Сынок моего мужа. Семья по ошибке (СИ) - Келлер Николь
Мы ходим по какому-то замкнутому кругу. Не слышим совершенно друг друга. Каждый стоит на своей правде, а по итогу оба в тупике.
- Хорошо, - киваю. В голове рождается самая бредовая мысль в моей жизни. Но всё же… - Даже если чисто гипотетически предположить, что это правда. Как тогда появился Демьян? Я проверяла, Ксюша не делала ЭКО. Не наблюдалась в той же клинике, что и мы. Ты сдавал свой биоматериал ранее, до нашего брака?
Рома озадаченно качает головой. Хмурится и мрачнеет ещё сильнее.
- Только с тобой. Клинику и врача я проверил - наши эмбрионы утилизировали в тот же день, как мы написали заявление.
Рома растаптывает надежду, что только-только начала давать ростки в моей душе.
- Но… тогда как?!
Муж мрачно усмехается.
- Я полгода задаю себе этот вопрос. Пока ответа нет. Но я обещаю тебе, Ника, что откопаю правду. Просто поверь мне уже наконец.
Глава 39
Вероника
Эти дни мы не видимся с Ромой. Нет, он исправно навещает сына, но мы не пересекаемся: то он приезжает, когда у меня операция, то когда я на выходном.
Но сына мой бывший муж посещает исправно. Я сужу это по новым вещам, которые появляются у мальчика, по каким-то вкусностям и игрушкам.
Вот только Демьян не очень-то рад появлению в его жизни отца на постоянной основе. С каждым днем он все сильнее чахнет.
Нет, физически Демьян здоров, довольно бодро идет на поправку. Вот только глазки его с каждым днем грустнее, мальчик закрывается от всех, говорит с неохотой. А улыбку я, кажется, и вовсе ни разу не видела за время его пребывания в больнице.
Несмотря на то, что все детское отделение мало похоже на государственные больницы, Рома распорядился, чтобы сына перевели в одиночную ВИП-палату. Она больше похожа на гостиничный номер уровня люкс. С телевизором, игровым детским уголком и множеством книг.
Вот только Демьян даже не взглянул ни разу в сторону игрушек. Не притронулся к пульту. Ни разу из-за двери я не слышала музыку, смех и голоса мультяшных персонажей.
За дверью самой лучшей палаты клиники пугающая тишина и беспросветная тоска.
Демьян, вопреки моим запретам, постоянно сидит на подоконнике. Ему тяжело, больно, но он упрямо сидит и ждет. Когда становится холодно, кутается в плед, и все равно продолжает вглядываться в пейзаж за окном. Вернее, в тропинку, что ведет к центральным воротам.
Демьян ждет маму.
Тихо, без истерик, с неимоверным терпением, чем каждый раз заставляет сжиматься мое сердце и вызывает слёзы на глазах.
Да, мне больно за малыша, потому что ребёнок ни в чем не виноват. Я не ощущаю к нему злости, неприязни или отторжения. Наоборот, хочется прижать к себе, обнять двумя руками крепко-крепко и баюкать, забрав все его тревоги. Стараюсь по возможности почаще заглядывать, чтобы взглянуть на него одним глазком.
Вот только малыш практически не реагирует на то, что происходит вокруг него. Потухшим, пустым и неживым взглядом глядит в окно, почти не ест. Дышит на стекло, выводит неровное «Мама» и рисует сердечки.
Я попросила нашего штатного психолога заглядывать к моему маленькому пациенту и как-то подготовить его к страшной новости до выписки. Срок невероятно короткий, но другого выхода нет - когда мама не придет забирать малыша из больницы, он потребует ответы. А зная его упрямство, Демьян с места не сдвинется, пока не узнает правду. Он и сейчас-то пристает с вопросами, а персонал отбивается как может. Но когда-то и эти ресурсы иссякнут.
- Вероника Сергеевна, сколько можно врать мальчику? - ворчат на меня коллеги, недовольно косясь в мою сторону.
- Он ещё не до конца окреп и восстановился. Нужно подождать ещё немного. Пока нельзя ему этих стрессов.
Но всё же кокон, в который я поместила мальчика, разрушается до основания. В пыль.
У меня вечерний обход. По традиции, я завершаю его в палате Демьяна, чтобы побыть с мальчиком подольше, уделить ему внимание.
Осторожно толкаю дверь, и в уши врывается жалобный, пронзительный плач. Демьян свернулся клубочком на подоконнике и рыдает взахлеб, содрогаясь всем телом.
В один шаг оказываюсь рядом с ребёнком, стаскиваю его и обнимаю двумя руками, как будто хочу стать с ним единым целым.
- Демьян, малыш, что случилось? - меня саму трясет. Горе и переживания малыша передаются и мне. Просачиваются в кровь и несутся по венам, отравляя организм. - Почему ты так плачешь? Кто тебя обидел?
- М-ма-ма.... - всхлипывает и заикается. Осторожно опускаюсь на койку и прижимаю его голову к груди. Раскачиваюсь из стороны в сторону и сама глотаю слёзы. Грудь распирает от боли. Сердце в ошметки. Я люблю детей, но никогда, ни при каких обстоятельствах не пропускала их боль через себя. Это мои принципы врача. А здесь болит нереально.
- Что, малыш? Расскажи мне. Пожалуйста…
- Мама…Мама меня бросила. Я ей больше не нужен…Она ушла и больше не придет…
Вздыхаю. Прикрываю глаза и мысленно матерю высшие силы.
За что такое маленькому ребёнку?!
«Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети…»
Оказывается, ещё как бывает…
Реальность очень жестока. И к детям тоже. На фоне трагедии и горя Демьяна мои проблемы просто меркнут и выглядят смешными.
- Демьян, - выдыхаю, до боли закусив губу. Собираю все свое самообладание в кулак и тщательно подбираю слова. Как сапер выбирает какой проводок на бомбе перерезать. - Мама тебя любит. Очень сильно.
- А вы откуда знаете? Она ни разу не пришла…Бросила…Я один…Мне страшно.
- Я понимаю, малыш…Она тебя не бросала. Мама не пришла, потому что…потому что не может.
- Почему?! - вскидывает голову и обжигает сверкающим гневным взглядом. - Потому что я ей стал не нужен? Я ей мешаю?
- Господи, где ты такое услышал? Нет, конечно, нет. Мама…Она тебя сейчас с неба защищает…
Признаюсь, и становится страшно. Резко становится мало кислорода. Пульс разгоняется до сумасшедшей скорости, дыхание рвется, тошнота душит.
Демьян замирает, как каменное изваяние. Не плачет. Не моргает. Почти не дышит. Смотрит в одну точку. Он как будто медленно умирает внутри. Но как маленький настоящий мужчина не показывает этого. Очень это похоже на кое-кого.
- Мама…. Мамочка умерла?
Осторожно киваю, не в силах произнести этого вслух.
Демьян толкает меня, ударяет и кричит так, что внутри все скручивается в узел.
- Нет, это неправда! Неправда! Где моя мама?! Я хочу к маме! Ма-моч-ка!
Ребёнок кричит до покраснения, надрывается и утыкается в подушку. Плачу в голос вместе с ним и отчаянно, со злостью жму кнопку вызова медсестры.
- Вероника Сергеевна…
- Успокоительное! Быстрее!
Демьяну делают укол, и он засыпает через пару минут. Меня всё ещё трясет, и я размазываю слёзы по щекам, закусывая кулак.
- Вероника Сергеевна, - медсестра осторожно касается моего плеча. - Может, вам тоже капель накапать?
- Не надо…Иди, я побуду тут, сама понаблюдаю за ним.
Медсестра выскальзывает из палаты и осторожно прикрывает за собой дверь. А я….
Плюю на все правила. Осторожно пристраиваюсь с краю кровати и обнимаю Демьяна. Почему-то мне важно показать, что он не одинок.
- Мне очень-очень жаль, малыш…Я сочувствую тебе и даже в какой-то мере понимаю. Давным-давно я потеряла своего малыша…И я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я тебя очень понимаю. Но ты не одинок. Твой папа… он будет рядом. А мама всегда будет рядом. Будет оберегать и защищать тебя.
Бормочу это на ушко, перебирая мягкие пряди и не замечаю, как засыпаю, прижимая ребёнка к себе, как самое дорогое на свете…
Глава 40
Вероника
Я просыпаюсь от непонятных ощущений. Резко распахиваю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. За окном темно, ещё ночь или предрассветное время. Тру ладонью лицо, чтобы проснуться. Каждое движение дается с трудом: я так и пролежала на краю койки, и тело безумно затекло, до покалываний в каждой мышце.