За решеткой (ЛП) - Джеймс Никки

Он повернулся, его щеки побледнели, глаза сделались загнанными. Он видел не меня, а ужасную сцену из прошлого.

— Я не мог быть тем, в ком она нуждалась. Я хотел. Я пытался. Я не мог любить ее так, как она любила меня. Она ушла и... Я пытался ее защитить. Их обоих, — он покачал головой, и его взгляд заметался по маленькой камере. — Я не убивал их, но заслуживаю этого наказания, потому что мне надо было что-то сказать. Мне надо было сделать больше. Я знал, что у них проблемы. Я просто... — он снова умолк.

Внутренняя дрожь заставляла его тело трястись, а зубы — стучать. Он пытался казаться сильным, но терпел неудачу.

Мое сердце сжалось, и я не мог переварить волну эмоций, бушевавших во мне. Но я хотел дотронуться до него, утешить, обнять и сказать, что все будет хорошо.

Я сошел с ума? Возможно.

Наверняка.

Если бы Бишоп знал, что вызывает во мне такие чувства, он бы больше никогда не заговорил со мной.

Я поднял руку к окну и прижал ладонь к армированному стеклу. Это был маленький жест единения. Я предлагал быть рядом и встать на его сторону.

— Я верю тебе, — прошептал я.

Бишоп долго изучал меня, возможно, препарируя мою искренность... или бросая вызов.

Не сказав больше ни слова, он повернулся к своей кровати и лег лицом к стене.

Глава 9

Расписание на следующую неделю появилось только следующим утром, когда моя смена завершилась. Я ввел сменяющего меня надзирателя в курс дела касаемо ночи и сбежал в комнату для персонала как раз тогда, когда Рей выходил оттуда.

— Новое расписание опубликовано, если ты его искал.

— Спасибо.

Его ботинки скрипнули по полу, когда он развернулся и завладел моим вниманием.

— О, и я беру пару недель отпуска, пока лето не кончилось. Я составлю расписание на месяц вперед, поскольку за вами будет присматривать начальник тюрьмы. Просто хотел предупредить, что со следующей среды меня не будет.

— Ладно. Звучит здорово. Повеселись, куда бы ты ни собирался.

— Обязательно. Повезу жену и ребенка в горы, разобьем там лагерь. Уже не терпится ненадолго убраться отсюда.

— Ты это заслужил. Постарайся не думать о нас в свое отсутствие.

— О, я точно не буду.

Мы оба усмехнулись, и Рей пошел дальше, а я зашел в комнату для персонала.

Несколько парней из ночной смены находились у их шкафчиков, совершали медленные и методичные действия. Узнаваемая заторможенность в конце смены после долгих часов на этаже. Я схватил свой рюкзак из шкафчика, повесил на плечо, затем с лязгом захлопнул дверцу и повесил замочек. Перед тем как выбежать за дверь и направиться домой, я открыл следующее расписание на ближайшем компьютере и поискал свою фамилию. Отсек А. Джин оказался прав, на следующей неделе я буду работать с теми, кто ожидал казни. Это обещало быть запоминающимся опытом.

Я закрыл программу и направился к двери, раздумывая, что чувствую по этому поводу. Знание, что эти ребята буквально в шаге от смерти, делало работу в том отсеке более устрашающей. Я снова увижу Джеффа... в последний раз. Будет ли он называть меня белым мальчиком? Будет ли он дразниться, как свойственно его натуре? Или он утратил те повадки, что заставляли его подшучивать над надзирателями? У меня складывалось впечатление, что на следующей неделе он будет другим человеком. Которого я уже не узнаю.

Солнце уже встало и поджаривало город к тому времени, когда я добрался домой. Пот собрался под моей униформой, и я немедленно направился к холодильнику и прохладному пиву. Этим утром было слишком жарко для пробежки, несмотря на мои блуждающие мысли и тяжелую голову.

Я бухнулся на диван и закинул ноги повыше, снова и снова прокручивая в голове слова Бишопа.

«Я их не убивал. Я опоздал. Я всегда опаздывал».

Что это означало? Он был там, когда кто-то убил его бывшую девушку и ее ребенка? Он пришел позже? Но его нашли всего в крови, с оружием в руке. Как? Почему?

Я поставил ноутбук на колени и открыл дюжины и дюжины статей, которые читал ранее. Я старательно изучал их, рассматривая и перекручивая события так, чтобы увидеть все под другим углом, найти невиновность Бишопа и понять, как его могли по ошибке принять за убийцу. Все это не имело смысла. Его вина казалась такой очевидной, но репортеры и их мнение явно рисовали его в негативном свете. Где же правда во всем этом кровавом безобразии?

Я знал, что он невиновен. Я верил ему, каким бы идиотом это меня ни делало, но что такого случилось в тот день, чтобы он оказался в эпицентре столь ужасного места убийства? Что такого было в преступлении, что у присяжных не осталось сомнений? И почему он провел пятнадцать лет в камере смертника, если он невиновен?

Я говорил себе, что услышать его признание будет достаточно. Я буду знать правду и смогу двинуться дальше. Знание утихомирит то назойливое гадание, которое снова и снова тянуло меня к гиганту с мягкой манерой говорить.

Но в этом случае правда меня не освободила.

Я хотел... нет, я нуждался во всей истории. Какова правда Бишопа? Почему невиновный мужчина ожидал казни? Почему его адвокат не подавал апелляции?

Злость бурлила в моем нутре, пока я обдумывал ужасную вероятность, что Бишоп полжизни провел за решеткой безо всякой на то причины. Он умрет, как и Джефф, и довольно скоро, если апелляционные суды перестали к нему прислушиваться.

На меня накатила волна тошноты, так что я допил пиво и взял новую бутылку. Вся эта реальность вызывала у меня ощущение дурноты. То, что небольшой процент осужденных были невиновными, являлся общепризнанным фактом. Предостаточно людей умирало от рук нашей правоохранительной системы прежде, чем их успевали реабилитировать.

Попадал ли Бишоп в эту статистику? Умрет ли он так же, как другие невиновные до него?

Я оттолкнул ноутбук и откинулся на диван, сжимая бутылку пива и прокручивая все эти мысли в голове. Почему я так остро реагировал на этого мужчину и его историю? Почему я не мог просто забить и делать свою работу?

Я провел ладонью по лицу и застонал, все еще не в силах посмотреть в лицо правде, которую похоронил глубоко внутри. Правде, которая заставляла мое сердце биться чуточку чаще в присутствии Бишопа. Правде, которая так сильно текла по моим венам, когда он разговаривал тем низким баритоном или одаривал меня намеком на улыбку.

Я в полной заднице.

***

Тем вечером я прибыл на работу и машинально выполнял свои обязанности. Проводил пересчет как положено, докладывался, сверялся с Джином и не забыл отключить свет в установленное время отбоя. Я старался не задерживаться у камеры Бишопа, пока не убедился, что остальные мужчины поблизости спали. У меня было так много вопросов, но я хотел обеспечить некую приватность, когда буду их задавать.

Тем вечером в воздухе витала некая беспокойная энергия. Мужчины дольше бодрствовали, возились и ходили по своим камерам, словно пытаясь сжечь избыток энергии, накопленный за день. В полдвенадцатого ночи у Рикки в Б17 случился какой-то маниакальный эпизод, когда он орал и выкрикивал оскорбления в бетонную стену его камеры. Он несколько раз ударил кулаком по стальной двери, и я предупредил его, требуя успокоиться. К полуночи он унялся, ругаясь себе под нос, но все же утихомирившись.

Хуан в Б15 торчал у окна своей камеры и следил за мной; омертвевший взгляд его глаз нервировал. Всякий раз, когда я приближался к его краю коридора, он шевелил пальцами в окне, чтобы привлечь мое внимание, а потом бормотал на испанском что-то монотонное и в то же время угрожающее.

Учитывая всеобщее поведение, я даже гадал, не полнолуние ли сегодня.

К часу ночи все стало тише. Хуан прекратил попытки напугать меня и вернулся на кровать. Рикки вымотал себя своей истерикой и заснул, а Десмонд сгорбился над блокнотом и строчил бредовые истории, которые, по словам Хавьера, невозможно было читать.