Ольга Карпович - Моя чужая жена
От горячей воды, плескавшейся в пластиковом тазу, поднимался влажный теплый пар. Аля с трудом на вытянутых руках несла таз по коридору общежития. Войдя в комнату, она ногой захлопнула дверь, опустила таз на табуретку, вытерла лоб тыльной стороной ладони и сняла с крючка испачканный плащ. На светлой материи отчетливо проступали бурые пятна. Аля, нахмурившись, потерла их ногтем, покачала головой и опустила плащ в горячую воду.
Плаща почему-то было жалко до слез. Аля терла ткань хозяйственным мылом и всхлипывала. Ведь это неправильно, несправедливо! Она не докучает им больше, честно старается все забыть, выбросить из головы, успокоиться, а он, Никита, бродит за ней, выслеживает, не дает покоя. Теперь вот плащ испортил.
В дверь постучали. Аля шмыгнула носом, вытерла злые слезы, оставив на щеке полосу мыльной пены, буркнула:
– Открыто!
В комнату вошел Митя. Аля чуть не вскрикнула, увидев его на пороге. Она не встречалась с Редниковым с того самого утра и думала, что, должно быть, уже никогда не увидит. Разве что когда-нибудь по телевизору в репортаже о Московском кинофестивале. И вот теперь Дмитрий стоял перед ней, в темном костюме, в черном импортном плаще — очень официальный и отстраненный.
Митя притворил за собой дверь, прислонился к ней спиной и сказал глухо, словно ему не хватало воздуха:
– Александра… Юрьевна, у меня к вам разговор.
«Юрьевна», — удивилась Аля. Она отодвинула в сторону табуретку, сбросила стопку тетрадей со стола и, справившись со сдавившим горло спазмом, произнесла:
– Дмитрий… Владимирович, вы, может быть, присядете? Я чай вскипячу…
Редников поморщился от звука ее голоса, как от чего-то досадного, мешающего произносить заранее заготовленную речь. И Аля неожиданно поняла, поняла по его холодному отрешенному лицу, по всей его напряженно застывшей фигуре, что этот человек пришел с войной. Не разговор ему нужен, нет. Он все уже решил, а ей остается лишь смиренно выслушать царственную волю. И Аля, опустившись на стул, склонила голову — казни!
– Я вас слушаю.
– Прежде всего я хочу вас поздравить, Александра Юрьевна, — четко выговаривая слова, начал Дмитрий. — Вы проделали большую работу, требующую недюжинной выдержки и самообладания, и должен признать, что достигли отменных результатов.
Он отошел к окну, отвернулся от Али и продолжил, словно обращаясь не к ней, а к прилипшему к стеклу оранжевому кленовому листу.
– Вы доказали, что являетесь человеком… целеустремленным, что, безусловно, скажется положительно на вашей дальнейшей карьере. Сначала вы выбрали… не совсем верный путь, но быстро сориентировались и поняли, как лучше всего добиться поставленной цели. Вы, конечно, догадались, что сын для меня все. И ради его счастья я готов закрыть глаза на многое. Признаюсь, я далеко не уверен в правильности его выбора, но сейчас он в отчаянии. И тот… образ жизни, который он ведет в последнее время, его погубит…
Аля медленно поднялась со стула, чувствуя, как сатанеет от одного звука его голоса, от презрительного взгляда черных цыганских глаз.
– Чего же вы хотите? — выговорила свистящим шепотом.
– В данной ситуации наиболее правильным решением я считаю согласиться на ваш брак с моим сыном, — ответил Редников.
Девушка, застывшая перед ним, показалась ему ощетинившейся кошкой, подобравшейся перед прыжком. Как будто даже зрачки ее светящихся ледяной яростью глаз стали узкими, вертикальными. Чуть осипшим голосом он продолжал:
– Со своей стороны могу предложить вам следующее. Трехкомнатная квартира на Котельнической, новая «Волга» в качестве свадебного подарка, путевка на горнолыжный курорт… Что еще? Разумеется, по окончании вашей учебы я позабочусь о том, чтобы вы были приняты в Союз писателей… Вас устраивает мое предложение, Александра Юрьевна?
Произнеся последние слова, Редников понял, что уже никогда не сможет забыть, как озарилось медленной жестокой улыбкой белое застывшее лицо Али с горящими на щеках лихорадочными красными пятнами. Как откинулась чуть назад ее голова и дрогнуло горло. Что-то пугающее, ведьминское появилось во взгляде девушки, казалось, еще секунда — и она расхохочется ему в лицо, зальется страшным дьявольским смехом. И Митя невольно отшатнулся, когда Аля сделала шаг к нему.
– Вполне, — проговорила она хриплым низким голосом. — Но у меня одно условие. Я хочу не новую «Волгу». А вашу, ту самую!
– Хорошо, вы получите ее, — ошеломленно ответил Редников.
– Вот и прекрасно, — сверкнула ослепительной улыбкой Аля. — И передайте, пожалуйста, Никите, чтобы приходил скорее. Я его очень жду!
Дверь за Митей захлопнулась, а Аля так и осталась стоять посреди комнаты, прижимая ладони к вискам, пытаясь утихомирить кипевшую в ней пронзительную ненависть.
Через час примчался Никита, дергал ее, теребил, целовал, заглядывал в лицо, не в силах поверить в свершившееся чудо. И Аля натужно улыбалась и деловито паковала вещи — Никита заявил, что забирает ее из общежития сейчас же. Потом ловили такси, запихивали в багажник сумки, мчались по осенней Москве. Потом в темной спальне большой незнакомой квартиры в высотном сталинском доме Никита опустился перед ней на колени, уткнулся лицом в ее живот, шептал, как он мечтал, как ждал этого момента. И Аля до крови кусала губы, чтобы не оттолкнуть его, не заорать, не забиться в злой истерике.
Ночью, когда Никита уже спал, она встала с кровати, неслышно ступая босиком по холодному полу, прошла на кухню, прижалась лбом к оконному стеклу, посмотрела вниз на украшенный к седьмому ноября флагами и разноцветными лампочками город. Мелькали по проспекту размытые в тумане фары машин, хлопали полотнища флагов на ветру, жизнь шла своим чередом, бежала вперед, несмотря ни на что. Бессмысленная, холодная и бесконечная.
Аля и Никита жили теперь вместе весело и бесшабашно. В огромной квартире постоянно толклись какие-то странные личности: пили, курили, смеялись, приносили иностранные пластинки в ярких бумажных конвертах, танцевали. В зеркальном шкафчике в гостиной не переводились пузатые бутылки с незнакомыми этикетками. И Аля постоянно отвечала на телефонные звонки, открывала дверь, доставала бокалы, развлекала гостей, варила кофе и смеялась свежим анекдотам. Когда приходила портниха, принося на очередную примерку свадебное платье, совершенно шикарное, с пышной «принцессистой» юбкой, Аля с опаской вводила ее в собственную спальню, боясь наткнуться на очередную целующуюся парочку. Такая жизнь Александре нравилась. Нравилась особенно потому, что почти не оставляла возможности остаться наедине с будущим мужем. Никита, вечно окруженный гостями, полупьяный, часто заваливался спать в гостиной, устроившись на широком диване, а иногда и вовсе пропадал из дома на несколько дней. Аля смотрела на происходящее отрешенно, как будто ничего другого и не ожидала. Лишь иногда, заметив странный лихорадочный блеск в его глазах, настороженно спрашивала:
