Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко…
Но Мари‑Лор напомнила мне, что люди никогда не знают друг друга по‑настоящему, как бы близки они ни были, не знают, что происходит в душе у другого. И иногда они совершают странные поступки. В сущности, подруга помогла мне увидеть происшедшее в новой перспективе, и впервые с тех пор, как нашли тело Себастьяна, мое напряжение ослабло.
Была почти половина седьмого, когда я вернулась домой. Над зазубренной каймой темных холмов садилось солнце, бледно‑голубое небо становилось переливчато‑серым, жемчужным. Когда я свернула с грязного проселка на свою дорогу, уже почти стемнело.
Поставив машину, я тут же прошла в дом и поднялась в свою спальню, не сообщив Фил, что я приехала. Времени, чтобы привести себя в порядок, остается мало, а скоро приедет Кит отвезти меня в ресторан.
Сняв джинсы и свитер, я накинула халат и освежила макияж. Причесавшись и надушившись, я надела бежевые брюки, шелковую кремовую блузку и бежевые туфли. Вынув из гардероба черный блейзер, накинула его и пошла в кухню.
Фил стояла у стола, наполняя ведерко для вина кубиками льда.
— Это вы, миссис Трент? Мне показалось, что я слышала, как вы приехали. Это я для «Сансерры». Открыть ее, как вы думаете?
— Привет, Фил, а почему бы и нет? — я взглянула на часы. — М‑р Тримейн скоро появится, обычно он не опаздывает. Знаете, Фил, так похолодало; наверное, мы посидим с ним в доме. В библиотеке.
— Хорошая идея. Развести там огонь?
— Нет, спасибо. Пожалуй, не стоит. Через полчасика мы поедем обедать.
— Тут для вас две записки, на кухонном столе.
Я достала записки из‑под маленького старинного плоского утюжка, служившего пресс‑папье, и быстро просмотрела их. Ренни Джексон, мой лондонский издатель, сообщал, что будет в Экс‑ан‑Прованс на следующей неделе, и спрашивал, не сможем ли мы вместе позавтракать. Он обещал позвонить в понедельник договориться о дне встречи. Другое сообщение было от Сэнди Робертсона, редактора лондонского «Санди Таймза», с которым я работала. Ничего важного, было написано рукой Фил. Позвонит завтра.
— Это точно, что господин Робертсон не ждет сегодня моего звонка, Фил?
— Да, совершенно точно. Он сказал, что уходит из редакции и просто хотел поболтать с вами на светские темы.
— Ясно. — Я скатала записки в шарик и отдала их Фил, чтобы она их выбросила, как раз в тот момент, когда у входной двери громко прозвонил звонок.
— Наверное, господин Тримейн, — сказала Фил.
— Я открою, — я поспешила к двери.
Я удивилась, увидев, что Кит подтянут и хорошо выглядит, несмотря на свой жесткий рабочий график, которого он строго придерживался последние несколько месяцев.
— Ты, Вивьен, отрада для усталых глаз! — воскликнул он, расплываясь в улыбке.
И не дав мне сказать ни слова, обхватил меня обеими руками и прижал к себе.
Потом, ослабив хватку, легко прикоснулся к моим губам и оглядел, держа на расстоянии вытянутой руки.
— Ты выглядишь великолепно, просто великолепно, Вивьен!
— Ты тоже, — улыбнулась я, — и вовсе не кажешься утомленным, как ты заявлял.
— И все же я утомлен. Но воспрял, как только узнал о твоем приезде. — Обняв за плечи, он провел меня через холл. Он был явно рад видеть меня.
— Поскольку сегодня похолодало, я решила, что мы посидим в библиотеке, — сказала я. И добавила: — Я рада видеть тебя, Кит.
— И я. Мне казалось, что ты уехала навсегда. Теперь ты здесь останешься, надеюсь?
— Слава Богу, да. Нужно заняться своей книгой и кончить ее к марту.
В дверях библиотеки мы встретили Фил: Кит приветствовал ее, как обычно, — весело. Мы вошли в комнату. Здесь от пола до потолка стояли книжные полки, здесь я разместила старую прованскую мебель.
Кит сказал, обернувшись ко мне:
— Это моя любимая комната. Ты так здорово все здесь устроила.
— Спасибо, — отозвалась я и подошла к столу, куда Фил поставила ведерко с вином и кубиками льда и два стакана. Я налила вина.
— Ура! — сказал Кит, чокаясь со мной. — Добро пожаловать домой, прекрасная дама. Здесь по вас соскучились.
— Я тоже соскучилась по тебе.
— Надеюсь, — ответил он и опустился в кресло, стоящее у большого окна, специально проделанного в таком месте, чтобы из него открывался красивый вид на сад.
Я села на диван напротив, откинувшись на мягкую кожу, глянула на Кита, и вдруг мне в голову пришла мысль, что я действительно соскучилась по нему. До сих пор я этого как‑то не осознавала.
Кристофер Тримейн был привлекателен на любой вкус. Среднего роста, стройный, гибкого телосложения, с копной темно‑белокурых волос, с лицом первого ученика колледжа. Увидев его впервые, я подумала, что он похож на любимца всей Америки, гоняющего мяч на футбольном поле. Ему было сорок два года, он то же родился в Нью‑Йорке, как и я. Во Франции он жил вот уже восемнадцать лет, и здесь его обожали и считали одним из лучших импрессионистов его поколения; в Прованс он переехал года два тому назад.
Умные и строгие глаза Кита перехватили мой внимательный взгляд.
— Что случилось? — спросил он. — У меня на лице грязь?
— Нет, я просто подумала, в какой ты прекрасной форме и какой у тебя здоровый вид. Гораздо здоровее, чем когда я уезжала в июле. — Я лучше себя чувствую. Это все работа, наверное. Живопись, напряженные физические и умственные усилия меня просто возродили.
— Я знаю, о чем ты говоришь, работа и меня тоже всегда исцеляет.
— Вив… послушай, я хочу кое о чем спросить у тебя… — Он остановился.
— О чем? — быстро спросила я, подметив необычные нотки в его голосе. — Что такое?
— Я хочу разобраться в этом, прежде чем мы отправимся обедать. Когда я собирался к тебе, я услышал по телевидению сообщение о Себастьяне. Очевидно, стали известны результаты вскрытия… — Он опять резко замолчал и тревожно посмотрел на меня.
— Да. Джек звонил из Нью‑Йорка сегодня днем, как только узнал. Главный медицинский эксперт пришел к выводу, что это самоубийство, отравление барбитуратами. Но ты ведь, наверное, уже знаешь, Си‑Эн‑Эн сообщило об этом.
— Да, сообщило. — Он заколебался, потом добавил: — Как это странно.
— Мне тоже кажется это странным. Я ездила к Мари‑Лор, мы обсудили это. Она долго знала Себастьяна, и хорошо знала. — Я глубоко вздохнула. — Мы целую вечность крутили это и так, и сяк, и решили, что его смерть, судя по всему, необъяснима. В конце концов мы согласились на этом. А что делать?
— Я знаю, как потрясла тебя эта смерть, и очень жалею, что меня там не было, и я не мог тебя утешить.
— Спасибо, Кит. Я и в самом деле была потрясена, но сегодняшнее сообщение просто ошеломило меня. Но, как часть говорил Себастьян, жизнь продолжается.
