Линда Йеллин - Такая милая пара
– Угу, – соглашалась она.
– Что значит «угу», – негодовала я. Она утратила всю свою лояльность по отношению к зятю. Ведь от нее в свое время тоже смылся муженек, и она никак не могла простить моему благоверному его убытия.
– А ничего. Просто – «угу», – отвечала она.
Рядом с нами обычно сидели Мадлен с женихом-юристом, погруженные в обсуждение своих брачных планов. А вот Билли был далеко – в колледже он стойко отстаивал свое право именоваться Вильямом.
– Попробуй грудинки, тебе станет легче, – сокрушалась мать.
– А мне и так неплохо, – сопротивлялась я.
– Как дом? – вежливо интересовалась Мадлен, стараясь одной рукой управиться с куском грудинки (вторая, похоже, путешествовала по бедру жениха).
– Прекрасно, – вежливо отвечала я. – Единственная проблема – до сих пор не могу решить, где повесить часы. В спальне они смотрелись бы лучше всего. Но тикают так, что жить невозможно!
– Да? – уже с большим интересом откликнулась сестра. – Спасибо, что предупредила. А то мы с Марти собирались купить точно такие же, но если так, то не стоит. Ведь, правда, Марти?
– Стоит обсудить этот вопрос попозже, – отвечал Марти, одной рукой придерживая грудинку, а второй – поглаживая попку своей избранницы.
– Передай, пожалуйста, кетчуп, – подал голос Поль.
– Что, мясо плохое? – забеспокоилась мать.
– Нормальное. Передай кетчуп.
– А знаешь, он ведь заглянул к нам перед отъездом, – сказала мама, вновь обращаясь ко мне.
– Кто?
– Майкл.
– Когда ехал на Север, – пояснил Поль, откручивая пробку бутылки с соусом.
– И что же он вам поведал?
– Сказал, что не может представить себе жизни без тебя, – грустно ответила мама.
– О! Как это романтично! – восхитилась Мадлен. – Правда, Марти?
– Да, очень романтично.
– Но, тем не менее, он уехал, – гнула свое мама.
– Мне кажется, что он хороший парень, – вступился за отсутствующего Марти.
– Он это говорил? – спросила я.
– Что? – удивилась мама.
– Жаль, что я его плохо знаю, – вклинился Марти.
– Что он уезжает.
– Забудь это, – посоветовал Поль, обильно сдабривая мясо кетчупом. – Это в нем еще кровь играет.
– Ты была с ним слишком мягка, – настаивала мама. – Никак не отреагировала, когда он бросил прекрасную работу и опять пошел учиться. И теперь, когда он опять бросил работу и поплелся черт знает куда. Я ведь беспокоюсь за тебя, – знаю, как это тяжело.
– Если тебе потребуется хороший адвокат, дай мне знать, – предложил Марти.
– Мне не тяжело, и я не грущу, – ответила им я, яростно вгрызаясь в мясо. – С чего бы это мне переживать? Майкл любит меня. Уехал он не из-за того, что в наших отношениях произошли изменения. Он вернется. Просто эта поездка была ему необходима.
– Ну и ну, – только и могла промолвить мама.
– Ну и ну, – вторил ей Поль, с удовлетворением разглядывая гору кетчупа на грудинке.
– А есть еще подливка к мясу? – поинтересовался Марти.
Поль передал ему бутылочку с кетчупом.
– Не волнуйся, – обратилась к жениху Мадлен. – Есть.
– Ты должна забыть его. Следует трезво смотреть на вещи, – подвел итог дискуссии Поль.
Так я перестала дважды в неделю питаться домашней грудинкой у своих родных.
Я никогда не жила одна. И вот однажды, когда я прикончила целую упаковку шоколадных пирожных, то обнаружила, что они и вполовину не так вкусны, как раньше. Размышляя над причинами этого феномена, я пришла к выводу, что все это от того, что никто не был свидетелем этого моего подвига. И я решила начать худеть. Редко ужинала. Оставалась на работе дольше необходимого – ведь идти-то было некуда. Дома меня ждала покраска ванной, поклейка моющихся обоев. Я стала писать длинные письма Пайпер, в которых описывала все свои героизмы. Она же в ответ присылала сухие отписки, оправдываясь, что научная работа отнимает все время. Все наши знакомые были уже в курсе, что мой благоверный отправился завоевывать Аляску. И каждый разговор на эту тему делал его отбытие все более и более реальным. И это обстоятельство стало так смущать меня, что было как-то неловко ходить с ними в кино или на вечеринки.
По ночам я спала отвратительно. Я чувствовала себя такой ничтожной и покинутой на нашем с Майклом супружеском ложе... Часами лежала, уставившись в потолок. Днем работа и домашние хлопоты ненадолго отрывали меня от этого омута мрачных мыслей. Днем все было хорошо. Но моя мать с ее отменно развитым шестым чувством стала появляться в моем доме с судками и принялась подкармливать меня. Как правило, в судках были фрикадельки и вермишель. Да, ее забота вроде бы успокаивала меня, но фрикадельки и вермишель она всегда готовила на поминках. Как-то раз мой давно сбежавший отец Джерри выдал с Канарских островов свой ежегодный звонок. Он обосновался там вместе со своей новой шоколадной женой-дочкой Синди. Я оповестила его о подвигах моего мужа и замолчала. Я не стала обсуждать с ним своей семейной жизни. В основном, слушала его бесконечные монологи. Но на этот раз он был поразительно краток.
– Это плохо, детка, – его приговор был окончательным.
Терпеть не могу, когда он зовет меня «деткой»!
– У моей тыквочки проблема, – пропел он за тысячи миль. Что ж, против «тыквочки» я не возражала. – Знаешь, я вот что тебе скажу, мы с Синди всегда вместе и все делаем вдвоем. С твоей матерью у меня все было по-другому. Каждый занимался своими делами. И единственным общим делом у нас были вы трое. Но если каждый занят своим, семейная жизнь разваливается, понимаешь? Какого черта он не взял тебя с собой? Если он тебя любит, он был обязан ехать вместе с тобой. Если ты отказалась отправиться вместе с ним, то почему ты это сделала? Какая жалость, что я не могу приехать и быть рядом с тобой! Если б мог, обязательно приехал, но, увы. Пожалуйста, передай привет сестре и брату. Они мне никогда строчки не черкнут, но я все равно их люблю. И, тыквочка моя, не забудь, что папа тебя очень и очень любит!
Объяснения в любви начали приходить с Аляски одновременно со счетами.
В первом письме мой благоверный писал, что в Монтане проколол колесо, что скучает обо мне и хочет жить возле гор у воды.
Во втором письме Майкл писал о том, что потерял свои болотные сапоги, что невероятно скучает по мне и что как было бы здорово иметь такую высокооплачиваемую работу, которая бы позволила мотаться в горы, когда только вздумается.
В третьем письме речь шла о том, что без меня ему и горы не милы. Помимо всего прочего, сообщил он, трубопровод уже почти закончили, и работы для него здесь нет. А все, чего он хочет, – это высокооплачиваемая работа и семья, в которой много детей.
