Алина Политова - Серпантин
щебетать, вспоминая лечебницу, санитаров, свои сомнения…
Герка выехал за город и стал кружить по объездной. Он почти не слушал, что
говорила Ева, все это он узнал еще тогда, когда ловил на своих губах ее дыхание,
борясь с чудовищным искушением. А сейчас он просто жадно впитывал звуки ее
голоса и думал о том, что наконец-то все стало на свои места.
Смысл того, что говорила Ева, доходил до него очень смутно. Ее голос рождал у
него в голове совсем иные картины. Он вспоминал девочку, ту странную хрупкую
девочку, которая перевернула его жизнь, зажгла в нем ненасытный огонь, который
так и не утих за все эти годы. Георгий называл этот огонь страстью,
одержимостью, паранойей. Он никак не называл это. Просто знал. Что это
всего-навсего такая вот глупая, безумная, необъяснимая и оглушающая любовь.
Любовь, которую он не способен был испытывать по природе своей, которой не было
места в его маленьком эгоистичном сердце, и которая была так нелепа в его мире
компьютеров, репортажей и дорогих автомобилей. Но она продолжала жить в нем,
отыскав неведомые ему самому глубины, изменив саму его сущность, и придав всей
его жизни какой-то странный ускользающий смысл.
Ева, маленькая Ева. Ничего в ней не было, обычная девчонка, такая же как все.
Если что-то и таилось за ее пушистыми ресницами, у него никогда не возникало
желания туда заглядывать. В то время Жорик Тимченко уже точно знал, что ему
нужно от девочек и внимание его захватывали исключительно пышненькие
старшеклассницы. В одногодках его могли привлечь разве что кокетливые искорки в
глазах и слепое обожание, но никак не их угловатые не оформившиеся еще фигурки.
В общем-то ровесниц он воспринимал тогда как существа бесполые и при всем своем
желании неспособные дать ему то, что так настойчиво требовал его стремительно
развивавшийся организм. Тем более что в свои двенадцать лет Жорик вкусил уже все
прелести физической любви благодаря десятикласснице Олесе Прониной и в ближайшее
время настроен был повторить приятный опыт. Но только с кем-нибудь другим.
Георгий не терпел монотонности, а Олеся казалась пройденным этапом большого
славного пути. Поэтому он подарил ей в знак благодарности флакон французских
духов, чем окончательно разбил ее сердце, и бодрым маршем отправился покорять
другие крепости. Но оказалось, что все не так-то просто. Пронина ни за что не
хотела отказываться от смазливого богатенького мальчика, поэтому путь на третий
этаж, где учились старшеклассницы, Жорику был теперь заказан. Свободное от школы
время было занято под завязку уроками и многочисленными секциями, что так же не
способствовало приобретению новый подружек. В результате Георгий остался у
разбитого корыта, ограничив свое общение глупыми одноклассницами, которые могли
позволить разве что подержаться за их потную ладошку, измазанную чернильными
пятнами. Конечно это его никак не устраивало, и он временно попридержал свой
пыл, здраво рассудив, что жизнь впереди длинная и не стоит расстраиваться, что
он вырос раньше своих подружек. Впрочем, иногда он позволял себе невинные
шалости. Такие, например, как игра в жмурки. Понятное дело, это была совсем не
та игра в жмурки, которой он развлекал себя в сопливом детстве. Просто все так
ее называли.
На осенних каникулах раздевалка на первом этаже закрылась на ремонт, ремонт
затянулся неизвестно на сколько, поэтому все шестиклассники стали сдавать свои
курточки в импровизированную раздевалку в подвальном помещении. Это было такая
маленькая каморка с прибитыми к стене гвоздями, в которую добраться можно было
лишь миновав широкий полутемный коридор, отделявший ее от лестницы. Как раз этот
то самый коридор и являлся полигоном для так называемых жмурок. Кто-нибудь из
мальчишек обычно становился в закуток, где находился выключатель от единственной
тусклой лампочки в коридоре и терпеливо дожидался, когда девчонки шумной стайкой
спустятся с лестницы и потопают в сторону раздевалки. Где-то на середине их пути
свет обычно гас, и из-под лестницы выскакивала ватага притаившихся там
мальчишек, догоняла в панике мечущихся девочек, после чего начиналась настоящая
свалка. В кромешной темноте раздавались испуганно-игривые визги, возня и даже
рассерженные возгласы, когда кто-нибудь из мальчишек совсем наглел и хватал
какую-нибудь шестиклашку за (хм-хм) то, что вскоре сможет именоваться грудью.
Жорик принимал участие в этих играх нечасто, все больше от скуки. Это немного
забавляло его, но не больше. Он не испытывал никаких особых эмоций, хватая этих
визжащих соплюшек за их интимные места, разве что легкий азарт бывалого
сердцееда, ведь он считал себя тогда уже слишком взрослым для подобных невинных
забав. Но все его школьные приятели были настолько захвачены возможностью
безнаказанно потискаться с ровесницей, что Жорику приходилось тащиться на
перемене в раздевалку, чтобы не сидеть в классе в компании зануд типа Эдьки
Расулова. Наверное девчонки тоже получали какое-то удовольствие от жмурок,
потому что на большой перемене большинству из них вдруг приспичивало отправиться
в раздевалку неизвестно зачем, тем более что они прекрасно знали об ожидавшей их
там засаде. Много лет спустя, вспоминая школьные проказы, Герка с удивлением
вспомнил, что Ева никогда не принимала участия в этих милых забавах. Это
казалось странным, особенно на фоне слов Эльдара, который совсем недавно
утверждал, что она была патологически развращенным ребенком. Впрочем, однажды
Ева все-таки попалась. Именно тогда все и началось для него, Герки.
В один прекрасный день Жорик отправился на большой перемене с парой
одноклассников в раздевалку 'разогнать кровь', так сказать и набраться сил после
изматывающей контрольной по математике. Под лестницей их ждали трое таких же
бойцов из параллельного класса, дело было только за дичью. Дичь не заставила
себя долго ждать, и как только девчоночьи голоса раздались на лестнице, все
пошло по накатанному сценарию. Когда вырубился свет, Жорик со всей шумной
компанией выскочил из укрытия и схватил первое попавшееся тело. Тело, как
обычно, начало судорожно вырываться, но он крепко обхватил его сзади, уткнувшись
носом в затылок.
Отпусти, козел! — с ненавистью зашипел девичий голосок. — Я не играю здесь с
