Светлана Макаренко-Астрикова - Дважды любимый
— Может быть, хотя бы теперь она скажет иначе? Или своего возлюбленного она тоже собирается «удерживать»? — протянул он чуточку насмешливо.
— Он тебе не понравился? — Она коснулась теплыми, солеными от слез губами его ладони, костяшек пальцев. Знакомый запах одеколона, смешанный с ароматом потертой замши, окутал ее мгновенно.
— Кто?
— Мамин избранник.
— Я его не запомнил настолько, чтобы составлять о нем мнение. Знаешь, если закрыть глаза, то мне представится, что то длинное и вытянутое, как пенал или футляр от часов. Скучное. Монотонное. Обычное. У него и голос какой то монотонный. Как у заик, которые долго лечились Однако, рукопожатие цепкое. Такая моментальная хватка. Будто у краба. Цап, и все. Попался!
— Мне он только поцеловал пальцы. И я его почему то ощутила коричневым. Действительно, скучно! — согласилась она и вдруг тихо рассмеялась. — Господи, хорошо, что они не слышат. Назвали бы нас сумасшедшими, наверное…
— Бог с ними! Ты устала. Сейчас мы с Лилей тут все уберем, и еще раз растопим камин, станет теплее.
— Артем почему-то захотел девятины отвести непременно на даче. Почему? Впрочем, он сказал, что Лера очень любила это место… Поэтому?
— Конечно. Он обещал позвонить с вокзала. Успел ли к поезду? Почему сейчас не стало прямых поездов? Все и вся кружат и кружат, как потерянные. И во времени потерялись, и в пространстве. И страна, и люди. — Никита отошел к столу, посуда едва слышно зазвенела в его руках. Она тотчас обернулась на звук, встала.
— Давай, я соберу, а ты отнесешь. Лиля там уже, наверное, совсем падает с ног.
— Она вышла кормить Арса. Титан еще не нагрелся, а посуды много. Хорошо, что хоть электричество есть здесь.
— У нас всегда включали с апреля, — Она осторожно собирала блюдца в стопку. — Многие живут на дачном массиве. Выращивают тыквы и кабачки. А у Леры здесь были розы. Мы приезжали с ней сюда летом. Я всегда ощущала их запах. Еще на повороте к даче. Он так стелился, полз, низом по траве, обвивал ноги, поднимался к коленям. Густой и нежный одновременно. Как утренняя заря. Ни у кого не было таких роз, как у нее! И уже не будет.
— Артем мне сказал, что Татьяна Васильевна Полозова, их общая знакомая, с сыном хочет арендовать участок. Жить здесь. Ты не возражаешь?
— Я? Нет. Пусть решает Артем. Он хозяин дачи. Земле нужен присмотр, уход. Здесь хороший сад. Огорода вот, правда, нет. Но Татьяне Васильевне он пока и не нужен. А цветы она тоже любит. Лера это знала.
— Лера… Ты ее называешь Лерой. Так странно.
— Я всегда хотела так называть ее. Как сестру. Но не насмелилась раньше. А теперь чувствую, что она разрешила бы мне это. Вот и говорю вслух — Уголки ее губ печально поникли, крылья носа впали, профиль стал резче.
— Надо решить, что делать с вещами в квартире. Так странно, что она оставила все тебе. То есть, я хотел сказать, успела оставить.
Она чуть улыбнулась. Поставила вторую стопку тарелок на поднос.
— Я не удивилась этому, нет. Лера же, при всей романтичности своей, была очень практичной. Но эта практичность как то ни на кого не давила. Была такой… Созидающей, что ли… И она всегда хотела, чтобы ее вещей касались только родные руки.
— Но у нее же есть Артем, сестра…
— Мария в Питере, Артем в своем сибирском научном городке. Им нет дела до старой «двушки» в Песчаном квартале, набитой дисками, пластинками и книгами. Что их может там заинтересовать? Пара старых картин на стенах? Если захотят их повесить у себя, я тотчас отдам…
— Мы можем взять с собой в Европу только книги и фото. Через пару недель мы должны быть на Принценканале, у нас концерт.
— Самое главное — забрать с собой Арса. Мама не хочет возиться с ним. Я ей предлагала, но она сказала, что у нее нет времени.
— Да, она ведь теперь может не успеть в спа-салон, конечно! — Он иронично усмехнулся.
— Кит, это совсем не смешно. Это больно. — Она поморщилась. — Как то раздражает. И я теряюсь. Мама показывает мне, что она не хочет заботиться. Ни о ком. Даже о маленьком полугодовалом щенке. И… обо мне. Она так быстро уехала… Как будто боялась находиться рядом со мной. Вообще, находиться — здесь.
— Но ей слишком тяжко сейчас. Пойми ее. И она просто хочет, чтобы заботились, наконец, и — о ней. Как и всякая женщина. Она тоже — потерялась. Не так-то легко быть в квартире, на даче, другой женщины твоего мужа. Даже если этой женщины больше нет. Но мужа то нет— тоже. Непосильная тяжесть. Она давит. Ее нужно осознать. Не каждый может это. Она вот взяла и — убежала.
— Да. Но здесь была я. — С горечью возразила она — Ее дочь. И я тоже потеряла близких мне людей. Хорошо. Я ничего не хочу говорить теперь, Кит. Я понимаю. — Она устало отвела прядь волос со лба. — Я просто утонула в этой тоске. Девять дней. Десять. Вечность. И только сегодня я поймала ее за хвост. Тоску. Только сегодня! Господи боже мой!
— Эта змея с тобой не совладает. Никогда. Я уверен. Мы с тобой еще отвернем ей голову, вот увидишь.
— Конечно. Орфей приручит эту змею. Мой милый Орфей. — Она положила руки ему на плечи и прижалась головой к его груди, снова ощутив биение сердца сквозь толщину свитера.
— Замерзла? Принесу сейчас дров, протопим здесь.
— У меня сердце замерзло, Кит. До боли. Я даже плакать не могу.
— Я отогрею тебя, Снежная королева. Обязательно. И станет легче. — Он прижался губами к ее волосам, поцеловал веки, осторожно касаясь пальцами подбородка. — Выйдем в сад? Там солнце пригрело. Слышишь, как Арс лает?
Снаружи действительно доносился лай собаки и нарочито строгий голос Лили:
— Лапы у кого грязные? Зачем ты полез в лужу, негодник? Надо было идти по дорожке. Как я тебя впущу в дом теперь? Сиди на веранде. Я схожу за тряпкой. Проказник! Что новая хозяйка скажет тебе? Она же у нас строгая. Чистоту любит…
Наталия улыбнулась. В ответ коснулась пальцами щеки Кита, обведя твердую линию скул и подбородка, едва — едва нажимая подушечками, словно лаская каждую впадинку. Потом также легко прижалась губами к его уху:
— Поцелуй меня. — Она не просила. Требовала. — Поцелуй. Еще… Ты можешь — сильнее?
— Ты меня искушаешь, королева! — Выдохнул он, чуть отпрянув. — Я ведь могу не выдержать, учти…
— И что? — прошептала она в ответ. — Что будет тогда?
— Черт! Да ничего. Я просто тебя начну раздевать прямо здесь. Лилька обалдеет, когда застанет нас на полу, среди всей этой черноты, бархата, ажура, гипюра… Не забудь, у тебя очень белая кожа. Ты будешь хорошо смотреться на черном фоне, любовь моя. Черт, как хорошо ты будешь смотреться! За эти мрачные дни я уже успел подзабыть, как потрясающе ты выглядишь без одежды.
