Эйлин Форрест - Самый длинный выходной
— Сначала мяса, — отрезала она.
Гей отплатила тем, что сбросила тарелку на пол.
Эйлин нашлепала ее (О, Боже, опять!) и заткнула пальцами уши. «Ребенок в гневе ни для кого не представляет опасности», — с сарказмом подумала она, наблюдая за Гей в состоянии неуправляемой ярости.
Наконец, был восстановлен порядок, Эйлин всунула кусок мяса дочери в рот и весело сказала:
— Ну, а теперь Гей — хорошая девочка и может поесть апельсинов.
Единственным утешением после столь бурной еды было лишь то, что Гей, устав от препирательств за столом и валяния в снегу, позволила быстро уложить себя в постель и тут же заснула. Эйлин зажгла сигарету и позволила себе роскошь углубиться в болезненные воспоминания.
Чего греха таить, поведение Гей отравляло ей жизнь, и как мать, она была явной неудачницей. Ей следовало или полностью взять на себя всю заботу о ребенке с самого начала или позволить своей матери удочерить ее, как та предлагала.
Эйлин отчетливо помнила этот случай, как и тот, когда мать предложила ей стать няней. И все же в обоих предложениях было явно что-то не то. Эйлин понимала, что оба они сделаны ради ее благополучия и счастья, но на душе не было спокойствия.
Тот разговор имел место вскоре после второго дня рождения Гей, в летний вечер. Ее отец вдруг сказал: «Давай пройдемся, голубушка, я хочу кое-что с тобой обсудить». И они пошли в Дин Гарденз по широкой авеню, обсаженной деревьями.
— Мы с твоей матерью хотим удочерить Гей, — сразу же приступил он к делу.
— Что? — в ужасе воскликнула Эйлин.
— Нет, ты выслушай сначала. Тебе всего девятнадцать, и тебе о стольком еще надо подумать — о карьере, о путешествиях и, конечно, несомненно, ты… э… познакомишься с кем-то и захочешь начать все сначала.
— Я не собираюсь больше выходить замуж, — категорически заявила Эйлин.
— Люди обладают любопытной привычкой менять мнение по данному вопросу, — сухо заметил отец.
— Ах, я знаю, но…
— Подумай над этим предложением, — настоятельно посоветовал отец.
Эйлин подумала. Она окинула взглядом неподвижные деревья, бросавшие глубокие тени на траву, увидела, как по Дин Бридж идут автобусы проплывая под верхушками деревьев, будто какие-то воздушные чудовища. Ей захотелось почувствовать себя снова маленькой девочкой, которая вышла на приятную прогулку с отцом и разговаривает с ним о незначительных пустяках, и ничто не омрачает ее мысли.
— Ты хочешь сказать, что Гей будет расти, называя мою мать мамочкой, а тебя папочкой, в то время как я буду для нее… тетушкой или старшей сестрой? — спросила она наконец сдавленным голосом.
— Конечно, нет. Ты всегда будешь ей матерью. Но мы возьмем на себя полную юридическую и финансовую ответственность, и она будет жить с нами вне зависимости от того, что ты решишь делать.
Эйлин почувствовала себя совершенно несчастной. Неужели она именно этого заслужила — чтобы ее лишили единственного достижения ее жизни?
— Мы с твоей матерью, — продолжал отец, — заметили, насколько счастливее ты стала, начав работать. Мы очень рады, что ты решила ходить на вечерние курсы. Благодаря этому ты повысишь свою квалификацию. А поскольку ты превосходно говоришь по-французски, ты получишь работу, где угодно. Ты молода, и у тебя блестящие возможности.
Эйлин не могла придумать, что ответить. Он сочувственно сжал ее руку и продолжал: — Твоя мать обожает Гей, — примирительно кашлянул он, сделав это заявление, — и честно говоря, я считаю, что несправедливо позволять ей брать на себя полную заботу о Гей, зная о том, что в любой момент ты можешь увезти ее. Тут могут возникнуть проблемы… — Но она ведь сама хотела… — возразила Эйлин.
— Знаю, знаю, — ответил отец, — но чего я недооценил, так это степени эмоциональной привязанности… Он помолчал. — …Ты не могла не заметить.
Что он хотел сказать этим? Что ее мать любит Гей больше, чем она? Но ведь это неправда.
— Но она сказала, — чуть не плача вскричала Эйлин, — она говорила, что это будет лишь временное соглашение. Как только Гей немного подрастет и сможет ходить в детский сад, я смогу сама заботиться о ней и быть совершенно независимой.
— Не стоит так огорчаться, голубушка, — отступился отец. — Если ты хочешь именно этого, больше не о чем говорить. Мы не хотим оказывать на тебя давление, ты ведь понимаешь. У тебя абсолютное право вето. Но все же подумай об этом. Я забочусь о счастье твоей матери точно так же, как и о твоем. А настоящая ситуация чревата опасностью. Я никогда не видел, чтобы твоя мать была чем-либо настолько озабочена раньше…
Но Эйлин не слушала его. «Гей моя, моя, моя!» — безмолвно твердила она.
В то же время она понимала, что ей будет тяжело — плата за ренту, за детский сад, за еду и одежду составляла приличную сумму. Никакой новой одежды, — подумала она. — Запеченные бобы с чаем, никаких каникул, после работы приходить домой в холодную комнату, сидеть с усталым ребенком и заниматься всеми делами.
Но отдать Гей, ее собственную дочь, даже самой обожающей и разумной из бабушек — нет, она просто не могла пойти на это.
Ей нужно еще походить на вечерние курсы, изучить декорирование помещений, найти более оплачиваемую работу и тогда уже подумать о детском саде. Тем временем она должна заявить о своих правах на Гей, больше выходить с ней гулять, брать ее на выходные, подготавливая почву для полной независимости.
Все это привело к этому ужасному уикэнду, которому, казалось, не будет конца, и теперь Эйлин уже не была уверена в своих желаниях и мотивах. Когда Джоэль внезапно захотел увидеть свою дочь, ее неуверенность достигла высшей точки. Сможет ли Гей вырасти в нормальной и благожелательной обстановке, если она постоянно будет предметом раздора между нею и ее родителями, а теперь еще и Джоэлем? Кажется, нет предела сделанным ею ошибкам, и она продолжает их совершать.
Когда Джоэль вернулся, он был веселым, агрессивным и в то же время довольно сдержанным. Эйлин, ожидавшая с его стороны проявления больших чувств, также вела себя прохладно.
— Где моя дочь? — спросил он.
— Я задушила ее, — кратко ответила Эйлин.
— Ах, какой стыд. Такую маленькую. Я только начал узнавать ее. «Лишь узнать ее — значит, полюбить ее, любить лишь ее и никого другого», — запел он.
— Сколько ты здесь пробудешь? — с намеком спросила она.
— А сколько вы?
— Автобус будет завтра днем.
— Вы уезжаете с ним?
— Мне надо возвращаться на работу.
— И мне тоже, и мне тоже, милый цыпленок. У меня в июне выпускные экзамены.
— А ты их сдашь?
— Это государственная тайна. Моя мать собирается дать взятку экзаменаторам. Или шантажировать их. Она пока еще не решила.
