Филлис Уитни - Бирюзовая маска
— Пожалуйста, позвольте мне извиниться за те смешные слова, которые я сказала при нашем знакомстве. Это было глупо, и я бы хотела, чтобы вы их забыли.
Он хотя бы посмотрел на меня на этот раз, правда с некоторым удивленинм.
— Я уже все забыл. Для меня это неважно.
— Но тогда почему вы… — начала я, но он меня прервал, неожиданно став откровенным.
— Хуан пригласил вас сюда, чтобы использовать, и вы идете прямо к нему в капкан. Я полагаю, это вам окупится, но знайте, что я все время буду против вас. Существуют преимущественные права.
Я смотрела на него в гневе, в такой ярости, что не могла говорить. Я не поняла его слова о капкане и о моем желании, чтобы меня использовали. Чувствуя себя слишком обиженной, чтобы ему отвечать, я перешла к следующей выставке, ничего не видя перед собой.
— Лучшие вещи находятся наверху. — Он снова стал безличным гидом, мрачно выполняющим свои обязанности. — Большая часть того, что мы здесь показываем, для туристов. Или это предметы, привезенные из других мест, которые покупают жители нашего города.
Рядом с парадной дверью магазина на второй этаж вела широкая лестница, и я пошла по ней с Гэвином, все еще кипя от возмущения. Но я помнила, что по поручению Хуана наверху я должна найти ящик с толедской сталью, рассмотреть его по причине, мне не объясненной. Я поскорее выполню свою задачу, а потом покину Гэвина и этот магазин.
На верхней лестнице нас встретила керамическая фигурка танцовщицы фламенко под стеклянным куполом, а за ней весь этаж представлял собой музей изобразительного и прикладного искусства. Многое из выставленного было утонченно-изысканным и стоило фантастически дорого. Это была «Кордова», представляющая великолепные произведения искусства, менее загроможденная образцами, чем на нижнем этаже, но каким-то образом отмеченная той же высокомерной самоуверенностью, какая характеризовала Хуана Кордова. Здесь вам не предлагали что-нибудь купить, потому что покупать здесь было привилегией. Впервые я ощутила гордость, которая управляла и магазином и семьей.
— Я не могла бы принадлежать всему этому, — сказала я, поддавшись впечатлению. — Собранное здесь доминирует и управляет, не так ли? Оно повелевает, и ему нужно отдать всю свою жизнь.
Гэвин посмотрел на меня с тихим любопытством.
— Я не ожидал, что вы поймете.
Я с раздражением подумала, что то, что он от меня ожидал, очень мало соответствует реальности. Но несмотря на впечатление, которое на меня произвел магазин, я быстро увлеклась тем богатством, которое окружало меня со всех сторон. Душа художника во мне была очарована.
Шали из Испании, украшенные ручной вышивкой, были великолепны, и я остановилась, чтобы потрогать шелковую бахрому и рассмотреть узор из больших цветов: это было похоже на живопись по шелку. Прекрасные одеяла, ребозо и пончо из Боливии остановили мое внимание, а в следующее мгновение я уже разглядывала шикарную замшевую куртку из Аргентины.
— Все это сделано вручную, — сказал мне Гэвин. — За каждой вещью стоит ремесленник, талантливый дизайнер и исполнитель. — Его голос опять потеплел, хотя эта теплота ко мне не имела отношения. — Хуан позволил мне здесь распоряжаться, и эта выставка — не музей. Все эти вещи мы можем продать, таким образом мы сохраняем эти ремесла и помогаем выжить их создателям.
Гнев, который он вызвал во мне несколько минут назад, утихал. Я понимала, что значит найти для художника рынок сбыта, и с уважением дотронулась до инкрустированной шкатулки из редких древесных пород из Французской Гвианы.
— Хотя она и властвует, все же «Кордова» — это больше, чем я думала, — сказала я. — Сильвия Стюарт назвала ее зверем, управляющим семьей. И я вижу огромные усилия и затраты, необходимые для ее содержания. Но, может быть, она их стоит.
— Она их стоит, если мы крепко стоим на земле, а не витаем в облаках антиквариата, чего все больше и больше хочет Хуан. Он приобретает музейные образцы, которые никогда не сможет продать. Его соблазняет идея коллекционировать и выставлять напоказ, а не продавать. Но это не какой-нибудь затхлый музей, «Кордова» помогает мужчинам и женщинам оставаться художниками и творить, сохранить умение, которое может быть утеряно. Ее нужно оставить живой — не позволив ей умереть, превратившись в обычную покрытую пылью коллекцию.
В этом человеке была страсть — любовь к красоте, созданной руками, и кроме того, вера в создателя этой красоты, и это делало его привлекательным.
— Что случится с магазином, когда Хуан умрет? — спросила я.
Он коротко ответил:
— Его унаследует Элеанора. Так написано в завещании.
— А как насчет Клариты?
— Хуан позаботился о ней другим способом. Хотя мне кажется, Хуан не совсем справедлив по отношению к Кларите, принимая во внимание труд, который она вложила в магазин. Она раньше справлялась с целым этажом, и она знает «Кордову», как Элеанора никогда не будет знать.
— Еще одна, отдавшая «Кордове» свою жизнь? Наверное, «Кордова» всеядна, как Хуан. Что сделает с ней Элеанора, когда унаследует?
— Это неизвестно. Вряд ли она посвятит ей себя. — Тон, которым он это сказал, был сухим.
— Но, конечно, вы будете управляющим, будете закупать образцы?
— Нет никакой гарантии.
— Но если у Элеаноры есть хоть капля разума…
Он посмотрел на меня так, как будто хотел сказать, что это не мое дело, и я замолчала. Я видела теперь, что под спокойной поверхностью в доме Хуана Кордова идет война.
Мы прошли мимо других экспонатов, но я понемногу уже начала уставать, как это бывает в музее. Здесь было слишком много такого, что нужно было посмотреть, чем нужно было полюбоваться. Если будет можно, я приду сюда еще раз. Я хотела посмотреть еще, но не сейчас, и я с сомнением подумала, не захватывает ли и меня всепоглощающая «Кордова».
Когда я проходила мимо одной из полок, мое внимание привлекла резьба, выполненная из какого-то красно-коричневого дерева, и я остановилась, чтобы рассмотреть ее получше. Это была голова индейской женщины, высотой около восьми дюймов с широкими скулами, утолщенным носом и полными губами. Нанесенные рукой современного мастера, черты скорее подразумевались, чем выражались. Я взяла головку и ощутила в своих пальцах атласную гладкость дерева.
— Какая красивая! — сказала я. — Откуда она?
Гэвин немного оттаял.
— Ее сделал резчик по дереву из Такско. Он наполовину индеец и невероятно одарен. Единственная проблема, с нашей точки зрения, та, что он вырезает очень мало. Ему не нужны деньги, и он работает только тогда, когда образ его волнует и он может создать нечто совершенное.
Я с сожалением поставила головку обратно на полку. Я хотела бы иметь ее, но даже не потрудилась взглянуть на цену, наклеенную на ее основание: я знала, сколько она должна стоить.
