Пятая авеню, дом один - Бушнелл Кэндес

Он встал из-за стола, извинившись и сославшись на срочную телефонную конференцию с Лос-Анджелесом, которую нельзя отменить, – только что получил сообщение на блэкберри.

– Ты не останешься на десерт? – расстроилась Инид и спохватилась: – Вот досада, как же теперь быть с количеством гостей?!

Уход Филиппа означал, что за столом окажется больше женщин, чем мужчин.

– Не могу, Нини, – ответил Филипп, целуя тетку в подставленную щеку. – Придумай что-нибудь.

Едва отойдя от ресторана, он позвонил Лоле. От ее небрежного «алло» у Филиппа екнуло сердце, и он попытался замаскировать волнение подчеркнутой официальностью.

– Говорит Филипп Окленд.

– Что случилось? – спросила мисс Фэбрикан, хотя по голосу было слышно, что ей польстил его звонок.

– Я все же решил предложить вам работу в качестве моего референта. Сможете приступить сегодня днем?

– Нет, – ответила Лола. – Я занята.

– А завтра утром?

– Не могу, – уперлась она. – Мама уезжает, я должна ее проводить.

– В какое время уезжает ваша матушка? – уточнил Филипп, не зная, зачем поддерживает этот, судя по всему, безнадежный разговор.

– Не помню. Часов в десять или одиннадцать.

– Так почему бы вам не прийти завтра днем?

– Наверное, смогу, – неуверенно сказала Лола. Сидя на краю бассейна в «Сохо-хаус», она водила большим пальцем ноги по теплой темной воде. Лола мечтала об этой должности, но не желала соглашаться сразу: пусть формально Филипп Окленд ее босс, но прежде всего он мужчина. А в общении с мужчинами важно всегда оставлять за собой последнее слово. – Может, часа в два?

– Договорились, – с облегчением сказал Филипп и нажал «отбой».

К Лоле приблизился официант и предупредил, что в клубе запрещено пользоваться сотовыми даже на крыше. Лола уколола его ледяным взглядом и набрала сообщение для Битель, передав хорошие новости. Нанеся еще один слой крема от солнца, Лола устроилась поудобнее в шезлонге и закрыла глаза, думая о Филиппе Окленде и Пятой авеню. Может, Филипп влюбится и женится на ней, и тогда она тоже будет жить в доме номер один.

– Здесь чудесно, – восхитилась Аннализа, входя в триплекс.

Билли схватился за сердце:

– Боже, какой кошмар! Если бы вы побывали здесь при жизни миссис Хотон...

– Я бывала, – вмешалась Минди. – Помню невероятно старомодный интерьер.

В квартире уже не было старинной мебели, картин, ковров и шелковых портьер; остались голые стены с выцветшими обоями и клочьями пыли по углам. Как всегда днем, в триплекс проникало много света; не нужно было долго присматриваться, чтобы заметить облупившуюся краску и царапины на паркете. За маленькой прихожей с аркой располагался просторный холл с мраморным полом и узором-розеткой в виде солнца; отсюда начиналась парадная лестница. Три массивные деревянные двери вели в гостиную, столовую и библиотеку. Билли, обуреваемый воспоминаниями, повел всех в бескрайнюю гостиную, протянувшуюся на весь этаж. Окна выходили на Пятую авеню, а через двойные стеклянные двери можно было попасть на открытую террасу шириной десять футов.

– О, какие вечера устраивала здесь Луиза! – ностальгически сказал Билли, обводя рукой комнату. – Гостиная была оформлена под европейский салон, с диванами, канапе и мягкой мебелью, сгруппированной уютными уголками. Сюда можно пригласить сотню гостей, не опасаясь тесноты! – говорил он, переходя в столовую. – А какие гости бывали на обедах у Луизы! Помню принцессу Грейс – какая это была красавица! Никому и в голову не могло прийти, что через месяц она погибнет.

– О таких вещах никто не знает заранее, – сухо сказала Минди.

Билли словно не услышал ее реплики.

– Здесь стоял длинный стол на сорок человек. По-моему, длинные столы гораздо элегантнее круглых, на десять персон, которыми все обзавелись в последнее время. Конечно, это продиктовано жилищными условиями – у кого сейчас просторная столовая... Миссис Хотон часто говорила, что сорока гостей более чем достаточно, если это не фуршет. Ей всегда удавалось создать обстановку, в которой человек ощущал себя частью избранного круга.

– А где кухня? – поинтересовалась Минди.

Она не первый раз была в квартире, но не имела возможности подробно осмотреть триплекс и теперь притихла от почтительной зависти. Она даже не представляла, в каких роскошных условиях протекала жизнь миссис Хотон, но ведь Луиза жила на широкую ногу задолго до того, как Минди с Джеймсом сюда переехали. Пройдя через двустворчатые двери, открывающиеся в обе стороны, Билли показал Аннализе буфетную и чуть дальше – кухню, неожиданно скромную, с линолеумом и дешевыми ламинированными столешницами.

– Луиза сюда не заходила, – пояснил Билли. – Это территория прислуги. Такое своеобразное проявление уважения.

– А если ей хотелось попить воды? – спросила Аннализа.

– Звонила по телефону. В каждой комнате установлен аппарат с отдельной городской линией. Для начала восьмидесятых это было очень современно.

Аннализа посмотрела на Минди, поймала ее взгляд и улыбнулась. До этого момента Минди не знала, как относиться к гостье, по уверенному и независимому виду которой трудно было что-либо отгадать. Значит, чувство юмора у миссис Райс имеется.

Они поднялись на второй этаж и осмотрели главную спальню миссис Хотон, ванную и гостиную, где Луиза с Билли Личфилдом провели немало приятных часов. Заглянув в три спальни для гостей, поднялись на третий этаж.

– А здесь, – объявил Билли, распахивая филенчатые двери, – pièce de rеsistance [13] – бальный зал.

Аннализа прошлась по черно-белому, как шахматная доска, мраморному полу и остановилась посередине комнаты, рассматривая куполообразный полоток, камин и стеклянные двери. Зал был чудо как хорош – Аннализа и подумать не могла, что в Нью-Йорке есть квартиры с такими комнатами. Поистине, Манхэттен полон тайн и сюрпризов. Оглядывая зал, рыжеволосая красавица понимала, что еще никогда в жизни ничего не желала так, как этот триплекс.

Сзади подошел Билли.

– Я всегда говорил – если человеку не понравится этот дворец, значит, ему вообще ничто не понравится.

Даже Минди не нашлась что сказать. В атмосфере квартиры остро ощущалось алчное желание, которое Билли назвал бы вожделением, – специфическое состояние, вызванное проживанием на Манхэттене, болезненная страсть к жилью экстра-класса, толкающая людей на ложь, жизнь в исчерпавших себя браках, проституцию и даже убийство.

– Как вам квартира? – спросил Билли у Аннализы.

Сердце молодой женщины учащенно билось. Ей хотелось купить триплекс сегодня, сейчас, прежде чем кто-нибудь еще увидит его и загорится, но острый ум юриста диктовал ей успокоиться и не подавать виду.

– Чудесная. Самый подходящий для нас вариант. Будем думать. – Она взглянула на Минди. Ключи от триплекса в буквальном и переносном смысле находились в руках этой дерганой, невротичной женщины с глазами навыкате. – Но у моего мужа свои причуды: он непременно хочет увидеть финансовую отчетность по дому.

– Это элитный дом, – обиделась Минди. – У нас безупречная репутация по ипотеке. – Открыв стеклянную дверь, она вышла на террасу, с которой был прекрасно виден край балкона Инид Мерль. – Посмотрите, какой отсюда вид!

Аннализа послушно вышла. Стоя на террасе, она ощутила себя носовой фигурой корабля, плывущего по морю манхэттенских крыш.

– Великолепный, – согласилась она.

– Значит, вы из... – начала Минди.

– Вашингтона, – ответила Аннализа. – Мы переехали в связи с работой Пола, он у меня трудится в сфере финансов. – В церкви Билли Личфилд шепнул ей избегать сочетания «менеджер хеджевого фонда» и посоветовал «сферу финансов» – стильное многозначное определение. «Разговаривая с Минди, делайте упор на то, что вы самые обычные люди», – сказал он. – А вы сами давно тут живете? – вежливо спросила Аннализа, ловко меняя тему.

– Десять лет, – ответила Минди. – Мы очень любим наш дом и район. Мой сын ходит в школу в Виллидже, это невероятно удобно.