Франческа Клементис - Любовь нельзя купить
Поскольку был рабочий день, он надел костюм, однако Элисон удивилась бы, узнав, что по выходным Тим одевается так же, как и раньше, — в плохо сидящие на нем джинсы, мешковатые рубашки и свисающие, не заправленные за пояс белые футболки. А одевается он так потому, что Элисон когда-то, когда они впервые встретились, сказала ему, что он хорошо выглядит. Поскольку в дальнейшем никто не говорил ему таких комплиментов, когда он экспериментировал с другими стилями, то он вернулся к тому внешнему виду, который когда-то был для него выигрышным.
— Я удивилась, что ты ответил на мое электронное письмо, — сказала Элисон, нарушая молчание.
— Почему?
Элисон посмотрела вдаль:
— Несколько лет назад я не стала бы искать контакта. Я слышала, на этих сайтах люди ищут друг друга только потому, что…
Она заколебалась.
— И почему же? — спросил Тим, готовый выступить в свою защиту.
Элисон не сразу подобрала подходящие слова.
— Потому, что не удовлетворены, — нашлась она наконец и с беспокойством посмотрела на него — уж не обидела ли?
Тим скорее удивился, чем обиделся. До того, как она произнесла эти слова, он и не задумывался об этом. Вероятно, чувство неудовлетворенности руководило им так давно, что он и забыл, что можно пребывать в каком-то другом состоянии.
Однако верность Милли вместе с нежеланием признавать, что его жизнь отнюдь не так блистательна, вынудили его отринуть это обвинение.
— Если честно, не могу сказать, что я озабочен этим. Меня, по большому счету, жизнь не разочаровала. («Скажи ей, что скоро у тебя будет еще один ребенок, — будто услышал он вдруг чей-то громкий голос, — скажи, в какой восторг ты приходишь оттого, что у тебя беспрестанно увеличивается семья и постоянно рожает жена».) Просто я был рад услышать о тебе и подумал, что будет приятно увидеть тебя.
Он понял, что его слова прозвучали неубедительно. Ну и что? Значит, он слабак.
— Ну а ты? Ты ведь первая вышла на связь. Ты тоже сделала это потому, что чем-то не удовлетворена?
— Да, — просто ответила Элисон.
Тим был сбит с толку ее откровенностью, но тут вспомнил, что именно это ему всегда в ней и нравилось.
— Ты улыбаешься, — сказала Элисон.
Тим немедленно перестал улыбаться.
— Ну вот, так-то лучше, — поддразнила она его, и двадцать лет тотчас улетучились.
Парень: восемнадцать лет, отличник, плохая (улучшающаяся) кожа и плохое (ухудшающееся) зрение, скромный, усердный, ожидающий, что в его жизни произойдет что-то интересное, но ничего для этого не предпринимающий и живущий в надежде, что завтра, должно быть, будет больше возможностей, чем сегодня.
Плюс:
Девушка: почти восемнадцать лет, прекрасная кожа и зрение, обыкновенные черты лица, энергичная, общительная, трудолюбивая, хватающаяся сегодня за любую возможность из страха, что завтра она исчезнет.
Когда Элисон начала оказывать ему знаки внимания, Тим не мог поверить своему счастью. Поначалу он думал, что она делает это, приняв чей-то вызов или на спор, поэтому избегал ее, поскольку прыщи и очки и без того приносили ему в жизни немало унижений.
— Почему ты не обращаешь на меня внимания? — спросила она у него наконец.
— А почему ты преследуешь меня? — спросил он, неожиданно для себя ощутив прилив смелости.
— Потому что ты играешь на саксофоне, — ответила она тогда.
Тима это озадачило. Он не хвастался своими музыкальными способностями, когда рассказывал о себе, а о том, что саксофон является для женщин сексуальным символом, и не знал. Он играл на саксофоне только потому, что папа занимался с ним и он, и все его братья и сестры были вынуждены этому учиться. Физические усилия, требовавшиеся от него во время игры, доставляли ему удовольствие, а вот музыка не трогала.
— Но я не очень хорошо на нем играю, — запротестовал он. — Гэри Чишольм имеет награды за игру на скрипке, а слышала ли ты, как играет на фортепьяно Кит Уилсон?
Элисон с сожалением покачала головой:
— Ты что, ничего не понимаешь?
Тим и вправду ничего не понимал.
Тогда она просветила его:
— Ничто не сравнится с саксофоном, ничто. Такой глубокий звук, такой таинственный, полный значения, смысла, такой…
Элисон, съежившись и закрыв лицо руками в притворной стыдливости, вспомнила себя, такую юную.
— Не поверю, что я могла так говорить!
— И я тогда не мог в это поверить, — сказал Тим. — Я понятия не имел, о чем ты.
— А ты ведь не только саксофон имел в виду, а? — поддразнила его Элисон.
Теперь пришла очередь Тима закрыть глаза.
— Ты была для меня каким-то неведомым созданием, — признался он. — Все мои друзья были вроде меня, обыкновенные подростки, совершенно не приспособленные к жизни, делавшие вид, будто слушают рок-группу «Генезис», тогда как втайне предпочитали дуэт «Карпентерс», и тратившие все заработанные за субботу деньги на средства от прыщей. Никто из нас не разбирался ни в чем, что не относилось к школьным экзаменам.
— И я была такой же, — созналась Элисон. — Просто мне удавалось притворяться, будто я другая.
Тим посмотрел на семнадцатилетнюю девушку глазами тридцативосьмилетнего человека и понял, что их разделяет все такая же широкая пропасть. Прошло двадцать лет, а он так и не научился казаться другим. Он был таким же, как все, хотя что-то внутри ему подсказывало, что рожден он не для того, чтобы приспосабливаться, да и ни один человек не создан для этого.
— У тебя это очень хорошо получалось, — признал он. — В тебе все было другое. Ты была так уверена насчет всего того, что всех нас смущало.
— Да я просто играла роль, — повторила Элисон.
Но Тим знал, что это было не так. Никто не может играть роль всю жизнь. А Элисон была на редкость последовательна, если судить по тому, как сложилась ее судьба.
Она три года путешествовала по миру, научилась говорить на полудюжине языков, заработала гастрит и познакомилась с бразильским врачом. Вернувшись в Англию, поступила в медицинский колледж. Еще попутешествовала. Сделалась врачом общей практики и начала работать в небольшой деревне с бразильцем, ставшим ее мужем. Затем стала писать книги для женщин, желающих помочь себе, а в тридцать восьмой день рождения забралась на Эверест. Умопомрачительное восхождение, от которого у Тима закружилась голова.
Он обратил внимание на то, что в ее отчете нет детей, но ничего не сказал. Она тоже.
— Так что же заставило тебя разыскать меня? — снова спросил он.
— Я бросила своего мужа.
— Сожалею, Элай, — сказал Тим и взял ее за руку. То был его первый пробный шаг за пределы эмоционального барьера безопасности. И сразу в зону риска.
