Энн Мэйджер - Куда падал дождь
Убийцу трясло еще добрых десять минут.
Да, было горячо. Слишком горячо. Машина ни к черту не годится. Придется ремонтировать или на свалку. Что, пожалуй, проще. Хитроумный сукин сын должен умереть.
Глава десятая
Еле держась на ногах, весь дрожа от озноба и осторожно прижимая руки к сломанным ребрам, боль в которых была просто невыносимой, Миднайт кое-как доковылял по коридору до дверей своей комнаты. Жаль, что не удалось разглядеть лицо водителя «тойоты». Увы, было слишком темно. Он видел только его затылок.
Прыгать на багажник было глупо. Хорошо еще, эта сволочь не раздавила его в лепешку. Впрочем, нет худа без добра. По крайней мере из-за этой боли он не чувствует боли пострашней – потери Лейси, хотя он знал, что она все равно настигнет его позже.
Потом он увидел Амелию. Она стояла на цыпочках и что было сил тянулась к щелке в платном автомате, который висел на стене напротив его комнаты в конце коридора. От напряжения брови у нее сошлись на переносице. По щекам струились слезы, в ручонке она зажала несколько монеток и трубку, а другой пыталась набрать номер. Зачем ей звонить из коридора, когда в комнате у нее есть телефон?
Миднайт закрыл глаза и тяжело вздохнул. Боже, как ему обрыдло это место. Ему противен был весь этот мир, в котором такое могли сделать девочке. У него сердце кровью обливалось от одного ее вида.
Он, правда, и сам не больно далеко от нее ушел. Он был гораздо слабее, чем хотел бы признаться, – чертовски вымотался и ослабел после неудачи с Лейси и этого дурацкого приключения с канальей из синей «тойоты». Пара миль пешком совсем доконала его. Только бы добраться до постели – о большем он не мечтал.
Не в силах справиться с телефоном, Амелия отбросила трубку и задыхалась от рыданий, глядя глазами, полными слез и отчаяния, как она раскачивается.
Сердце у него сжалось, он подошел к ней, опустился на колени и поднял ладонями ее личико.
На него уставились наполненные слезами глаза.
– Не… хочу… чтобы… ты… видел… что я… реву.
– Э-э-э… пусть это будет между нами, но я тоже, бывает, реву. – Джонни обнял ее и прижал к себе ее худенькое тельце. – У меня тоже сегодня был еще тот вечерок.
– Но ты же сейчас не плачешь…
– Лучше бы плакал.
Он не отпускал ее, пока не прекратились рыдания. Потом достал платок и дал ей, чтоб она вытерла лицо.
Амелия вытерлась, продолжая в упор глядеть на телефон.
– Я забыла, как это делать. – В голосе ее еще слышались всхлипывания. – Там мама говорит по телефону. А я такая глупая, такая глупая… Я, наверное, такая навсегда останусь.
– Да брось ты, – как можно нежнее возразил Джонни. – Чего ты несешь? С каждым может случиться, Амелия. – Он поднял ее. – Ладно. Кому это ты названивала? И смотри, не вздумай сказать, что это какой-нибудь твой дружок, а то я взбешусь от ревности.
Амелия улыбнулась сквозь слезы и протянула ему клочок бумажки с номером.
– Да что ты, глупенький. Это моя лучшая подружка, Эдит.
– Итак, первое, – начал он ласково, отчетливо произнося каждое слово, – это снять трубку.
Девочка внимательно слушала.
– Я так и сделала.
Джонни прикоснулся к пальчикам, сжимающим блестящую монетку.
– Потом суешь четвертак в большую щель.
– А я думала, пятицентовик.
– Потом набираешь номер.
Улыбка ее стала такой же лучезарной, как в былые дни.
– Можно я теперь все сделаю сама? – попросила Амелия.
Джонни, взъерошил девочке волосы и опустил ее на пол.
Он внимательно смотрел, как ее неверный пальчик сосредоточенно набирает каждую цифру, и в это время услышал, как в его комнате зазвонил телефон.
Миднайт бросился к себе, слыша за спиной голос одного из санитаров из кабинета медперсонала:
– Уже час там названивают, аж телефон дымится.
Должно быть, Лейси. На самом деле Миднайт не ожидал, что после их ссоры она позвонит ему. И однако, как последний влюбленный дурах, он сейчас готов был простить ей что угодно. Ему самому противно стало от собственной прыти. Он бежал как угорелый и, схватив трубку, лез из кожи вон, лишь бы придать голосу степенность:
– Тростиночка…
В трубке раздалось хихиканье, от которого у него волосы встали дыбом и его обдало холодом, словно из окна потянуло сквозняком.
– Нам обоим этого бы хотелось, – послышался зловещий шепот. – Зови меня Купидоном – богом любви.
– Это ты, мразь из «тойоты»?
– И писал тебе тоже я.
– Проваливай ко всем чертям, – бросил трубку Джонни. И тут же пожалел.
Телефон снова зазвонил. Раздались долгие гудки.
У Миднайта мороз пошел по коже. Он поднял трубку.
– Еще раз бросишь трубку, и я сделаю из Лейси котлету, перед тем как убить ее, – зашептал детский голосок андрогинна[1]. Он стал еще холоднее и страшнее.
– Да кто это?
– Я сказал: Купидон, бог любви. Ты знаешь, что она возьмет с собой завтра своего мальчишку?
– Сколько еще ты будешь преследовать ее, ты, псих?
– Ее ублюдок здесь не последнее дело.
– Что ты несешь, подонок, как ты…
– Разве Лейси тебе не говорила?
Голос Миднайта стал хриплым и срывающимся:
– Не вздумай, сволочь! Держись от нее подальше!
Шепот в трубке звучал невыносимо:
– Джо ее ребенок. И твой тоже. У вас один ребенок. Я что, должен тебе втолковывать? Ты папаша.
– Какого дьявола…
– Папочка.
У Миднайта сперло дыхание. В трубке шепот стал мягче:
– Утром в день свадьбы ей было так плохо, что она с трудом доплелась до алтаря. А потом ей было так плохо во время приема, что Сэму пришлось отменить свадебное путешествие. Но разве можно ее винить? Кому нужен ребенок уличного подонка? Кому бы не хотелось выдать его за отпрыска сенатора? А она была не дура, медалистка – словом, звезда. Она сделала все, что могла. Ну, ты вроде и сам был юристом, что тебе объяснять. Ты и сейчас бы им был, не врежься на своей машине.
– Ах ты сукин…
Трубка молчала.
Черные глаза Миднайта уставились в одну точку. Голова раскалывалась. Стены комнаты то сходились, то расходились в такт бешеному биению пульса.
Он чувствовал, что сейчас взорвется.
Будто по-настоящему сходит с ума.
Джонни вырвал телефон из розетки и швырнул его на пол.
Он задыхался от бешенства и отчаяния. Неужели Лейси действительно так низко его ставила, что сознательно выдала его сына за сына Сэма?
Миднайту хотелось разнести комнату. Хотелось убить. Хотелось умереть.
Но сначала – увидеть Лейси.
Ночка выдалась не из приятных. Небо над далеким Оклендом вспыхивало жутковатой паутиной электрических разрядов. Такси, словно дикая кошка, неслось по темным безмолвным улицам. На вершине холма шоссе сверкало желтыми огоньками проносящихся машин.
