Иволга и вольный Ветер (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

— А сведения о моей службе в десанте возбуждали тебя так же, как информация о том, что у меня на тебя дико стоит с первого взгляда и даже прямо сейчас?

— Нет. И я не… — опять! Как пластинка заевшая. — Зачем ты спрашиваешь меня о том, о чем прекрасно знаешь сам? Тем более в столь неподходящей обстановке.

— Затем, что хочу тебе открыть ещё одну восхитительную сторону наслаждения — говорить о нем. Вспоминать, переживая отзвуки того, что было. Предвкушать, как это будет совсем скоро. Фантазировать, как это могло бы быть даже в самых невозможных условиях. Смаковать подробности ощущений партнера, играть с его возбуждением. Это волшебное состояние, поверь, ты все время как будто немножечко под кайфом.

Под кайфом не бывала, сравнить не с чем, но что-то определенно со мной от его слов происходило.

— Как влюбиться?

— Ну нет. — прямо-таки пренебрежительно отмахнулся Ветров. — Влюбленность вечно отягощена всякими страдашками и тревогами смехотворными. А я предлагаю тебе наслаждаться состоянием кайфа без этой всей разочаровывающей шелухи. Хочешь узнать, о чем я фантазирую прямо сейчас?

Мелькнула паническая мыслишка отказаться от этой бесценной информации, но я себе тут же напомнила, что решилась на это приключение в компании Ветрова вовсе не за тем, чтобы отказываться от чего-либо не попробовав, так что кивнула, хоть сердце и сжалось, забилось, а ведь он еще и не начал.

— Ты как будто невзначай положишь руку на мое колено, меня тут же как током шибанет и весь загривок встанет дыбом и не только он. Будешь задумчиво рисовать легкие круги пальцами, якобы совсем не замечая, что я адски завожусь даже от такой малости от тебя. — голос Егора стремительно становился ниже и обретал легкую прямо-таки завораживающую меня хрипотцу, — Что уже ерзаю, потому что член ширинку намертво подпер и дышу, как паровоз.

— Разве ты не будешь ощущать при этом… дискомфорт? — спросила, стараясь глядеть только перед собой, хотя это мало помогало. Кончики пальцев покалывало, будто я уже водила ими по грубой джинсе.

— Конечно буду чуток. Но этот дискомфорт называется предвкушением и он великолепен. Хочешь слушать дальше? — я снова кивнула. — Ты станешь все смелее, но все так же легко-легко водить по моему бедру, приближаясь мучительно медленно к паху, а я даже, скорее всего, не выдержу и взбрыкну разок-другой, умоляя ускориться. Но ты еще немного помучишь меня, а потом сразу положишь свою ладонь поверх моего члена, обхватишь по-хозяйски. Я тут же ударю по тормозам и съеду на обочину, потому что уже ни черта не буду видеть и соображать, все мои мозги и нервы будут там, где ты меня трогаешь.

Во рту стало сухо-сухо, в голове шумело и одновременно опустело, освобождая место для картин, которые туда помещал Ветров. Я увидела его оскаленным, рвано дышащим, как в моменты нашей близости, с этим голодным, взрывающим меня изнутри взглядом, под которым нет никакой возможности остановиться или отказаться от чего-либо.

— Я рвану ремень … и пуговицу с молнией … желая помочь тебе добраться до меня поскорее. — Ветров говорил все более отрывисто, бросая на меня короткие обжигающие взгляды, от которых заерзать захотелось мне. То и дело пальцы в обуви поджимались, а уши начали гореть. — Ты, может, тихо засмеешься моему лютому нетерпению … но я сожру твое веселье в поцелуе … заставлю обхватить член пальцами и сжать. Это будет трындец как хорошо … меня шибанет. И снова, когда ты сожмешь и проведешь кулаком по стволу до головки и обратно, размазывая влагу, которой я щедро протеку.

— Каким это будет наощупь? — вылетело из моего рта раньше, чем я осознала, и с изумлением уставилась на свою сжатую в кулак правую руку.

— Таким же, как ты уже ощущала в себе… Когда ты станешь накачивать мне … заставляя дергаться и умолять ускориться, внутри у тебя будет все сжиматься и гореть, желая принять мой член… В твоей власти будет продолжать или прекратить… А когда я кончу, залив тебе руку, ты, может быть, почувствуешь торжество от того, что способна творить со мной простыми прикосновениями, но и каплю сожаления, что все закончилось, а в тебе все еще голодная пустота. Но это будет совсем недолго, пока я отдышусь и сделаю тоже самое для тебя. Заставлю кончить на мои пальцы, ты же знаешь, я умею.

Я знала и помнила и невольно стиснула бедра, безуспешно пытаясь погасить ту самую голодную пустоту, что была одновременно и болезненной и такой приятной. А еще никак было не скрыть, что я уже хватаю воздух, как будто бежала.

— Ну вот и в чем смысл, Ветров? — вырвалось досадливо у меня. — Зачем это? Ты завелся, я… тоже, разве нельзя было с этим подождать до гостиницы?

— Никогда, ничего и никого ждать не нужно, Иволга моя. Вот в чем смысл. — хищно ухмыльнулся Егор и резко свернул к заснеженной обочине, тормозя. — Хочешь — возьми. Ты хочешь, Валюша?

Я колебалась несколько секунд, а потом решилась и повернувшись к нему сразу положила ладонь на твердый бугор на его джинсах. Без кругов, подкрадываний и долгого дразнения, это наверное не мое.

— Хочу! — ответила с вызовом, который бросала в первую очередь себе. — Хочу узнать какой ты наощупь. Там.

— Моя ты сказочная птица! — рассмеялся хрипло Егор, откидывая голову и одновременно дергая свой ремень, как и обещал. — Видела бы ты сейчас свои глаза и лицо… просто глядя кончить можно

Глава 18

Егор

Она просто невероятная! Я от нее дурею! Моя певучая птица будто создана из чистого кайфа. Кайфа безумно острого из-за его свежести, чистейшей натуральности. Каждый раз я вроде начинаю играть с ее чувственностью, наслаждаясь борьбой между ее привычной зажатой стеснительностью и природным темпераментом. Но стоит абсолютно искренней чувственности Вали вырваться на свободу и я больше ничем не управляю. Игры мгновенно заканчиваются, ей, этой ее врожденной отчаянной чувственности, начинает отвечать какой-то глубинный, примитивный голод во мне, нечто такое, что нельзя обуздать хилыми цепями цивилизованности. Мне становиться до смерти нужно брать ее, загребать, мять, трахать так, чтобы оба слепли от болезненной интенсивности.

Конечно на дороге все не закончилось взаимной ручной работой и быстрым удовлетворением. Чертова птица, с ней походу невозможно слегка побаловаться, устроить легкий секс-перекус. Не-е-ет, только чуть попробуешь на вкус и все, тормозов не остается, остановка возможна только по естественным, сука, причинам, то бишь кончая, как помирая, в ней по самые яйца.

— Мы больше ни о чем таком до конца пути не разговариваем, Ветров! — ткнула в меня угрожающе пальцем Валя, как только мы смогли чуть отдышаться и распутать конечности. — Я, блин, даже не поняла как мы на заднем сиденье очутились и как ты раздеть меня умудрился в такой тесноте. Сразу видно — опыт и сноровка.

Я привычно оскалился, собираясь подтвердить ее вывод, но внезапно ее последние слова резанули по нервам, хотя и тени упрека не прозвучало.

Валя полезла на переднее, сверкнув роскошными ягодицами, которые я тут же облапал.

— Вот это мы надышали! — хохотнула она, глянув на запотевшие стекла авто и стала натягивать одежду обратно. — Эй, Ветров, шевелись, а то мы до города только вечером доберемся.

Грудь, которую я только что исцеловывал, скрылась под тканью и вздохнув, я тоже сел, избавился от резинки и стал приводить себя в порядок.

— А мы и не поедем в этот чертов город. — внезапно решил я. — Чего я там до понедельника не видел.

— А куда? — удивленно обернулась девушка.

— Увидишь. Паспорт с собой?

***

— Ты ненормальный, знаешь? — полушепотом сказала моя Иволга, оглядывая салон самолета с восхищением и опасением одновременно. — Я еще ни разу в жизни не летала.

— Ага, я это с первого раза понял. — нахально подмигнул я ей, естественно тут же заставив покраснеть и испуганно зыркнуть в сторону идущей к нам стюардессы.

— Тихо ты! — шикнула девушка. — Мне страшновато вообще-то. И кто так делает, а? Трах-бах — полетели куда-то. На выходные! Люди на юга месяцами собираются. А кто-то и годами.