Маделин Уикхем - Невеста
Заиграла музыка, все встали. Руперт тоже поднялся и послушно опустил глаза на желтый листок бумаги, который держал в руках. Мелодия церковного гимна была светлой и радостной, слова - жизнеутверждающими, однако Руперт не чувствовал радости, а, наоборот, ощущал, как по венам растекается яд. Он не мог петь, не мог разорвать круг, по которому двигались его мысли. «Они все думают, что я такой же, как они,- вертелось в голове.- А я не такой. Я другой».
Он всегда отличался от остальных. В Корнуолле, где прошло его детство, он был сыном директора школы, и это отдалило его от других детей еще до того, как он успел к ним потянуться. Папаши прочих ребят ездили на тракторах и глушили пиво, а его отец увлекался греческой поэзией. Мистера Карра уважали, он, вероятно, был самым уважаемым директором за всю историю школы, но Руперту от этого легче не становилось - по натуре мальчик был мечтателен и застенчив, не любил шумных игр.
Парни над ним насмехались, девчонки не замечали, и постепенно у Руперта развилось внутреннее средство защиты от мира - заикание - и появился вкус к одиночеству.
Примерно к тринадцати годам ребенок превратился в восхитительного золотокудрого юношу, и стало еще хуже. Девчонки вдруг начали таскаться за ним по пятам, ухмыляясь и говоря непристойности, ребята-сверстники - поглядывать с завистью.
Благодаря привлекательной внешности Руперта все решили, что он может переспать с любой и, более того, что он так и делает. Почти каждую субботу Руперт приглашал ту или иную девушку в кино, усаживался с ней на последний ряд и обнимал за талию, стараясь, чтобы все это видели. В понедельник счастливица, стоя в толпе подружек, до икоты хихикала и роняла откровенные намеки. Слава Руперта росла не по дням, а по часам. К его изумлению, ни одна из девочек не выдала того факта, что его сексуальная удаль ограничивалась целомудренным поцелуем на прощание. К восемнадцати годам он перегулял со всеми девушками в школе - и при этом оставался девственником.
Руперт надеялся, что в Оксфорде все будет иначе: он сойдется с однокашниками, встретит девушку другого сорта - не то что девицы из школы, и все встанет на свои места. Проведя лето на пляже, он приехал в Оксфорд загорелым и стройным и немедленно привлек к себе внимание. Девушки стайками вились вокруг него - умные, обаятельные, такие, о которых он всегда мечтал.
Только вот теперь, когда они стали для него доступны, Руперт потерял к ним интерес.
Он не испытывал влечения к остроумным, образованным девушкам. В Оксфорде его восхищение вызывали парни. Мужчины. Руперт украдкой рассматривал их на лекциях, провожал взором на улице, усаживался поближе в пабах. Будущие юристы в щеголеватых жилетках, коротко стриженные французы в высоких шнурованных ботинках, актеры студенческого театра, которые, не снимая грима, всей толпой заваливались в паб после спектакля и шутливо целовались в губы…
Порой кое-кто из них оборачивался, замечал взгляд Руперта и приглашал его присоединиться к компании. Несколько раз ему делали недвусмысленные предложения.
Однако Руперт неизменно тушевался и бежал прочь, переполняемый страхом. Он не мог признать, что желает мужчин. Он не мог стать гомосексуалистом, просто не мог.
По окончании первого года в Оксфорде Руперт по-прежнему был девственником, еще более одиноким, чем раньше. Он не прибился ни к одной компании, не завел ни подружку, ни приятеля. Красота сыграла с ним злую шутку: в колледже его застенчивость принимали за холодность. Молва наделяла Руперта самоуверенностью и высокомерием, которых в нем не было; считалось, что его личная жизнь проходит за стенами колледжа, поэтому его оставили в покое. К концу летнего семестра почти все вечера Руперт проводил, сидя в четырех стенах с бутылкой виски.
Однажды его направили на дополнительное занятие к американцу Аллану Кепински, младшему научному сотруднику Кебла[11]. Предметом обсуждения был «Потерянный рай» Мильтона.
Дискуссия, завязавшаяся между преподавателем и студентом, становилась все жарче и жарче. К концу занятия щеки у Руперта пылали, как огонь, настолько он увлекся спором и эмоциональной атмосферой встречи.
Аллан сидел в кресле, наклонившись вперед, почти касаясь лица Руперта, а потом молча придвинулся еще ближе и поцеловал своего ученика в губы. Возбуждение, словно электрический разряд, пронзило Руперта. Он закрыл глаза, желая, чтобы Аллан повторил поцелуй, еще теснее придвинулся к нему. Аллан медленно, словно боясь спугнуть, обнял Руперта и нежно притянул к себе, с кресла на ковер, в новую жизнь.
Впоследствии он рассказал Руперту, насколько серьезно рисковал, решившись на первый шаг.
- Ты мог запросто сделать так, что меня засадили бы в тюрьму,- промолвил он в своей обычной суховатой манере, лаская растрепанные кудри Руперта.- Или как минимум первым самолетом отправили бы домой. Проявлять интерес к студентам, мягко говоря, не совсем этично.
- К черту этику,- ответил Руперт и с наслаждением завалился на спину. От сладостного чувства освобождения его била дрожь.- Господи, я на седьмом небе! Я и не думал, что такое может быть…
- Я так и знал,- тепло улыбнулся Аллан.
То лето, до краев наполненное восхитительным упоением, навсегда отпечаталось в памяти Руперта. Он буквально слился с Алланом, проведя в его обществе все каникулы.
Руперт ел и спал с Алланом, любил и уважал его. Всех остальных Руперт просто не замечал, они будто перестали для него существовать.
Девица по имени Милли не интересовала его ни в малейшей степени. Аллан же искренне к ней привязался - привлекали ее наивное обаяние и невинный лепет. Для Руперта она была лишь очередной пустоголовой вертушкой. Ненужная трата времени, ненужный человек в комнате, ненужная соперница, отнимающая у него внимание Аллана.
- Руперт?
Стоявшая рядом женщина нервно шевельнулась, и до него дошло, что гимн отзвучал.
Он поспешно сел и попытался сосредоточиться.
Однако мысли о Милли выбили его из колеи, он не мог думать ни о чем другом. «Милли из Оксфорда», назвалась она сегодня. Руперт вспомнил, как жена произнесла это имя, и его охватил новый приступ раздражения, смешанного со страхом. Чего она хотела, когда решилась позвонить ему десять лет спустя? Откуда у нее его номер телефона?
Она что, не понимает, что все изменилось? Что он не «голубой»? Что все это было ужасной ошибкой?!
- Руперт, пора начинать проповедь,- зашипела ему на ухо женщина.
И он мгновенно пришел в себя. Аккуратно отложил в сторону желтый листок бумаги, взял в руки Библию и встал. Медленно прошел к аналою, положил на него Библию и обвел взглядом аудиторию.
