Анастасия Эльберг - Правда или долг
— Это был медицинский журнал, который специализировался на распространенных патологиях. С точки зрения психиатрии, дружба между мужчиной и женщиной — это комплекс. Сложный процесс замещения одних эмоций другими.
Константин в последний раз бросил взгляд на витрину и нагнал Нурит.
— Никогда не размышлял об этом в подобном ключе.
— Статья есть в моем архиве, дома. — Нурит посмотрела на него и снова улыбнулась. — Хочешь посмотреть, как я живу?
— Надеюсь, ты правильно расценишь этот визит.
…Когда экономка принесла бутылку вина и два бокала и удалилась, Нурит подошла к окну и прикрыла ставни. Константин изучал фотографии за стеклянной дверцей книжного шкафа.
— Я вижу здесь тебя в день получения докторской степени, — заговорил он. — Вижу тебя вместе с Ицхаком на какой-то церемонии — похоже, на научной конференции. У вас на самом деле был роман?
Нурит присела в одно из кресел рядом с журнальным столиком.
— Роман с Ицхаком? — Тон ее был, скорее, любопытствующим, чем удивленным. — Почему ты так решил?
Константин медленно покачал головой, не отрываясь от фотографий.
— Просто я не знаю ни одной женщины в моем окружении, с кем у него не было романа. Впрочем… твой случай, конечно, может быть исключением из правил.
— Даже если у нас и был роман, что это должно означать?
— Можешь думать, что это профессиональный интерес.
Нурит пригубила бокал, который держала в руках.
— Не думала, что обсуждение служебных романов входит в сферу твоих профессиональных интересов.
— В мою — нет. Но в сферу Ицхака входит. Иногда мне кажется, что других профессиональных интересов у него нет. — Константин усмехнулся и, открыв дверцу шкафа, достал одну из фотографий. — Кто эта девушка?
— Это Лилах, моя дочь. Она учится в Сорбонне. Медицинский факультет.
Он несколько секунд изучал фотографию, после чего вернул ее на место.
— Надо же, как она похожа на тебя. Ничего восточного в лице. И даже решила продолжить семейное дело. А чем занимался твой муж?
— Он тоже был врачом. Психиатром, как и я. Держал свою клинику.
— Здесь, в Иерусалиме?
Нурит улыбнулась и снова сделала глоток вина.
— Почти, — коротко ответила она.
— Я вижу, его фотографий у тебя нет.
— Нет, — кивнула она. — Мне не очень приятно об этом вспоминать.
— Он тебя бросил?
Она вернула бокал на стол.
— Нас никто никогда не бросает, Константин. Мы обычно бросаем сами себя. А потом пожинаем плоды своих поступков.
Он взял бутылку с вином и наполнил бокал.
— Кто-то приглашает мужчину домой под предлогом того, чтобы показать свои картины. Кто-то хочет показать интересные книги. Кто-то хочет продемонстрировать свой талант игры на музыкальных инструментах. А ты приглашаешь мужчину домой под предлогом того, чтобы показать свои статьи. Понимаю, я оставляю впечатление консервативного человека во всем, что касается женщин, но я далеко не так глуп, хотя первое впечатление обо мне может оказаться таковым.
Нурит откинулась на спинку кресла.
— Разве я это сказала? — спросила она, по-прежнему улыбаясь. — Или ты хочешь, чтобы мои слова звучали именно так?
Константин присел на стол напротив нее.
— Где ваша статья, доктор?
— Мы еще не допили вино.
— Так почему же мы сидим и ничего не предпринимаем?
— Что ты хочешь предпринять?
Он поболтал вино в бокале и вернул его на стол.
— Я снова начал вести дневник.
— Это хорошая привычка. Замечательная психологическая разгрузка плюс возможность поразмышлять над своей жизнью.
— Держу пари, у тебя есть тетрадь в твердой обложке. Разумеется, с красивым рисунком. Ах да, еще с закладкой. Шелковой. Красного цвета.
Нурит прикрыла глаза.
— Ты почти угадал. Она в твердой обложке, бардовая и с коричневой шелковой закладкой. Закладку я приделала сама.
Терпеливо пережидая паузу, Константин разглядывал свои манжеты.
— Значит, ты ведешь дневник, — наконец сдался он.
— Да. В том числе, там есть записи и о моем муже.
— Похоже, я тебя задел?
Она легко пожала плечами.
— Нет. Меня не задевают подобные разговоры. У меня выработался иммунитет.
— Научите и меня, доктор. Как вы заработали этот иммунитет? И как вы защищаетесь от атак счастья, которое лезет в вашу жизнь, настойчиво заявляя о себе?
Нурит посмотрела на него и медленно перевела взгляд на бутылку с вином.
— Ты хочешь, чтобы я научила тебя не страдать?
— Научи меня не думать о том, что я не заслужил счастья. О том, что каждый раз судьба отбирает у меня самое дорогое как раз в тот момент, когда я убеждаюсь в том, что счастлив. О том, что тебе хочется на кого-то положиться и отдохнуть, но ты не можешь этого себе позволить, потому что у тебя никого нет, кроме себя самого.
— Сейчас ты задаешь вопрос «за что», и я вряд ли смогу на него ответить. Просто у каждого из нас разная любовь. Природа многим наделила тебя, и многое у тебя забрала. Ты можешь многое дать, но не каждый готов это принять. Такие люди, как ты, почти всегда одиноки. Ты слишком полон для того, чтобы что-то принимать.
Константин помочлал.
— Но ведь… но ведь это неправда, — сказал он.
Нурит поднялась, оставив бокал на столе, и подошла к окну. Она отодвинула штору и посмотрела в темную даль.
— Мы особенные, — продолжила она. — У нас нет счастья, у нас есть одиночество. И, если у других людей одиночество бывает одного, двух или трех типов, то у нас оно бывает разным. Другие люди чувствуют себя с другими по-разному счастливыми. Мы чувствуем себя с другими по-разному одинокими.
— Я не чувствовал себя одиноким рядом с Марикой.
— Потому что ты любил ее. Любовь — это самая большая ложь, которую когда-либо изобретал человек.
Константин тоже встал и сделал пару шагов к ней, остановившись за ее спиной.
