Оливия Уэдсли - Ты — любовь
Борис вдруг сорвался с места и подошел к их столику.
— Вы разрешите мне присоединиться к вам и выпить вместе с вами кофе? — спросил он.
— Пожалуйста, — очень вежливо ответил Хайс.
Глава X
Хайс, в свою очередь, внимательно посмотрел на него. Они украдкой изучали друг друга, охваченные тем же острым любопытством, какое проснулось в них при самой первой встрече.
У них было много общего: они оба принадлежали к тому типу людей, которые рождены, чтобы повелевать и выделяться повсюду; оба были бесстрашны и вспыльчивы, но в то же время сдержанны. Оба были всегда готовы отомстить за нечестный, по их мнению, поступок; в данном случае один не доверял другому. Оба были ревнивы, внешне — исключительно любезны и приветливы.
Дивин очень подробно расспрашивал Хайса об игре в поло.
— Я слышал, что вы отличный игрок! — сказал он.
— Даже! — ответил Хайс, улыбаясь, — а вы решили убедиться в этом?
— Конечно.
Разговор все время вертелся около обычных, ничего незначащих тем. Они говорили о спорте, о танцах, о политическом положении страны; и за каждой из этих красивых, невозмутимо спокойных масок таился вопрос: «Чего он, собственно говоря, хочет?»
Дивин мысленно прибавил: «Влюблен ли он в эту Кердью? Какое она имеет к нему отношение?»
«Он влюблен в Пенси. Интересно, куда он гнет?» — думал Хайс.
Они встали, чтобы пропустить Пенси, собиравшуюся танцевать с Хайсом. Несмотря на то, что Хайс был немного ниже ростом — шесть футов — он был по-своему так же привлекателен, как и Борис. Оба были одинаково сложены, с широкими плечами и тонкой талией: у обоих была одинаковая, несколько надменная посадка головы; каждый из них сказал бы о другом, встретив его на улице, отдавая должное его привлекательности и невольно восхищаясь им: «Красивый парень!»
Пока Пенси и Хайс танцевали, Борис украдкой наблюдал за ними.
Он осознавал, что влюбился в Пенси с того самого момента, когда впервые увидел ее, и воспринял этот факт как должное, как фаталист воспринимает все, что с ним случается. В его характере была известная склонность к фатализму — черта, которая так часто встречается у русских. Мать Бориса была типичной англичанкой и воспитала своего сына в чисто английском духе, однако некоторые черты его характера — сила любви и ненависти и молчаливая покорность судьбе — выдавали его происхождение. Кроме того, у него было чрезвычайно развито то странное шестое чувство, которое позволяет правильно угадывать вещи, не имея на то точных доказательств. Так, например, как только он познакомился с Пенси, он сразу же почувствовал, что она несчастлива; потом, увидев Хайса, он почувствовал такую же непоколебимую уверенность — хотя он никоим образом не мог бы доказать этого, — что Хайс не любит Пенси.
Сегодня знакомство со Стефанией Кердью еще больше укрепило его веру в собственную интуицию.
С тех пор, как он встретил Пенси, он думал только о том, каким образом добиться ее любви. Теперь он понял, что имеет на это право, и радостная дрожь пробежала по его телу при мысли, что и он — о, он был в этом уверен! — небезразличен ей.
Он больше не считался с Хайсом. С ним, если нужно будет, он столкуется потом. Все сомнения и угрызения совести сразу покинули его. Он уличил Стефанию Кердью во лжи и может также уличить сейчас и Хайса в нечестном поведении; однако он решил начать действовать только тогда, когда Хайс подаст к тому повод.
Борис сидел неподвижно, куря одну за другой тонкие, длинные папиросы. Многие женщины за соседними столиками обращали на него внимание и поглядывали в его сторону. Но он ни разу не оглянулся; если бы он и сделал это, то совершенно без всякого интереса; единственное, что занимало сейчас его мысли, — была Пенси.
Следя глазами за серебристыми туфлями Пенси, украшенными бриллиантовыми пряжками овальной формы, и любуясь ее гибкостью, он совсем по-мальчишески подумал: «Я обожаю даже ее маленькие ножки — и такие прелестные туфельки… Она — самое очаровательное создание, какое я когда-либо видел! Интересно, смогу ли я заставить ее посмотреть на меня».
Собрав всю свою силу воли, он устремил настойчивый взгляд на Пенси. В этот момент она разговаривала с Хайсом, глядя ему в лицо и улыбаясь его словам; потом, как бы почувствовав желание Бориса, ее взгляд на мгновение остановился, сделался беспокойным и, наконец, встретился с его взглядом.
Дикая радость охватила Бориса, когда он увидел, что она вся зарделась от его взгляда. Она ответила ему, она сделала так, как он хотел!
Когда танец кончился и Пенси с Хайсом вернулись к своему столику, Борис снова обжег ее быстрым взглядом, и снова краска залила лицо Пенси.
Он протянул Хайсу золотой портсигар в форме листа. Это была очень красивая вещь старинной работы из необычайно тонкого золота.
— Кстати, Хайс, — спросил он, поднося спичку к папиросе Хайса, — не знаете ли вы неких Кердью?
Пенси рассеянно прислушивалась к разговору, и Борис заметил, что она тоже внимательно смотрит на Хайса. Борис глядел на него с нескрываемым интересом. Ресницы Хайса дрогнули почти незаметно, но этого было вполне достаточно, чтобы удовлетворить Бориса. Потом Ричард сказал:
— Кердью? Да, мне знакома эта фамилия. А почему вы спрашиваете о них?
— Я пригласил к себе Кердью в качестве секретаря. Он служил в пятнадцатом полку и был награжден орденом за спасение моего лучшего друга. Он получил тогда высший орден за боевые заслуги, но заплатил за это дорогой ценой: он был совершенно искалечен снарядом, а бедняга Билль, которого он спас тогда, умер некоторое время спустя. Как бы то ни было, это был геройский поступок со стороны Кердью! Я на днях случайно встретился с ним. Он очень опустился, и у него очень стесненное материальное положение, так что я очень обрадовался, когда смог предоставить ему хоть какую-нибудь работу. Он такой славный, хороший малый! Не правда ли, у него очень хорошенькая жена?
— Очень, — подтвердил Хайс; к нему снова вернулось прежнее самообладание, — очень интересная женщина. Вы с ней тоже хорошо знакомы?
— До той встречи с Кердью я даже не знал, что он женат. У него прелестный мальчуган, — ответил Борис.
— Вот как! — вежливо, но равнодушно сказал Хайс. Он надеялся, что тема о Кердью будет этим исчерпана. Он не совсем понимал Дивина; хотя его собственная интуиция не была русского происхождения, а потому не такая проницательная, однако, до сих пор она вполне удовлетворяла его. И теперь, больше чем когда бы то ни было, он был уверен, что Дивин влюблен в Пенси. Следующее замечание Бориса ничуть не ослабило этого впечатления. Он весело сказал:
