Наталья Калинина - Люблю только тебя
– Мне необходимо отлучиться, – сказал Анджей и ободряюще улыбнулся сыну. – Дело в том, что старые холостяки иногда любят собираться вместе и вспоминать свою романтическую юность. Ты не романтик и тебе этого не понять. – Анджей встал, надел пиджак, пригладил еще густые, лишь слегка тронутые сединой волосы. – Душенька, – обратился он по-русски к вернувшейся в гостиную женщине, – мой сын расскажет тебе кое-что, о чем напрочь позабыл я. Извини уж – склероз, мадам, склероз, как говорят у нас в России.
Он вышел из дома, беспечно хлопнув дверью.
СЕКСУАЛЬНЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ ЭДВАРДА ТЭЛБОТА
На следующий день Ева (Эдвард называл ее на американский манер Ив) переселилась в роскошную квартиру с видом на Центральный парк, в которой поддерживали идеально сказочный порядок трое вышколенных слуг. Аристократическая роскошь подействовала на нее немного странно. Она лишь сказала:
– Когда-то я мечтала о такой квартирке.
И, как показалось Эдварду, горестно вздохнула.
Впрочем, ночью в постели она была весела и оживленна, обучая Эдварда, как она выразилась, «новым приемчикам любви». Он оказался прилежным учеником, хотя не все получилось у него сразу, – Ив пришлось изрядно попотеть, чтобы восстанавливать эрекцию его нетренированного пениса. Но пальчики этой белокурой бестии, как мысленно называл свою новую подружку Эдвард, были ловки и искусны, а ее небольшой ротик оказался неиссякаемым кладезем наслаждения. Ее очень позабавило, что Эдвард, как и большинство американцев послевоенных поколений, подвергся в младенчестве обрезанию.
– У меня был один знакомый еврейчик. Он просто мечтал отрастить крайнюю плоть, – с воодушевлением рассказывала Ив. – Он вешал на свою штуковину какие-то гирьки, и один раз… – Она хихикнула. – Ну да, один раз он как-то неудачно сел… Знаешь, его шомпол здорово распух. Мне очень нравилось, а он говорил, что ему больно. Хороший был мальчик.
Подобные истории, а Ив рассказывала их беспрестанно, Эдварда сильно возбуждали. Он представил свою подружку в объятьях этого еврея и почувствовал, как твердеет его собственный член.
– Ты очень сексуальный типчик, – сказала как-то Ив. – Интересно, почему ты так долго держал свой инструмент в футляре? Еще чуть-чуть, и он бы у тебя заржавел и превратился бы в металлолом.
– Ты появилась вовремя, милая.
– Скажи спасибо своему папочке. – Она хохотала и колотила пятками по постели. – Мне жутко хотелось его совратить. Понимаешь, это был вопрос моей девичьей чести. К каким ухищрениям я только не прибегала… – Она залихватски шмыгнула носом и уселась верхом на грудь Эдварду. В лицо ему пахнуло влажным жаром ее вагины. – Помню, мы как-то валялись на пляже в Гонолулу. Это был пляж нудистов, но твой папочка купил себе узенькие плавки телесного цвета. Там было столько соблазнительных совершенно голых женщин. Он разрешал мне баловаться с ними, когда узнал, что я не прочь полакомиться их аппетитным телом. Но я там не больно этим увлекалась – я все думала и думала, как заставить твоего папочку трахнуть меня. Так вот, там, на пляже, я взяла и села с размаху ему на лицо и стала ерзать по нему. Вот так. – Она пересела Эдварду на лицо и, поерзав, вернулась на прежнее место. – Как ты думаешь, что он сделал?
– Понятия не имею, – пробормотал Эдвард, чувствуя, что заводится.
– Он взял меня за ягодицы, приподнял над собой и опустил на песок. А сам встал и вытер лицо платком.
– Вероятно, он импотент, – предположил Эдвард, живо представляя эту сцену и с каждой секундой возбуждаясь все больше.
– О нет, мой мальчик, ты глубоко заблуждаешься… – Она шутливо погрозила ему пальчиком, завела обе руки за спину, взяла в ладони его член и стала массировать вверх-вниз. – Я заметила: его плавки чуть не лопнули. И он заметил, что я это видела. Он не хотел меня обижать – твой папуля в этом смысле очень щепетильный чувак, – вот и придумал эту свою версию насчет того, что нет у него никакого права куда-то там вторгаться. Он, кажется, говорил тебе об этом?
– Да, – выдавил из себя Эдвард. – Пожалуйста, не так сильно, иначе я сейчас… – Он застонал и закатил глаза.
Ив в мгновение ока переместилась вниз, захватив его фаллос в тугие объятья своей горячей вагины. Сеанс любви на этот раз длился дольше обычного. Наконец тело Эдварда сотрясли конвульсии, и он, извергнув семя, в изнеможении откинулся на подушку.
– Молодец, my Teddy bear,[10] – прошептала Ив. – Ты становишься суперменом в сексе.
– Просто я наверстываю упущенное, – отозвался Эдвард, поглаживая тугие ягодицы Ив. – Знаешь, я сейчас подумал о том, что у моего отца странные и даже старомодные представления о взаимоотношении полов.
– Именно это мне в нем и понравилось, – заметила Ив. – Среди сверстников я не встречала ничего подобного. Правда, я жила в той дремучей больной стране. Как-то, помню, мне встретился парень… – Ив перевернулась на спину и продолжала, словно беседуя сама с собой: – Я тогда была совсем девчонкой и пережила нечто вроде шока. Я тоже верила в любовь или думала, что верю, а меня, как говорят у нас в Совковии, с удовольствием повозили фейсом об тейбл. Этот парень спас меня от чего-то нехорошего – я на самом деле в то время могла отмочить все что угодно. Разумеется, с собой бы я ничего не сделала – это исключено. Я могла кое-кого отравить, плеснуть в лицо серной кислотой и так далее. Тот парень предложил мне свое покровительство и дружбу. Он смотрел на меня как на женщину – уж что-что, а в этих вещах я кумекаю, но даже не подумал завести со мной романчик. Понимаешь, я видела, как он борется с собой, как ненавидит себя за то, что очень хочет меня. Черт, в конце концов я попросту взбесилась. Мы жили с ним вдвоем в каких-то развалинах, он топил печку, готовил еду. Придурок настоящий. Знаешь, что я сделала?
– Что? – с интересом спросил Эдвард, чувствуя, как снова оживает его член.
– Отомстила ему. Сбежала от него, оставив свой дневник. Разумеется, это была наивная девчоночья месть. Я вернулась домой, в Москву. Там у меня был муж-педрило, который все время трясся от страха, что его возьмут за жопу и посадят в конверт…
– Что-что? – не понял Эдвард. – Как это – в конверт?
Она рассмеялась.
– Ну да, вы, американцы, такие наивные. У вас не сажают в тюрьму за то, что кто-то засовывает свой собственный член не в ту дырку, в какую положено по советскому закону. Мой муженек жуть как боялся советской тюряги, и я служила ему прикрытием. Ну а я тоже слегка нашкодила и тоже побаивалась ментов, то есть полиции по-вашему.
– Что ты сделала? – спрашивал Эдвард, предвкушая возбуждающий в сексуальном плане рассказ.
