Светлана Щурова - Песчинка на ветру
Ярко-белая полчаса назад, а теперь грязно-серая «сузуки» остановилась у трёхэтажного строения. Табличка на входной двери гласила, что это художественное училище. Валерия поставила машину на парковку напротив главного входа и под проливным дождём быстро добежала до торца здания. Три года назад здесь, в цокольном этаже, сияя мытыми окнами и свежим ремонтом, появилась мастерская художников.
Валерия достала ключи из сумочки, сняла объект с охраны, открыла дверь. В этот пасмурный дождливый день в помещении было темновато. Вдоль стены, слева от двери, почти на уровне глаз, расположились небольшие оконца. Слабый свет, проникая сквозь них, рассеивался бледным туманом по всему периметру. Понять, что находится в комнате, было невозможно.
Лера щёлкнула выключателем. Люминесцентные лампы и лампы накаливания зажглись. Тусклая комната преобразилась. Холсты, этюдники, мольберты, с десяток палитр, пара десятков флаконов с фиксативами и сиккативами, лаками и разбавителями, маслами; краски и пигменты, белила, карандаши, мелки, кисти, апельсиновые шкурки – всё это было, на первый взгляд, в беспорядке разбросано по комнате. По всей мастерской – на стеллажах, на полках, стульях, столах и даже на полу лежали стопки картин и набросков, ожидающих, когда их дорисуют, исправят, оденут в рамы и они наконец смогут явить себя миру. Несколько огромных передвижных зеркал стояли, казалось, хаотично, отражая фрагменты этой странной комнаты. На противоположной от окон стене близко друг к другу висели готовые картины в рамах, больших и маленьких, дорогих и не очень. Они раздвигали пространство, словно открывая порталы на морское побережье, маковое поле, в комнату средневековья. Картин было много. Они снимались со стен, путешествовали по выставкам, вешались снова в другом порядке, дарились и продавались, оседали в частных коллекциях и в госучреждениях.
Валерия открыла окна. Свежесть дождливого дня наполнила помещение. Сильнее запахло красками. Лера втянула в себя такие знакомые и приятные для неё ароматы, закрыла на миг глаза. Подошла к картинам, висевшим на стене. Почти у самого потолка вдоль всей стены тянулась балка. В углу на балке, собранная в жгут, висела плотная белая ткань. Валерия убрала зажим и задёрнула занавесь. Все картины исчезли под плотной тканью. Стена стала просто белой. То же самое она проделала и со второй стеной. Затем стала ходить по комнате, собирая нужные кисти, краски, палитры. Движения становились всё энергичнее, плечи распрямились. Она отнесла всё собранное к столику у окна, рядом с мольбертом. Натянула уже подготовленный холст. Поправила мольберт так, чтобы дневной свет из оконца падал на холст слева. Затем подкатила зеркало, встала между ним и мольбертом. Сделала пару шагов назад. Оглянулась и посмотрела в зеркало. Холст полностью отразился в нём. Затем она взяла карандаш со столика и стала наносить штрих за штрихом.
Её рот приоткрылся, она провела языком по верхней губе. В зелёных глазах появились искорки. Лера то подходила ближе, нанося штрихи быстро-быстро, то удалялась на расстояние, задумчиво улыбаясь и смотря на холст. Её руки, тело, всё её существо, казалось, исполняют какой-то мистический плавный танец вокруг мольберта.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошла высокая худая блондинка.
– Доброе утро, ранняя пташка!– проговорила молодая женщина в короткой джинсовой юбке и белой майке, подошла к Лере и поцеловала её в щёку.
– Здравствуй, Кира! Уже давно день на дворе, – Валерия прищурилась и подмигнула блондинке, – совушка ты моя!
– Вижу, у тебя есть идея? – глаза орехового цвета любопытно осматривали холст.
– Да, есть одна, – загадочно улыбнувшись, Валерия продолжала рисовать.
– Эх, мне бы твою жизнерадостность и фантазии! Ничего в голову не идёт! Руки чешутся, хочу рисовать, но нет образов, – блондинка хлопнула пару раз длинными накрашенными ресницами. – Может, подскажешь чего-нибудь, а, подруга?
– Бери кисти, бери краски! Помнишь, как нас учили – не думай ни о чём, просто наноси мазки любого цвета, любого размера. Выплесни своё душевное состояние! Вот выплеснешь всё, тогда внутри будет место для идей! – Лера не смотрела на Киру, она смешивала краски, и нежно-розовый мазок лёг в верхний угол картины. – Посмотри, какой тон получился! Прозрачно-волшебный! – она отошла на пару шагов, глаза светились.
Кира одобрительно кивнула головой, в руках у неё уже была палитра. Подойдя к мольберту, приколола чистый лист. И две молодые женщины, взмахнув кисточками, как волшебными палочками, погрузились в творчество.
Минут через двадцать голос Киры въедливо и тихо произнёс:
– Всё-таки, Лерка, я так и не могу понять, как тебе досталась эта мастерская?
– Дорогая моя, ну я же рассказывала уже. Наш дом весь превратился в мастерскую! Повсюду рисунки, кисти, мелки, карандаши… Детей как магнитом притягивало. Им хотелось всё потрогать и даже попробовать на вкус. Мне всё время приходилось отгонять их, как отгоняют надоедливую мошкару в летний вечер. А уж сколько было пролито красок, растворителей, масел! Мы меняли обшивку на диване, перестилали ковры, перекрашивали стены. В конце концов Максу это надоело. Сначала он хотел выделить мне место в своём гараже, но, подумав, что дети и туда смогут без труда добраться, решил по-другому. Он отправился прямиком к директору этого училища. И тот разрешил Максу переоборудовать подвал в мастерскую. Как я была счастлива! У меня появилось место для работы, свой маленький уголок! Личное пространство, где никто не будет ничего трогать, разливать, пачкать, переставлять! И в нашем доме после моего переезда сюда стало просторнее. И я, и Макс были довольны.
– Да, я это уже слышала. Интересно другое – что Максим дал директору?
– Кира, ты о чём? – Валерия посмотрела на подругу.
– Да о мастерской твоей. Просто так ничего не бывает, понимаешь? Вот мне, например, в школе ну никак не давалась математика. Мой папчик, как ты знаешь, известный адвокат, зарабатывает немало. И я его единственная дочка, любимая. Он для меня всё сделает! У меня всегда всё было самое лучшее – куклы, наряды, косметика. Так вот, он математичке серьги подарил – ну, чтоб она мне четвёрку поставила за полугодие, потом браслет – за следующее полугодие. А чтоб я школу без троек закончила, он компьютеры в учительскую закупил. И в институт я поступила не без связей папы, понимаешь? И уж если бы не мой папа, не было бы у меня сейчас двухкомнатной квартиры. Мой никчёмный муженёк, как ты знаешь, хотел у меня всё оттяпать! – её лицо сморщилось, а голова чуть дёрнулась назад. Казалось, она вдохнула что-то едкое. – Толку от него за три года не было никакого, только что ребёнка мне сделал. А как дело до развода дошло, так он захотел разделить всё. Да куда уж ему! Пришёл гол как сокол и, спасибо папе, ушёл таким же голодранцем! – её лицо расплылось в самодовольной улыбке. Она продолжила: – Я к тому, что в жизни ничего не бывает просто так, понимаешь? За всё надо платить. Никто просто так ничего делать не бу-дет! Значит, Макс как-то повлиял на директора, вот я о чём. Он тебе ничего не говорил?
