Эмили Гиффин - Детонепробиваемая
Но Бен поворачивается в другую сторону, к девушке, которая спешит к нему. Мозг цепенеет, но тут же вновь оживает. Бен бегает с девушкой. Он на свидании. На летнем вечернем свидании. Максимум на втором. Совершенно точно. У меня отличная память и интуиция, особенно если дело касается свиданий. И Бена.
Изучаю незнакомую женщину – девушку – рядом с ним. Длинные густые светлые волосы, собранные в идеальный шелковистый хвост, мерно раскачивающийся из стороны в сторону. Именно такие волосы я жаждала иметь в юности, когда еще верила, что сумею как-то приручить свою гриву и заставить ее выглядеть и вести себя вот так. Девушка делает шаг, потом еще один и еще, и оказывается рядом с Беном. Он что-то ей говорит, наклоняется вперед и хватает себя за нижний край шортов, словно переводя дыхание. Я вижу его профиль. Он выпрямляется, и я смотрю, как вздымается и опадает его грудь в попытке продышаться после резкого финиша. Футболка на груди мокрая. Девушка тянет мышцы задней поверхности бедра. У нее длинные сильные ноги, похожие на ноги пляжных волейболисток, только без загара. Кожа светлая, как и волосы. Лицо длинное и угловатое. Я бы не назвала её симпатичной, но она безусловно привлекательная и, к несчастью для меня, обладает очень запоминающейся внешностью. Не могу определить её возраст, но что-то в выражении лица и осанке подсказывает, что ей еще нет тридцати.
Я успеваю сделать эти выводы всего за несколько секунд, но этого времени достаточно, чтобы струйка растаявшего мороженого стекла по вафле и просочилась мне на ладонь и запястье. И достаточно, чтобы светофор переключился и Бен со спутницей побежали в мою сторону. И достаточно, чтобы я поняла, что попала в ловушку. Будь у меня ключ от входной двери, я бы нырнула в подъезд и спряталась под лестницей у почтовых ящиков. В надежде, что Бен сегодня уже забрал почту. Не имеет смысла разворачиваться и спешить прочь, потому что Бен знает меня со спины не хуже, чем с лица. И я бы потом мучилась в догадках: вдруг он увидел меня и просто решил позволить уйти. А третий вариант – агрессивно двинуться им навстречу – я просто не в состоянии заставить себя осуществить. Поэтому я стою на месте, будто ноги вросли в бетон, и лихорадочно пытаюсь вытереть руку. К этому моменту по рожку стекло еще полдюжины капель мороженого вместе с разноцветной посыпкой. Я совсем изгваздалась.
«Тупица, – думаю я про себя. – Зачем ты вообще явилась сюда, да еще и купила мороженое в такой жаркий день? Рожок с разноцветной посыпкой! Сколько тебе лет, дурочка, двенадцать?»
И это моя последняя мысль перед тем, как Бен меня замечает. Сначала он вглядывается в меня с недоумением, словно я совершенно не вписываюсь в контекст, стоя здесь, перед домом, где прожила несколько лет. Потом натянуто улыбается, очевидно взволнованный перед неминуемым знакомством. Он быстро переводит взгляд с меня на девушку. С девушки на меня. Она по-прежнему ничего не понимает. Похоже, просто не обращает на меня внимания и смотрит сквозь меня, как все обычно смотрят сквозь посторонних. Особенно в большом городе. Слышу, как она что-то рассказывает Бену о стрессовом переломе, который заработала, когда день за днем бегала вокруг бассейна в одном и том же направлении. Диагноз поставили прямо перед прошлогодним Нью-Йоркским марафоном, и ей пришлось снять свою заявку. Один из самых грустных дней в её жизни.
Я вижу, что Бен хочет ее перебить, избавить всех от дополнительной неловкости, которая неизбежно случается, когда третий человек с опозданием понимает, что происходит что-то не то. Но без открытой просьбы замолчать он никак не может прервать её монолог. Девушка заканчивает свою повесть словами: «Но это одна из моих жизненных целей. Пробежать марафон за три с половиной часа».
Я злюсь, что у нас примерно одинаковая цель – разница лишь в том, что я хотела бы вообще пробежать марафон. Интересно, какие у нее еще цели, и входят ли в них Бен и материнство. Я чувствую себя так, будто меня вот-вот вырвет. Бен смотрит на меня страдальческим взглядом, и это немного помогает, но не особенно.
– Привет, Клаудия, – говорит он, глядя на меня.
– Привет, Бен.
– Рад тебя видеть.
– И я тебя. Как дела?
– Нормально, – произносит он. – Вот, вышел на пробежку.
Я смотрю девушке в глаза, гадая, рассказывал ли ей Бен обо мне. Упоминал ли, что до прошлой недели я еще была его женой.
– О, простите, э-э… Это моя подруга Такер Янсен, – бормочет Бен. – Такер, а это Клаудия Парр. – Он запинается перед тем, как произнести мою девичью фамилию.
Я запоминаю её имя, а она вежливо и дружелюбно улыбается. К несчастью, эта улыбка мне ни о чем не говорит. Я по-прежнему не знаю, в курсе ли она, кто я. Но замечаю, как мало у нее морщинок вокруг глаз. Ей определенно еще нет тридцати. Я бы дала не больше двадцати шести. Имя Такер лишь подтверждает мою догадку. Никого из рожденных в шестидесятые или семидесятые так бы не назвали. Безумные имена начались позже. Значит, она – дитя восьмидесятых. Наверное, ей было лет пять, когда вышел фильм «Огни Святого Эльма». И годика три, когда в кинотеатрах начали показывать «Танец-вспышку». Вполне возможно, она даже не видела этих фильмов.
Я сглатываю, спускаюсь по ступенькам и жму ей руку.
– Привет, Такер. Приятно познакомиться.
К счастью, я левша, и поэтому правая рука не липкая от мороженого.
Пожатие Такер крепкое, но кожа мягкая. Тревожно мягкая.
– Мне тоже, – отвечает она.
Мы молчим. А какие варианты? Если Такер знает, кто я, она ничего не может сказать. А если не знает – тоже не может. Бен, конечно, не может выдать: «Это моя бывшая жена» или «Это моя новая девушка», или «У вас очень много общего. У обеих были стрессовые переломы! Только Клаудия сломала ногу не на тренировке, а споткнулась на эскалаторе. И она стремится хотя бы пробежать всю марафонскую дистанцию до конца». А я, определенно, не могу сходу спросить: «Итак, Бен, а тебе не кажется, что я позволяю страху управлять моей жизнью?»
Поэтому мы все несколько секунд стоим молча и неестественно улыбаемся, а потом я говорю:
– Что ж, я просто была по соседству. Думала, зайду, поздороваюсь.
– Я рад, что ты зашла, – оттаивает Бен.
– Ага. Но мне уже пора, – тороплюсь я, бросая взгляд на часы. Я по-прежнему держу недоеденный рожок, и мороженое начинает вытекать из крошечного отверстия на кончике. «Заруби себе на носу: когда в следующий раз отправишься выслеживать бывшего мужа, покупай вафельный стаканчик».
– Что ж, я тоже, пожалуй, пойду, – произносит Такер.
Эта реплика четко дает мне понять, что она точно знает, кто я, и почувствует себя неловко, оставаясь стоять здесь с моим бывшим мужем, когда я вынуждена уйти. Вряд ли это жест сочувствия с её стороны, но от её слов я ощущаю себя еще более жалкой. Но, опять же, есть шансы, что Такер и правда необходимо попасть домой. Принять душ и собраться на парадную вечернюю часть их свидания. А может, они уже принимают душ вместе. Она выглядит абсолютно раскрепощенной, способной залезть с новым парнем в душ даже при ярком свете.
