Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги
— Твой сын был все равно что мертв, когда ты садился в этот автомобиль, — холодно сказал Рафи. — А мы даем тебе шанс.
— Просто расскажи брату правду, — посоветовал палестинцу Гидеон, хотя сам не знал, в каких именно словах из тех, что были сказаны в автомобиле, содержится эта правда. — Объясни, что к тебе обратились за помощью те, у кого есть сведения о заговоре против Карами. Скажи брату, что он единственный человек, который может его спасти. Все остальное должно быть передано лично. Никаких телефонов, факсов, записок и третьих лиц. Только лично.
— К тому же времени у нас мало, — предупредил Рафи.
— И у тебя, Саба, тоже, — добавил Гидеон и, помолчав, сказал:
— Мы доставим тебя в полицейское управление. Если кто-нибудь это увидит, то решит, что тебя задержали для проверки документов. — Гидеон приоткрыл окно и выбросил окурок. — Тебе придется посидеть в одиночке сегодня и завтра, а когда тебя выпустят, ты позвонишь брату в Сиди Боу Сад в дом Карами.
Было видно, что палестинец колеблется, но Гидеон сделал вид, что не замечает этого, и отвернулся к окну, предоставив продолжать Рафи.
— Скажешь брату, что нужно поговорить, — учил тот, — причем срочно, и что ты встретишься с ним в доме ваших родителей в Иордании.
— Ты поедешь туда обычным путем, — сказал Гидеон, снова поворачиваясь к палестинцу. — Через мост Алленби из Иерихона, а там шестнадцатым автобусом до Джеббел Хуссейна.
— Видишь ли, Саба, — спокойно сказал Рафи, — твоему брату очень повезло. — На лице палестинца отразилось недоумение. — Когда все закончится, он станет одним из героев революции.
Саба взглянул на Гидеона, как будто ожидая подтверждения, но Гидеон отвернулся.
— Какое вам дело до того, что Карами убьют? — повторил свой вопрос Саба, и Гидеон решил, что на этот раз следует ответить.
— Существуют очень важные и секретные встречи между американцами и арабскими лидерами. Если Карами убьют, то это отбросит все дело по крайней мере на шесть месяцев назад, пока не появится кто-то со взглядами Карами и способный его заменить. А это значит, что палестинцы, которые живут-поживают на Ривьере и разъезжают на шикарных машинах, будут и дальше наслаждаться жизнью в то время, как другие палестинцы будут гнить в лагерях на оккупированных территориях.
Это было одновременно и правдой, и ложью.
— А когда ты встретишься с семьей и поговоришь с братом, — сказал Рафи, возвращаясь к предмету их разговора, — вам обоим нужно будет отправиться в Амман. По вполне понятным причинам вам нельзя возвращаться на территорию Израиля.
Не было никакой нужды объяснять Сабе, что с того момента, как его брат присоединился к ООП, ему запрещен въезд на территорию Израиля.
— Вы переправитесь через Иордан, а мы будем ждать вас в условленном месте на заброшенной электростанции, — сказал Гидеон. — Как только твой брат прибудет в это безопасное место, ты сразу же отправишься в больницу к жене и детям.
Палестинец согласно закивал. Гидеону не казалось странным, что тот не отказывается переправляться через усиленно охраняемую границу. Окажись он на его месте, он бы не только согласился на все условия, а прополз бы на брюхе от Бейрута до Триполи ради спасения собственного сына.
— Скажи, — спросил он, — Палестина имеет для тебя какое-то значение?
Гидеон не ожидал внятного ответа. Внутри каждого человека существует предел самопожертвования, когда он готов отдать жизнь за свой народ, ради идеи или из-за того, что когда-то в прошлом политики совершили ошибку.
— Я устал от всей этой борьбы, — сказал Саба. — Я боюсь за своих детей.
Гидеон видел в глазах Сабы и эту усталость, и этот страх. Ему эти чувства были уже недоступны.
Автомобиль выехал на автостраду и помчался к Иерусалиму. Через десять минут они миновали здание Кнессета и почти выехали на Наблус Роуд. Вдруг, прервав общее молчание, Саба обратился к Рафи:
— Он говорит на арабском с израильским акцентом. Он еврей?
Для Гидеона это был знак того, что палестинец понял свою выгоду в этом деле и теперь, расслабившись, даже задавал посторонние вопросы.
— А какая разница?
Саба пожал плечами.
— В любом случае ребенку нужна операция.
— А что, если нас схватят, когда мы будем переправляться через Иордан? — спохватился Саба. — Что если нас заметят бедуины? А если израильтяне начнут стрелять? Или иорданцы? — Реальность брала свое. — Что если я откажусь?
— Слишком поздно, — быстро сказал Рафи.
— Предоставь нам позаботиться о бедуинах, израильтянах и иорданцах, — добавил Гидеон. — А сам позаботься о том, чтобы встретиться с братом. — Он полез в карман и вытащил удостоверение личности. — Посмотри повнимательнее, — посоветовал он Сабе, — и запомни точную дату, когда удостоверение было выдано и когда его следует продлить.
— Но это другое удостоверение! — воскликнул Саба, а рассмотрев его получше, закивал головой. — Вы сделали это из-за брата, — понимающе зашептал он, — чтобы он поверил, что меня задержали из-за удостоверения.
Гидеон предпочел не замечать, как из жертвы палестинец на глазах превращается в помощника. Вместо этого, он крепко сдавил его плечо.
— Удачи, Саба, — сказал он, когда автомобиль остановился за воротами полицейского управления. — И помни, твоего сына будут оперировать лучшие доктора.
Палестинец подавленно кивнул.
— Израильские доктора, — тихо сказал он, а через секунду прибавил: — Евреи.
На его запястьях защелкнулись наручники.
— А что если бы не было ребенка, которому нужна операция? — поинтересовался Яков.
— Тогда был бы отец, нуждающийся в пересадке почки. Или мать, которой нужен мешок риса. Или сестра, которой необходима химиотерапия. Всегда найдется кто-то, кому нужны хотя бы удостоверение личности и разрешение на работу, чтобы не голодать.
— А где же кофейщик сейчас? — спросил Ронни.
— Храпит в соседней комнате, — ответил Рафи. — Приходит в себя после небольшой травмы.
— А что случилось?
— Он был ранен в ногу, — сказал Гидеон, стараясь казаться равнодушным.
— Почему? — смущенно спросил Ронни.
— А ты бы хотел, чтобы он разговаривал не с нами, а с аллахом? — удивился Рафи. — Он был ранен в ногу, потому что это лучше, чем быть раненым в сердце.
— А как получилось, что он вообще оказался ранен?
— Иорданский пограничник застукал их, когда они переходили брод. Выстрелил и промахнулся. Кофейщик мог быть убит, поэтому один из наших людей не растерялся и подранил его, целясь в ногу, чтобы тот немного поторопился, переходя границу.