Девочки Тора (СИ) - Маар Чарли
Почему-то он выбирает место рядом со мной, хотя стол довольно большой. Наверное, я самая настоящая трусиха, если испытываю в некотором роде страх из-за того, что Тор сейчас находится так близко от меня.
– А вы не будете меня ругать?
– За что же? – выгибает бровь Максим Константинович и берет чашку с горячим кофе.
– За то, что я слишком много вопросов задаю и за то, что говорю за столом.
Разумеется, Ксю не просто так задает этот вопрос. Свиридов часто осаждал ее за лишние вопросы и болтовню за завтраком.
– Я не стану тебя ругать. Любопытство – не порок. А вот насчет разговоров за столом…
– Что? Это плохо? – спрашивает Ксю, затолкав в рот кусочек персика.
– Это опасно. Если говорить с набитым ртом, то можно подавиться. И попасть в больницу.
Не знаю, смеяться ли над выпученными глазами дочки, или сохранять серьезный вид. В данную минуту она выглядит слишком комично.
– В больницу? – с очевидным трудом она проглатывает пережеванный фрукт. – А умереть можно?
– И умереть можно. Если тебе вовремя не помогут.
– Хорошо. Тогда я буду разговаривать за столом, но только прожевав.
Домработница давится смешком, поставив на середину стола сковороду с готовой яичницей и беконом.
– А вы сегодня с мамой на работу?
– Всё, Ксю, хватит вопросов. Лучше поешь…
– И на работу и по делам, – отвечает Тор, не обратив внимания на мою вставку.
– А что за дела?
– Нужно будет съездить в больницу.
– А зачем?
– Зафиксировать следы, что твой папа обижает маму.
Кусочек яблока падает у Ксюши из рук. Я же роняю вилку.
– Максим Константинович, – шиплю недовольно, повернув голову в сторону босса.
Он пьет кофе с абсолютно невозмутимым видом.
– Мой папа обижает маму?! – Ксюша сердито хлопает ресницами.
– Именно так, – кивает Торецкий. – Но я сделаю так, чтобы он этого не делал больше.
– Максим Константинович, вы перегибаете палку, – снова шиплю на мужчину.
Зачем он это делает?! Я вообще не хотела вмешивать ребенка!
Ксюша смотрит на Торецкого, недобро сощурив глаза. Маргарита Леоновна тактично молчит и делает вид, что ничего не слышит.
– Ты всё врёшь! – кричит Ксюша. – Мой папа никогда не обижал маму! Никогда! Ты обманываешь!
– Нет, – качает головой Тор. – Не обманываю. Твой папа действительно плохо обращался с твоей мамой. И чтобы она была в безопасности, нужно сделать так, чтобы твой папа не смог добраться ни до тебя, ни до твоей мамы.
– Максим Константинович, я вас прошу! – цежу сквозь зубы, но Ксюша уже успевает вскочить из-за стола.
– Вы всё врёте! Вы врёте! Ненавижу вас! – кричит дочка и убегает с кухни.
Я слышу топот ее маленьких ножек на лестнице.
– Вы зачем это сделали?!
– А зачем кормить ребенка иллюзиями?
– Не отвечайте вопросом на вопрос. Вы не имели права так делать. Я хотела уберечь Ксюшу от волнений.
– Твой муж не будет тебя жалеть, Анна. Его родители тоже. Они не пожалели ни тебя, ни Ксению, когда собирались увезти и спрятать.
– Я – не они.
– Это так, – Тор снова отпивает кофе, а затем его черный взгляд упирается в меня. – Но вот, что я тебе скажу. Чем раньше Ксюша начнет понимать, что происходит. Чем раньше она поймет, какое ее отец чудовище, чем меньше будет шансов повлиять на нее. И в случае чего оболгать тебя. И тем быстрее она свыкнется с мыслью, что к ее отцу вы больше не вернетесь.
Глава 27
Глава 27
Аня
Всю дорогу до больницы, куда мы едем вместе с Торецким, чтобы зафиксировать синяки на запястьях, я не могу перестать думать об утреннем инциденте.
Ксю, кстати, довольно быстро отошла, и когда пришла няня, дочка сразу переключилась на общение с ней. Няня мне понравилась. По ней видно, что специалист блестящий, и работает не только ради денег, но и на результат. И детей любит, что немаловажно в этой профессии, а бы даже сказала – это вопрос первой значимости.
Но в любом случае, прав ли Торецкий? Разумеется, я понимаю, что Свиридов бы меня не пощадил. Уверена, что его родители про меня дочке и так всякие гадости говорили. Но я же не они, в конце концов. Я так не поступаю.
И он мог для начала спросить меня.
– До сих пор дуешься?
– Что? – резко поворачиваюсь к Тору, который все это время молчал.
– У тебя брови сведены на переносице. И морщины на лбу выступают. Ты по-прежнему злишься на то, что я сказал Ксении. Ты со мной не согласна.
– Я просто считаю, что вы… неправильно поступили, Максим Константинович, – заикаясь, начинаю объяснять свою позицию боссу.
Мне непривычно бороться за собственное мнение, но не просто же так я пытаюсь начать новую жизнь? Уж точно не для того, чтобы остаться такой же бесхребетной, какой и была раньше, и бояться издать звук.
– Я уже понял, что ты со мной не согласна.
– Мне бы хотелось, чтобы вы советовались со мной прежде, чем что-то говорить Ксюше. Она в первую очередь моя дочь. Кроме того, если вы собираетесь делать только то, что считает правильным вы, то чем тогда ваше поведение отличается от поведения моего мужа? Он тоже считал правым только себя.
У меня даже кровь в ушах шумит от собственной смелости. И знаете, это щемящее чувство в груди, будто отстаивая свою позицию, ты делаешь что-то плохое. Ты как бы сомневаешься в самой себе или в правильности происходящего.
В темных глазах Торецкого мелькает искра. Во всяком случае, мне так кажется. Я уже начинаю думать, что сейчас он поставит меня на место, что-нибудь рявкнет в ответ, но Тор лишь коротко кивает.
– Хорошо. Я тебя услышал.
И… всё? Вот так просто? И никаких споров и криков? Ничего. Он взял и согласился?
– Максим Константинович, приехали, – сообщает Савелий, это водитель и по совместительству охранник, который сегодня везет нас до клиники. Вчера он же возил нас с Ксю в магазин.
– Спасибо, Савва, – кивает Тор. – Идём, Анна. Нам еще сегодня необходимо успеть на одну встречу и увидеться с юристом.
Водитель выходит первым и открывает дверь. Дальше из салона выбирается Торецкий, после чего помогает выбраться мне.
Он сказал, что описывать травмы, нанесенные мне Свиридовым, будет его знакомый врач, но я все равно жутко нервничаю и чувствую себя неуверенно.
Это идиотское сомнение внутри, что сейчас меня начнут допрашивать и насмехаться, будто я эти синяки себе сама фломастером нарисовала.
Врачом оказывается мужчина средних лет. Зовут Алексей Демидович. Работает он оперативно и без лишних вопросов, так что мои опасения не оправдываются. Он делает несколько снимков, затем пишет заключение врача, и еще спрашивает, нет ли других травм. Старых переломов или трещин, например.
Покраснев, я отвечаю, что один раз муж ударил меня кулаком в ребро, и оно очень долго болело, но перелома не было, так что…
Алексей Демидович сильно хмурится. Не знаю, говорит ли он потом эту информацию Тору, но после клиники настроение босса явно ухудшается.
– Мы сейчас в офис или на встречу с адвокатом? – нервно дергаю ремешком сумки, искоса наблюдая за Торецким, который с мрачным видом уставился на дождливый пейзаж за окном машины.
– К адвокату. В офис мы не поедем. Я всех распустил на сегодня после вчерашнего корпоративна. Понятия не имею, как у них все прошло, но из-за смещений во времени мне нужно попасть после юриста на одну из встреч с партнером. Хочу, чтобы ты на этой встрече присутствовала, Анна. Если ты, конечно, планируешь работать у меня в компании…
– Я планирую. Мне нужна эта работа. Сейчас даже еще больше, чем до этого.
– Вот и отлично.
Даже ни разу не повернулся. Так и смотрел в окно. Разговариваю словно с его затылком.
– Хорошо… Скажите мне прямо, Максим Константинович.
– Что сказать? – наконец, он поворачивается и тут же выгибает бровь, будто вообще не понимает, о чем я.
– Ваш друг, который врач. Алексей Демидович.