен муж. У меня уже есть Учитель. — Она произнесла эти слова с горечью. Она умрет, так и не выйдя замуж, бездетной, одинокой. Это было совсем не то, о чем она мечтала.

— Женщина может быть либо женой, либо блудницей, Мириам. Я вижу, что ты сделала свой выбор. — Он отвернулся и пошел к деревьям на краю расчищенной площадки.

Мириам следила за ним взглядом, она все еще чувствовала боль в руке там, где он схватил ее. Он был ей отвратителен. Она присела перед огнем, положив голову на колени и обхватив их руками. Ее мысли были черны и безрадостны. Ее поведению и всему происходящему не было никаких разумных объяснений. Иуда ревновал. Она чувствовала этот запах ревности, как если бы от него пахло вином. Он ревновал к дарам Иешуа, он ревновал Иешуа к его все возрастающей славе. Он ревновал Иешуа к ней. Она не могла обвинять его, потому что и сама недавно испытала те же чувства. Стыд пронизывал все ее существо, она стыдилась своего гнева по отношению к женщине, которая омыла ноги Иешуа. Гадливость, ненависть, презрение были проявлениями все той же ревности.

Она знала, что Иуда любит Иешуа, может быть, даже больше, чем все остальные. Когда он слушал, как говорит Иешуа, его глаза светились обожанием и верой. Когда Иешуа ушел, именно Иуда хотел следовать его словам, повторял его слова, пробуя их на вкус. И все же, несмотря на то что ему нравились идеи Иешуа, он презирал его человеколюбие. В его сердце не нашлось места для несовершенств, которые присущи людям, для слабостей, боли, падений, разочарований, которые сопровождают любые высокие устремления и деяния. Он считал, что Иешуа должен быть совершенен во всем и непритязателен. Он считал его Богом и любил его, как Бога, но не мог допустить того, что и сам Иешуа хотел любить.