Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир

Подошёл папа:

— Нравится? Берёшь?

— Ага! — выдохнула я.

Потом мы ещё что-то примеряли и обсуждали, в итоге я набрала целый пакет всякого красивого, и папа снова подкинул меня до дома. Совершенно счастливую!

Ещё он, кстати, порадовал меня, что нашёлся какой-то знакомый, который может компьютер мне собрать, и даже, вроде, подешевле получится (хотя это не точно). Теперь всё упирается только в денежки.

Ну, что ж. У меня большие надежды на детсадовскую коммерцию.

На выходе из машины папа сунул мне очередной конвертик. Точно, июль же уже идёт! Вообще классно!

Вечером я решилась. Постояла у шкафа с одеждой, да и изрезала на ленточки барахло, о котором давно уже думала, что такое носить стрёмно. Смотала в клубки. Маме отдам. Она тут недавно коврики на дачу начала вязать, и вечно ей не хватает расходников. Пусть пользуется.

А курткошубу на помойку унесла. Это, конечно, был своеобразный манифест. Вот просто — нет. Такое я больше не надену, а дома оставлять нельзя, мама же с бабушкой испугаются, цепляться будут, бояться, что зимой окажется не в чем выйти.

Страхи я понять могу, конечно. Но — нет.

А валенки вместе с клубками в пакет — на дачу отправить, если вдруг зимой туда поеду, чтобы было в чём по сугробам лазить.

Спать легла в счастливом ожидании завтра.

Я ВСТРЕЧАЮ ОТПУСКНИКА

10 июля 1995.

Утро понедельника заставило меня скакать и петь. Сегодня я его увижу снова! Нарядилась в одно из любимых своих платьев, голубое шёлковое, с умеренным декольте и летящей юбкой, для разнообразия закрывающей колени. И понеслась.

Примчалась, конечно, на полчаса раньше. От нечего делать занялась разглядыванием столбов, сплошь облепленных объявлениями с торчащими во все стороны отрывашками. Критически оценила эти бумажки с точки зрения умной книжки «Приёмы рекламы». Никакими приёмами здесь, конечно, и не пахло. В основном листочки были исписаны от руки невнятным равномерным текстом, и использование цветных ручек или фломастеров являлось прям верхом дизайна. Люди продавали всякое, но если придираться к подаче информации…

Ну, вот например.

ПРОДАМ

3-комн. кв. на Байкальской

100 млн. руб.

— и шестизначный телефон

Ни тебе площади квартиры, ни этажа, дом из чего, есть балкон-нет? Приватизировали её или по ордеру продают? Сколько народу прописано? И, главное, Байкальская через полгорода идёт от самого центра до окраины Солнечного, и в глубину от остановок ближе-дальше… Так что цены по ней очень разные, мда.

Таких «продам» и «продаю» было довольно много. Некоторые были размножены на ксероксе, но изначально тоже написаны вручную.

Продавали дачи, гаражи, диваны и щенков.

А ещё меняли. Вот, меняют квартиру на дачный участок. Как-то невыгодно, по-моему. Наша странная соседка снизу так выступила. От родственников досталась им двушка — мгновенно они её на дачу поменяли. Главное, мебель всю к себе стаскали. Наша баба Рая к ним заходила по какому-то делу, как старшая по подъезду, — говорит, теснота такая, не повернуться. Да уж.

Тётушка моя, старшая мамина сестра, тоже свою шикарную пятикомнатную в новой девятиэтажке (доставшуюся им ещё при Союзе как сильно многодетным) обменяла на четырёхкомнатную в малометражке в старой хрущёвке. Ни с кем из родни не посоветовавшись. Как её сёстры-братья потом ругали! А польстилась на доплату в виде машины, которую зять чуть не в первый же месяц и разбил…

Слов просто нет…

Вот ещё одни такие же, хотят тойоту обменять на однокомнатную квартиру. Интересно, найдётся кто?

Потянул лёгонький ветерок, и я почувствовала, что начинаю подмерзать в своих шелках. А руки-то вообще открытые!

Чё вот я так рано приехала, а? И, главное, кофточку хоть с собой не захватила? Мерзлячка же я. Девять утра ведь, кому как, а мне по нашему резко континентальному климату на теневой стороне улицы прохладненько. Скоро они там, интересно? Как покроюсь щас вся пупырышными мурашками… И даже в магазин ведь никакой не отойдёшь погреться — как потом друг друга искать?

Я переползла на ту часть, где солнце пробивалось между домами сквозь забор и растущие вдоль него деревья. Хоть так. Если я сейчас начну приседать и прыгать, это, наверное, будет странно выглядеть? Будут потом говорить, что у Вовки девушка психическая. Я немного потерзалась этими сомнениями и даже уже была готова сдаться — и тут они пошли! Как там у Пушкина? «Все красавцы расписные, великаны удалые!» Дядька Черномор, должно быть, остался внутри ограды, а товарищи курсанты повалили толпой на улицу.

— Вовка! — я повисла у своего парня на шее.

— Привет! — обнял, как медведюшка!

— А где чемодан? Ты ж типа в отпуск.

— Ну ещё, чемодан! — в руках у него была средняя такая спортивная сумка, — Тут сменка, переодеться в гражданское. И достаточно.

И пошли мы по утреннему городу. И не смотря на некоторую царящую вокруг неряшливость и даже запустение на фоне аляповатых вывесок и топорной зазывающей рекламы, меня переполнял восторг.

— Кстати, можем зайти к моему папе в магазин, в гражданку переоденешься. Если ты не стесняешься, конечно.

— А ты?

— Я — нет. Почему я вдруг стесняться должна? А в этом жарко и вообще. Начнут ещё всякие приставать, документы проверять.

— Ну, пошли.

Мы догуляли до танка и свернули вдоль трамвайных путей в сторону центра.

— Ты, если что, не удивляйся, — предупредила я Вовку, — Там у них, наверное, трам-тарарам, отдел-то новый.

— Да уж как-нибудь.

Я толкнула дверь. Внутри, и правда, было несколько сумбурно, но из стадии ремонта уже переросло в расстановку стоек и развеску товара. Хотя бо́льшая часть одежды ещё лежала в огромных коробках и не менее огромных баулах посреди. Зато примерочные кабинки с модными джинсовыми шторами уже стояли.

— Па-ап?

Первой из-за куч появилась Алла Алексеевна:

— Ой, Ольгуня! Привет!

— Посторонись! — папа зашёл следом за нами с очередной коробкой, пристроил её к гигантской куче и уж потом вернулся к нам, стрельнул глазами на Вовку, — Добрый день. А этого молодого человека я, кажется, помню.

— Да, знакомьтесь: это мой друг, Вова, а это мой папа, Александр Иванович, и Алла Алексеевна, у них общий бизнес.

Мужики солидно пожали руки:

— Владимир.

— Александр.

— Ну что, чай пить будем? — сразу спросила Алла Алексеевна.

— Ой, нет. Мы, вообще-то, на минуточку. Можно у вас переодеться?

— Да конечно! — Алла Алексеевна всплеснула руками, — Я и плечики сейчас дам, повесите, чтоб не мялось. В подсобку уберём, чтоб вам с собой не таскать.

— Да не надо плечики, — отказался Вова, — Оставлять, я думаю, смысла нет. Вдруг нам далеко возвращаться будет?

— Ну, смотри́те.

Пока Вовка зашёл в кабинку, я увидела на стене новенький кнопочный аппарат:

— О, вы что, телефон провели?

— Конечно! — папа гордо вручил мне листочек с номером. — Цифры смотри какие удобные! Если что — сюда звони.

— Ясно!

И МЫ ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ БУДЕМ ВМЕСТЕ? УДИВИТЕЛЬНО…

Мы немного побродили по центру. Послушали уличных музыкантов. Один очень мне понравился — играл вообще классно. Что меня поразило, так это монеты в раскрытом чехле от гитары у его ног.

Монеты!

Где люди их вообще берут? Я монет уж несколько месяцев не видела. Прошлым летом ещё ходили кое-когда вместо копеек… Хотя, если тысячу тогда уже называли рублём, пятьдесят рублей — это типа пять копеек, что ли? Мда… Может, этот парень специально горсть с собой таскает для заманухи?

Короче, я положила гитаристу бумажную тыщу и предложила Вове:

— Знаешь, ну их, эти гулянья. Поехали ко мне?

Он притянул меня к себе и поцеловал в висок. И сказал:

— Поехали.

И я поняла, что он очень по мне соскучился. Да и я тоже, пусть мне было немного неловко в этом признаваться. И хотя я ничего не сказала вслух, про себя подумала, что сегодня я гораздо больше хочу лежать, чем ходить. Даже просто лежать с ним рядом — вообще просто так. Батониться. Как волки. Получая удовольствие от такого вот валяния.