Любовь на краю света - Крамер Ирмгард

Я уже совсем отчаялась, как вдруг услышала звук двигателя. Затем из-за бугра показался небольшой трактор с прицепом, в котором лежали дрова и бензопилы. Виктор управлял этим трактором. Какую роль на самом деле он исполнял в этой сумасшедшей игре? Он занимался хозяйственными делами, и, даже несмотря на то, что он с удовольствием охотился на животных, он казался мне вполне нормальным.

— Ирина! — крикнул он. — Что ты здесь делаешь? Ты давно должна быть на вилле! Тебя там наверняка уже ждут.

Я была рада видеть его. Вовсю шел шестой час, а я совершенно заблудилась. Какова будет реакция монахини, если я приду слишком поздно?

— Садись! — сказал он мне, не выключая двигатель.

Я поднялась в кабину трактора, села на круглое металлическое сиденье, расположенное за спиной Виктора, и крепко ухватилась за что-то. Это был трактор последней модели. С сильным шумом он передвигался по сельской дороге. Пружинные сиденья в нем были из какой-то другой машины.

— Я заблудилась! — воскликнула я.

— Здесь очень легко заблудиться, — ответил он. — Но я могу успокоить тебя: особенно далеко ты бы все равно не ушла. Поместье хорошо защищено. Ты всегда будешь находиться в определенном радиусе.

— Защищено? — спросила я.

— Огорожено. Еще с тех времен, когда сэр Моррис жил здесь. Он хотел отгородиться от соседей и местных жителей. Возможно, было много браконьеров, которые хотели проникнуть сюда.

— Вы имеете в виду невидимую стену?

— Какую невидимую стену? — спросил Виктор и засмеялся. Вероятно, он имел в виду ветхие деревянные заборы, мимо которых я проходила. И снова я чувствовала себя очень глупой, но при этом не могла поверить в то, что все это мне просто показалось.

Сестра Фиделис, как старший преподаватель, стояла с более строгим, чем обычно, выражением лица у распахнутых ворот.

— Фрау Павлова заблудилась! — крикнул ей Виктор из кабины трактора, в то время как я, разгоряченная от поездки по ухабам, выходила из машины.

Я ожидала, что случится скандал, и внутренне готовилась к тому, чтобы встретить ее атаку во всеоружии.

— Извините, пожалуйста, — начала я.

— Мне ужасно жаль, — сказала сестра Фиделис, к моему удивлению. — Такое здесь бывает. На будущее я хотела бы попросить вас быть более пунктуальной. Вам лучше извиниться перед самим Ноем. Он очень зол на вас!

Ной был зол. Тотчас я вспомнила о письме — ладно, это все игра.

— Где же он?

— В своей комнате, — сказала она. — Он напрасно ждал вас полчаса в бассейне.

— О, я сожалею.

— Это может сказать каждый, — сказал Ной, который уже спускался по лестнице. У него было мрачное выражение лица. — Считается, что со мной можно так поступать.

Я чувствовала себя совершенно парализованной, не знала, что сказать, особенно после его признания в любви. В моей голове с трудом укладывалось, что это тот же человек, который написал те прекрасные строки. Он ли, вообще, их написал? Кажется, у меня уже начались галлюцинации. Кто же, если не он?

— Итак, чего же вы ждете, идите к нему, — прошептала сестра Фиделис мне на ухо и легонько толкнула в спину.

Ее подобострастное обожание Ноя действовало мне на нервы. Тем не менее я осторожно пошла к нему. Он стоял под орлом, держался за перила и своими голубыми глазами смотрел прямо на меня.

— Я не хотела заставлять тебя ждать, — сказала я. — Прости… Я гуляла, легла под деревом и читала. Это захватило меня… это было что-то прекрасное… Я была так смущена, что заблудилась. Такого больше не повторится.

Он прорычал что-то, чего я не поняла, и прошел мимо меня в столовую.

— Ной! — крикнула сестра Фиделис. — Ты не можешь просто так оставить фрау Павлову. Искренние извинения можно принять.

— Я принимаю извинения, — сказал он холодно и исчез.

Я не могла поверить этой маске на лице и его тону. Он научился превосходно скрывать свои эмоции — видимо, после многолетних тренировок. Но можно ли на самом деле играть так прекрасно?

Во всяком случае, сестра Фиделис, кажется, была довольна, особенно когда она увидела страдальческое выражение на моем лице. Она заметила, что Ной не позволил мне приблизиться к себе, и ей это, очевидно, понравилось.

Перед обедом я быстро поднялась на верхний этаж под предлогом, что хочу немного освежиться, лихорадочно размышляя, что мне делать с письмом. Ни в коем случае я бы не уничтожила его. Это было самое прекрасное письмо из всех, которые я когда-либо получала. Пока я чистила зубы, что было очень странно перед едой, у меня родился план. Допустим, в моей комнате установлено видеонаблюдение. В таком случае любой тайник окажется бессмысленным. Если прятать, то нужно делать это так, чтобы те, кто наблюдает за мной, ни о чем не могли догадаться. Я вымыла руки и вытерла их полотенцем насухо, при этом незаметно завернула письмо, а затем подошла к эмалированному кувшину, стоявшему на комоде, как будто желая отполировать его, и опустила в него письмо. Наверное, не самое лучшее место, но где иначе я должна была спрятать его? Мне на ум пришел красный чемодан, но с ним все было очень неясно, ведь этот тайник я по-прежнему не могла открыть.

Ной продолжал разыгрывать свою роль. Он игнорировал меня. Лишь один раз, когда он искал на столе хлебную корзину, наши руки соприкоснулись. Я заметила мельком пробежавшую по его лицу дрожь и в этот момент совершенно отчетливо поняла, что он хотел сыграть нечто совершенно другое.

Он быстро опустил голову, ткнул вилкой в ньокки, уронил одну и положил пустую вилку в рот.

— Ансельм, пожалуйста, принести Ною ложку, — сказала сестра Фиделис, которая ни на секунду не упускала его из виду.

— Не нужно, — проворчал Ной, накалывая большим пальцем ньокки на вилку.

Ансельм все же протянул ему ложку. Ной не прикоснулся к ней.

Если мы не можем беспрепятственно разговаривать друг с другом, то я начала думать о том, как можно хотя бы просто побыть с ним рядом. Приближался час занятия. Я спросила сестру Фиделис, не будет ли она против, если мы с ней вместе займемся наведением порядка в библиотеке. Она с радостью согласилась.

Сразу после обеда она отправилась со мной в библиотеку, и мы обсудили план действий.

— Позвольте мне это сделать! — сказала я и вытащила наугад стопку книг с полки.

Она вышла и оставила меня одну. Я постоянно выглядывала за дверь, надеясь, когда эти двое придут наконец, чтобы приступить к вечернему чтению. Но они не приходили. Вместо этого я услышала, как где-то рядом Ной начал играть на фортепиано. Из-за меня эта змея изменила программу и начала изучать с ним сложные гаммы. Но даже они получались у него необыкновенно мелодично. Я отложила стопку запыленных лирических сборников и прислушалась к звукам. В конце концов я не выдержала и побежала в музыкальный зал.

Сестра Фиделис сидела рядом с ним за роялем, положив руку ему на спину, и давала указания:

— В тональности си-мажор пять диезов при ключе. Сыграй это место снова.

Она почти никогда не оставляет его в покое? Это же самый настоящий психологический террор. Я не имела никакого желания видеть ее и тихо выскользнула из комнаты. Уже почти у двери я наступила на половицы, которые ужасно скрипели. Ной перестал играть.

— Фрау Павлова, — сказала сестра Фиделис.

— Хм, — откашлялась я. — Я просто хотела спросить: раскладывать лирику лучше по году издания или по авторам?

— Ах… на ваше усмотрение… Вы наверняка сможете сделать все как надо.

С тяжелым сердцем я пошла обратно в библиотеку и оставила дверь приоткрытой. Какая пыльная работа, но, по крайней мере, так я могла слышать игру Ноя на близком расстоянии. Я услышала, как кто-то ходил по музыкальной комнате. Вскоре после этого зазвучала фонограмма с оркестровой музыкой. Я решила заглянуть туда еще раз. Сестра Фиделис, стоявшая у проигрывателя, опустила иглу и что-то сказала Ною. Он внимательно прослушал мелодию и попытался ее повторить. Было крайне интересно наблюдать, как быстро он приближается к оригиналу. Между тем я продолжала протирать пыльные книги и сортировала их по цветам.