Квотербек, пошел к черту! (СИ) - Кэтчер Вин

И когда наступает четвертая четверть, я уже не знаю, что испытываю: пожалеть игроков, поскольку на их телах точно не осталось живого места, посочувствовать своей заднице, — целых два часа! — или покрутить у виска, задавая вопрос футболистам «на хрена?», либо же произнести вслух ранее сказанное в Канаде Ченнингу про агрессивных тупых качков, упирающихся членами в зад своим напарникам.

Мои мысли прерывает Сара крепким сжатием моей коленной чашечки. Я даже вздрагиваю.

— Скажи, что через пару минут амнистия? — Я смотрю на табло, где ничего не понимаю, но вижу отсчитывающие секунды таймера, рьяно стремящиеся к нулю.

— Сейчас будет решающий момент, либо голубые, либо белые, — произносит Сара, даже не смотря на меня, но все так же держась за мою коленку. Надеюсь, она не вырвет мне ее, когда кто-нибудь проиграет. — Но выиграют голубые.

Отлично! Решающий момент, либо голубые, либо белые, но выиграют голубые. Значит, все же не решающий.

— С чего ты так решила? — усмехаюсь я.

— Так это ж логично, — на этот раз Сара смотрит на меня, — игра по лайту, чисто ради игры, но не выигрыша. А сейчас будет мясо. Финал. Голубые особо и не старались.

Это они не старались? По мне так они все перестарались на годы вперед.

— К тому же, тринадцатый номер — квотербек, он играл в одну сотую своих возможностей. Это же Райнер — лучший игрок. Для него эта схватка, как убить назойливую муху.

— Прости… что? — Я едва не давлюсь собственным языком от слов Сары.

— Говорю, голубые выиграют! — почти пропевает она, сжимая кулачки, ожидая атаки.

— Ты сказала Райнер? Тринадцатый? — Мне кажется, я не дышу в этот момент. Я не особо читала, что написано на их футболках. Да и мало ли что на них будет написано. Главное, видны номера, а буквы не столь важны. Да кто, вообще, читает фамилии на джерси[68]?

— Да, квотербек из «Калифорнийских рейнджеров». Ченнинг Райнер, — произносит Сара, и мне кажется, что небо только что сотряслось, и вот-вот обрушится на меня вместе со всеми ангелами и демонами…

Я не в силах что-то сказать. Да что сказать! Я дышать не могу. Я умерла и попала в ад? Какова вероятность того, что мне все это кажется? Возможно, я так и не доехала до университета, и попала в аварию, и сейчас нахожусь в коме? Что в данный момент я не сижу на трибуне злополучного поля, где в футбольной команде квотербек — Ченнинг Райнер? Тот Ченнинг Райнер. Тот сукин сын, который поимел меня и кинул.

Я в какой-то замедленной съемке поворачиваю голову на поля. Даже не моргаю. Смотрю, как защиты и нападение расходятся по сторонам. Вся трибуна стихла, и над нами повисает купол режущей слух тишины.

Синие рвутся вперед, а белые атакуют. Остались считанные секунды, когда тринадцатый номер бежит вперед, уворачиваясь от атаки защиты. Одной, второй, третий, лавируя между ними. Перепрыгивает через падающих игроков в белом и делает пас игроку под номером одиннадцать. Тот ловит, припускается бежать и совершает кувырок, занося овоидный мяч в зачетную зону.

Тачдаун!

Толпа взмывает вверх со своих мест. Ликование. Крики, аплодисменты, играет музыка. И лишь я одна сижу на прежнем месте, будто прикованная к сидению цепями.

Я до сих пор не могу поверить во все происходящее. Я ощущаю толчки со всех сторон. И когда перед моим лицом возникает чья-то жирная задница с приспущенными штанами, я резко встаю, но мне тут же хочется опуститься обратно.

Игроков под номером одиннадцать и тринадцать чествуют, как героев, прошедших и выигравших войну, не меньше. Их поднимают на руки и подкидывают, команда в голубом ликует. Игрок под номером одиннадцать — Купер, снимает свой золотой шлем, вскидывая руку, будто держит золотой кубок. Это тот придурок, который подкатывал ко мне свои яйца на парковке. Конечно, как же иначе! И когда тринадцатый номер снимает шлем, мне кажется, что под ногами разверзается адская пасть огнедышащего дракона, и его пламя щекочет мои пятки.

Ченнинг. Ченнинг Райнер. Хренов квотербек. Чертов мудила!

Я сжимаю пальцы в кулак, ощущая боль от коротких ногтей. Я будто снова окунаюсь в бочку с дерьмом. Я вновь испытываю то отвратительное ощущение, когда осознала в Канаде, что меня поимели и кинули. Только это чувство сейчас становится куда более отвратительнее, стоит блондинке в костюме чирлидера и с помпонами в руках подбежать к мужчине и буквально запрыгнуть на него. Ченнинг обнимает девушку и целует ее так, будто намеревается съесть на обед.

Я не понимаю, что делаю, не понимаю, куда иду. Мне кажется к выходу. Я задыхаюсь, мне не хватает воздуха. Мне срочно нужно оказаться на свободе, где нет этой орущей и скандирующей толпы имя Ченнинга. И с каждой новой ступенькой я понимаю, что шкала моего самоконтроля подскакивает до отметки «ядерный взрыв».

Банка колы, что все это время находится в моих руках, превращается в кусок деформированного алюминия и падает к ногам, расплескивая остатки напитка по сторонам, а я буквально припускаюсь бежать вниз. Преодолеваю ступеньку за ступенькой. Перемахиваю через бортик, словно Джеки Чан[69]. Оказавшись на поле, припускаюсь бежать в сторону толпы.

— Ах ты мудила хренов! — выкрикиваю я, привлекая внимания всех.

Если кто-то еще не заметил бегущую по полю сумасшедшую, то сейчас все внимание точно приковано ко мне.

— О, детка, ты все же реши… — Выходит мне навстречу Лиам.

И зря. Он не успевает коснуться моей руки, как я со всего размаху заезжаю ему кулаком по челюсти. До слуха доносится лязг зубов, а я, не медля, поворачиваюсь и уставляюсь на огромных бугаев, в центре которых стоит Ченнинг собственной персоной, мягко говоря шокированный то ли моим фееричным появлением, то ли способностью отличного хука справа, который я продемонстрировала смазливому блондинчику.

— Ты мудила! — Я буквально бросаюсь на Ченнинга, махая руками, но он уворачивается от удара. И меня тут же кто-то перехватывает за талию, приподнимая так, что ноги отрываются от земли.

— Отпусти! Я убью тебя! Ченнинг. Убью! — Я высвобождаюсь на удивление довольно легко. Справиться с брыкающейся девчонкой весьма сложно, особенно с той, у кого больше практики в этом, чем у того, кто меня держал.

— Ты ублюдок, Ченнинг! — Я вновь бросаюсь в его сторону, но двое громил с парковки преграждают мне путь к нему.

— Кто ты такая?! — внезапно звучит женский голос.

Ох, ну только не она. Только не она! Эта сука Адриана. Невеста Ченнинга.

Ах да, невеста! Точно!

— Кто я такая? — уже поворачиваюсь к ней и смотрю на нее буквально звериным взглядом. — А может, ты лучше спросишь у своего благоверного кобеля? Как он распрекрасно трахает всех, кто проходит мимо него! Хочешь знать…

Я не успеваю договорить, как меня снова кто-то хватает за талию и буквально силой оттаскивает назад…

— Отпусти, придурок! — Я лишь могу догадываться, кто это может быть на этот раз.

— Прекрати свою истерику! — рычит мне на ухо до боли знакомый голос Ченнинга, отчего во мне вскипает новый приступ ярости, размером с Аляску.

— Пошел ты к черту, Ченнинг! — Я вырываюсь из его рук и, разворачиваясь, бью со всего размаха, но кулак так и не добирается до своей цели. — Да пошел ты, мудила! — Рычу я и поворачиваюсь к Адриане. — Твой благоверный трахнул меня в Канаде и не один раз, а после слинял, как и любой другой неуверенный в себе придурок!

— Ченнинг! — Голос Адрианы взмывает до максимума. — О чем говорит это сумасшедшая?

— Но я рада, что этот кретин свалил. Мужика с таким маленьким членом я еще никогда не встречала в своей жизни. Было до жути жалко бедолагу, которого вышвырнули из высшей лиги, как ненужную вещь, — откровенно лгу я, истекая смертельным ядом.

— Мне теперь называть тебя Мать Тереза или Сестра милосердия? — огрызается Ченнинг, хватая меня за руку и разворачивая к себе. — Из жалости говоришь? Маленький член, да? Мне казалось, что мой маленький член заставил тебя кричать так, будто тебя ебали трое!

Слова Ченнинга проносятся настоящей оплеухой. Я точно не могла ожидать такого от придурка, но собираю всю свою силу в кулак.