Тереза Ромейн - Исполнение желаний
– Как вам будет угодно.
Луиза метнула на него колючий взгляд.
– Хорошо, – сказала она. – Тогда я желаю, чтобы мы все занялись чем-то праздничным, если никто не возражает. Предлагаю сегодня вечером разбиться на пары и отправиться на поиски зеленых веток. Победит та пара, у которой добычи окажется больше.
– Разбиться на пары? – Хавьер покачал головой, и леди Ирвинг одновременно с ним закивала.
– Превосходное предложение, – сказала графиня. – Простые радости под Рождество – что может быть лучше, а когда занимаешься этим в паре с кем-то…
– Но вечером уже стемнеет, – сказала Джейн. – Что мы сможем разглядеть в темноте… Хотя… Мне нравится эта мысль! – Джейн бросила оценивающий взгляд на Киркпатрика. Если ей удастся заполучить его в пару, бедняге не позавидуешь.
– Мы отправимся «на охоту», – решил Хавьер, – до того, как окончательно стемнеет. Если перенести ужин на более позднее время, то у нас останется на поиски час. А за ужином мы можем решить, какой приз достанется победителям.
– Я уже придумала, – сказала Луиза. – Победители получат право целоваться с тем, с кем пожелают, и поцелуев будет столько же, сколько окажется ягод на ветках остролиста или омелы.
У Хавьера пересохло в горле. Увы, промочить горло не удастся: остатки пунша допил лорд Везервакс.
– На каких именно ветках?
– На тех, что удастся собрать победителям. – Ему кажется, или ее улыбка действительно выглядит несколько развязной?
Сколько пунша она выпила? На этот вопрос Хавьер ответить не мог. Но, если его предположения верны и Луиза несколько перебрала с пуншем, то стоило бы обсудить с ней целесообразность ее предложения. И сделать это надо до того, как вся компания, разбившись на пары, разбредется в сумерках по всей усадьбе, в легком подпитии и с мечтой о поцелуях.
Хавьер был готов рвать и метать.
И, если отменить уже ничего не удастся, надо, по крайней мере, сделать так, чтобы он оказался в паре с Луизой. Или нет? За Джейн тоже следовало бы присмотреть. Хотя Джейн никогда не согласится отправиться «на охоту» со своим родственником. И кто знает, что может стрястись с Луизой под влиянием омелы и сумерек, если кто-то вроде Локвуда застанет ее в одиночестве?
Проклятое чувство ответственности. Хавьер сам был бы не прочь улизнуть в лес и затеряться там с мисс Оливер.
Хотя, возможно, он уже потерял себя в этом мире.
Граф закатил глаза от досады на самого себя, но, быстро оправившись, нацепил на лицо одно из пронумерованных выражений и повел всю компанию в обратный путь.
Глава девятая,
включающая весьма своевременную булочку
Как только улеглась неизбежная суета по возвращению в родные пенаты, как только женщины сменили сапожки на туфельки, а мужчины освободились от теплых плащей и накидок, как только гости разошлись по своим комнатам, чтобы полежать в покое или не в покое, Хавьер отправился на поиски Луизы.
Долго искать ее не пришлось. Он знал, где найти мисс Оливер.
Хавьер увидел ее, как только открыл дверь в библиотеку. Луиза стояла перед жарко пылавшим камином с маленьким раскрытым томиком в руке и читала. Шторы были отдернуты, и в комнату из окон лился холодный серый свет. На этом безликом фоне Луиза, чей стройный силуэт проступал четкими контурами, с огненными сполохами на бледном шелковом платье, казалась существом из иного мира или галлюцинацией, рожденной разыгравшимся воображением, подстегнутым изрядным количеством пунша.
«Это всего лишь игра света», – опустил себя с поэтических высот Хавьер.
Тяжелая дверь затворилась с тихим хлопком, и Луиза подняла глаза от книги.
– Милорд, – сказала она и тут же поправилась: – Алекс. С наступающим вас Рождеством.
– И вас. – Он остановился на расстоянии вытянутой руки. – Итак, что, как вам кажется, я хочу получить на Рождество?
Луиза захлопнула томик и спрятала его подмышкой, после чего повернулась к нему лицом.
– Я вас раздосадовала, верно?
– Тем, что вы притворились скромницей и не придумали для меня что-то вроде шейного платка лилового цвета? Да. После наших… – Он сжал и разжал руку, будто попытался, но не смог ухватить нужное слово.
– Бесед о Катберте и шифрах? – Она чуть игриво улыбнулась. – Вы считаете, что заслуживаете большего.
– Ерунда. Забудем об этом. – Странный получался разговор: глупый, несолидный. Не достойный взрослого, зрелого мужчины.
– Прошу вас… – Мисс Оливер коснулась его запястья за мгновение до того, как он собрался уйти. – Я хотела как лучше. Я не могла ответить на ваш вопрос при всех. Лорд Хавьер любит маленькие тайны, не так ли?
– Незачем делать вид, что меня тут нет. – Ее рука несильно сжимала его запястье, а граф чувствовал себя так, словно на него надели оковы. Живот свело спазмом. «Беги отсюда, пока не поздно».
Но было поздно. Слишком поздно.
– Но вас тут нет. – Луиза отпустила его руку и прижала книгу к груди. – По крайней мере того человека, который известен миру как лорд Хавьер, здесь нет.
Она отвернулась. Стоя к нему в профиль, безупречно прочерченный, подсвеченный бледным зимним светом, мисс Оливер вонзала в него слова, без жалости, без сочувствия.
– Я вижу вас иным, Алекс. И я вижу, что вы сами не знаете, чего хотите. Ни на Рождество, ни на любой другой день.
– Вы ошибаетесь, – с деланым спокойствием сказал он. – Мои желания просты и понятны. И известны всем. Вино и женщины для тела и немного песен для души. Как видите, я весьма скромен в своих желаниях.
Она всегда улыбалась в самое неподходящее время.
– Вам ни к чему изображать передо мной скромность, Алекс. И прятаться за своей репутацией тоже. Если я что-то и поняла насчет лорда Хавьера, так это то, что он полон неожиданностей. И противоречий.
Граф стиснул зубы.
– Вы не стремитесь соблазнять, вы не хотите дебоширить, иначе вы бы все это делали, – говорила Луиза. – Вас не влечет ни к одному из грехов, которые вам так часто приписывают. Но вам нечем их заменить, и в этом суть.
К концу речи голос ее звучал тихо и печально – явная примета жалости. Нет, только не это. Не может быть, чтобы она испытывала к нему жалость.
– Я знаю, чего хочу, – сказал Хавьер. Он слышал себя и не узнавал собственный голос. Он оправдывался перед ней, словно нашкодивший школьник.
Луиза повернулась к нему лицом, и под ее взглядом граф ощутил себя жалким обманщиком.
– Тогда прошу меня простить, – произнесла она убитым тоном, – за то, что ошиблась. – И отвернулась, уставившись в огонь.
Неприкасаемая. Недоступная. Непостижимая. И ему нечего было сказать ей в ответ. Он все еще был полон сомнений, а определенности не было никакой.
