Барбара Делински - Если сердце верит
Как же иначе объяснить, что весь второй этаж, где стояла кованая железная кровать, уставлен и увешан множеством птичьих клеток? Некоторые из них, нежно-пастельные, свисали со стропил; две прозрачные, как легкие проволочные Эйфелевы башни, громоздились под сводом покатой крыши. Еще одна, бутафорская, взятая из театра, служила вешалкой для полупрозрачных шелковых платочков и шарфов, а одна, особо впечатляющих размеров, служила корзинкой для бумаг.
А политические плакаты в поддержку Тедди Кеннеди, Движения за равноправие женщин и Хилари Родхэм Клинтон, которыми Селия обклеила деревянные стены?..
Да, именно в преклонном возрасте она реализовалась по-настоящему. Впервые в жизни Селия завоевала право высказывать свое мнение обо всем, включая отношение Майды к Лили. Даже крохами уверенности в себе, полученными в детские годы, Лили была обязана бабушке, неизменно готовой принять ее с распростертыми объятиями.
Селия умерла шесть лет назад, но и теперь, сидя на самом верху винтовой лестницы, ведущей из спальни вниз, Лили ощущала эти добрые руки. Наверное, имело значение и то, что на ней была старая ночная сорочка Селии, длинная и мягкая. Невероятно, но она до сих пор источала аромат жасминной ванны, которую неизменно принимала Селия.
Лили думала: что сказала бы бабушка о происходящем сейчас в Бостоне? И в то же время пыталась предположить, что именно там сегодня происходит. В маленьком домике не было ни радио, ни телевизора, и вовсе не потому, что Селия не могла позволить себе, но потому, что она предпочитала слушать гагар, а не «весь этот вздор». Но зимой, когда гагары улетали?.. Что ж, тогда она слушала старенькие виниловые диски. Именно то, что нужно старушке.
У Лили почти такая же фонотека была на компакт-дисках, оставшихся в машине вместе с проигрывателем и одеждой. Она не спешила внести в дом свои пожитки. Куда торопиться? Она ведь скрывается. Так что ей все равно нечего делать.
Было девять утра. Бледные солнечные зайчики пробивались сквозь кроны деревьев и, через окошко заглядывая в комнату, прыгали по полу, по плетеной рогожке, по подлокотнику дивана… Картина была такой теплой, такой знакомой, памятной с самого детства. Лили нередко ночевала у бабушки, а поутру, проснувшись пораньше, усаживалась наверху лестницы и свешивала ноги вниз, напевая что-нибудь сначала потихоньку, потом громче, потом еще громче… Так продолжалось, пока не просыпалась Селия.
Лили наслаждалась своими воспоминаниями, пока не вернулись мысли о Бостоне. Она содрогнулась.
Не обуваясь, Лили спустилась по лестнице, закуталась в вязаную шаль и остановилась в полосе солнечного света, пересекавшей комнату. Сначала было тепло и приятно, но вскоре осень напомнила о себе. Придется разгрузить машину и потом поскорее принести дров из сарая.
С озера донесся крик гагары. Лили с удовольствием распахнула двери навстречу дню, сверкающему осенними красками. Солнце светило сзади, а в озере отражалась глубокая синева западного небосвода. Деревья, уже в осеннем убранстве, полыхали багряным и золотым и казались особенно яркими на темном, глубоком фоне своих вечнозеленых соседей. Лили ощутила аромат пихты, сосны и сухих листьев — кленовых, осиновых и березовых. Утро выдалось светлое и тихое. Это было так непохоже на все то, что она оставила в городе!
Гагара снова прокричала, но Лили не видела ее. Рискуя застудить ноги, она промчалась между замшелых валунов по площадке, засыпанной сухой сосновой хвоей, по ступенькам-шпалам — к берегу. Лили вышла бы на причал, но ей не хотелось, чтобы в Лейк-Генри узнали о ее приезде. Поэтому она забилась в небольшой грот, образованный выступающими кривыми сосновыми корнями, что для Тиссен-Коув совсем не редкость, и стала смотреть и слушать отсюда.
Озеро было безмятежно. Из лесу за ее спиной доносилась трель певчей птицы, а с озера — тихий плеск воды. Гагара запела снова, и Лили устремила взор к Элбоу-Айленду. Она с трудом разглядела птицу на фоне отражающихся в воде прибрежных деревьев. Точнее, птиц, поскольку то была пара. Лили сразу узнала их по острым клювам и грациозной линии головы и шеи. «Интересно, — подумала она, — их только двое? Может, с ними летний выводок?» Но видно было неважно. Лили выбралась из своего укрытия и, сбегав в дом за биноклем Селии, поспешила назад. Уже ступив на первую ступеньку лестницы, ведущей к берегу, она заметила маленькую моторку. Та явно направлялась к ее пристани.
Лили замерла. Мужчина в лодке был в темных очках, но, без сомнения, смотрел прямо на нее. Развевающаяся на ветру каштановая шевелюра, квадратная нижняя челюсть, короткая борода, настороженная поза, свойственная стервятникам, оставленным ею в Бостоне… Лили знала, кто он такой. О, она знала! И поняла, что он знает ее, так что ретироваться уже не имело смысла.
Лили испугалась, пала духом и разозлилась оттого, что ее так скоро вычислили. Да кто?! Тот, кто внушал ей ненависть сразу по двум причинам. Лили бросилась в домик, залезла на кухонный стул и сняла с крючка, вбитого над входом, ружье Селии. Снова распахнув дверь, она выбежала на крыльцо. К этому времени Джон Киплинг дошел до середины лужайки. Темные очки он уже снял, но и без них производил устрашающее впечатление. Мощный, сухопарый, Джон шагал так, словно собирался тут командовать.
Лили всегда избегала его, наведываясь домой, однако прекрасно знала, где он жил и чем занимался до возвращения в Лейк-Генри. Об этом ей рассказывала Поппи.
— Ну, хватит! — прокричала Лили с крылечка дрожащим от ярости голосом. Возможно, в Бостоне она и была беспомощна, но ведь здесь ее дом. — Тут моя земля. Ты нарушил границы.
Незваный гость остановился в десяти футах от дома, неторопливо поставил большой бумажный пакет на землю и, выпрямившись, поднял руки вверх. Потом плавно, хотя и не слишком медленно, опустил их, повернулся и направился к своей лодке.
На нем были серый хлопчатобумажный свитер и джинсовые шорты. При иных обстоятельствах Лили, наверное, залюбовалась бы его босыми ногами, но сейчас не обратила на них внимания.
— Стой! — приказала она. Ей не нравилось, что Джон здесь, но раз уж он пришел, надо выяснить для чего. Очевидно, задумал что-то. Газетчики все такие. Совсем недавно Лили убедилась в этом. — Что в пакете?
Он остановился и, не делая резких движений, повернулся:
— Свежие продукты: яйца, молоко, овощи, фрукты.
— Зачем?
— Потому что у тебя ничего нет, кроме консервов.
— Откуда ты знаешь?
— Женщина, которая тут прибирается, — тетка моей помощницы.
— И ты ее спрашивал? И она сказала? — Ну вот! Еще одно предательство, еще одна угроза. Однако это все-таки Лейк-Генри. Нельзя же было, в самом деле, рассчитывать на иное. — И кому еще она ска-а-а-азала?
