Натали Рамон - Мой маленький каприз
— Вы имеете в виду Зейнаб, которая обо мне заботится? Но она не девка, она — мать двоих детей.
Майор поморщился, поправил автомат на плече.
— Послушайте, мне все равно, Зейнаб она или Зухра. Мать или не мать. Берите любую тетку! Вы не в Париже. И даже не у нас в столице. Эти дикари по-своему поймут, если вы будете разгуливать по стоянке наедине с чужим мужчиной! У меня уже и так могут быть неприятности, оттого что я болтал с вами без пригляда вашей Зухры! Кстати, где она, почему вы без нее отправлялись заправлять аккумулятор?
— Потому что одна из женщин, как раз Зухра, рожает, и все остальные женщины рода, в том числе и Зейнаб, должны быть с ней. А если вам неохота тащиться куда-либо по жаре, так и скажите. Я прекрасно дойду и одна!
— Одна?! — Он округлил глаза. — Да меня расстреляют за измену, если я хоть на минуту потеряю вас из виду! Что же делать?.. А вы не можете подождать, пока она родит?
Я зло хмыкнула.
— Да, конечно, — снова заговорил он. — Я понимаю. Моя жена рожала почти сутки… Слушайте! Так если эта дев… она будет сутки рожать, они вас даже не накормят? Раз они там все вместе?
— Ну не знаю. Вообще-то мне оставили миску с кашей.
— Вот дикари! Давайте сюда вашу камеру, а то еще вывалится из сумки. Идемте. Уважительная причина — гостья самого эмира осталась голодной из-за этих варварских обычаев! Что за бред — рожать в большой компании? Грязи, что ли, чтобы младенчику побольше?
Майор шагал довольно быстро и, как ребенка, обеими руками нес мою камеру. Я спросила:
— Почему вы их так презираете? Они совсем не дикари. За века выработали свои законы, обычаи и традиции, которые помогли им выжить в пустыне, в ужасных условиях. Для условий, в каких они живут, эти люди очень даже опрятные.
— Условия! Опрятные! — презрительно повторил майор. — Эти люди остаются такими же оп-рят-ны-ми в любых условиях! Вам разве не доводилось бывать в арабских кварталах в Париже? Ну и как там насчет опрятности? Вместо того чтобы приобщаться к цивилизации, те же грязь и лень! От лени — нищета. Следствие нищеты — воровство и наркотики. Банды, преступность, терроризм! Причем вся эта изначальная грязь и лень оправдываются именно традициями и обычаями, а преступность и терроризм — даже религией! Почему? Потому что безмозглым бараньим стадом управлять гораздо легче, легче извлекать выгоду, легче заставить пойти на преступление запуганного и нищего человека. Эти чертовы приверженцы традиций готовы на все, лишь бы ничего не менялось, лишь бы процветала их плодородная грязь и нищета!
— Да вы философ. Это ваша жена так хорошо научила вас французскому языку?
Майор усмехнулся и погладил мою камеру, как кота.
— Французскому я научился в Тунисе. Я учился там в военной академии, у нас ведь пока еще таких нет. А в Тунисе по-французски не говорят разве что собаки. Знаете почему? Потому что собаки вообще не умеют разговаривать! А историю военного искусства преподавал у нас французский полковник, у которого была дочка — самая красивая девушка в мире. Я, как только в первый раз ее увидел, сразу понял: она! Взял и женился.
— Прямо так сразу?
— Практически да. — Он самодовольно хмыкнул. — Хотя мои родители были против. Иностранка, вера не та. Но я им по телефону соврал, что мы уже ждем ребенка, чтобы они меня не прокляли, и им ничего не оставалось, как согласиться.
— А ее родители?
— У полковника к зятю было одно требование — чтобы офицер. Его не волновали всякие предрассудки. Мои родители тоже смягчились, когда моя Аньес родила сразу двух мальчишек. Хотите, их фотку покажу?
— Конечно.
Он переложил камеру в одну руку и извлек бумажник. Раскрыл и протянул мне. На фотографии была действительно очень интересная полноватая блондинка явно с нормандскими корнями, и два совершенно одинаковых примерно годовалых смуглых мальчика на ее коленях.
— Да, красавица! А как зовут ваших сыновей?
— Искандер — в честь моего отца, и Александр — в честь полковника. Правда, здорово? Имена одинаковые и в то же время разные. Между прочим, это придумала старшая жена моего отца. Она их просто обожает! А раньше больше всех ненавидела мою красавицу Аньес.
— Подождите, выходит, у вашего отца несколько жен?
— Две. Старшая, Шакира, и моя мама. Шакира оказалась бездетной, и отцу пришлось взять вторую жену.
— И они живут все вместе? Как же они ладят?
— По-разному! — Майор хмыкнул и убрал бумажник. — Вообще-то по обычаю полагается, чтобы у каждой жены был отдельный, ха, шатер, но в городе, сами понимаете, держать две квартиры слишком дорого. Две жены — вообще дорого, не говоря о трех или там четырех. Поэтому теперь две жены, как у моего отца, большая редкость. Но когда нет детей, вторая жена — единственный выход.
— А у кого-нибудь есть гарем?
— Гарем? Гарем! Гарем! — Он смеялся так же исступленно, как и над моей шуткой насчет вертолетов с майорами. — Ну вы меня сегодня просто уморите! О чем вы? Гарем не по карману даже самому эмиру!
— То есть у него нет гарема?
Майор плутовато прищурился.
— Ах вот что вас волнует! Нет. Нет у нашего эмира ни гарема, ни жен. Ни одной! Все вакансии свободны!
— А существуют какие-нибудь правила, на ком он может жениться, а на ком нет? Майор, не надо так на меня смотреть. Меня это интересует только с точки зрения обычаев и традиций. Я же буду снимать цикл программ о вашей стране.
— Стало быть, чисто с научной точки зрения? Понятия не имею! Сами его спросите. Сейчас придем, соединит вас с ним радист, вот и поинтересуетесь. Сразу мне расскажете, ладно? А то потом станете женой эмира, и вас в гости уже не дозовешься.
Глава 17, в которой даже по радио не было связи
Из-за той далекой песчаной бури, обходившей сейчас оазис стороной. После каждой попытки радист выразительно разводил руками и повторял:
— Место особое! Само по себе. На том конце меня точно слышат, а я их нет. Сколько раз такое было! Дух Ваха не пускает внешний мир.
— Противно слушать! — раздраженно реагировал майор. — Какие еще духи, капрал? Повышенная атмосферная активность.
— Нет, это глушит дух Ваха. Он, он!
Второй радист, лейтенант, грузный и плотный, с лоснящимся от пота лицом и темными пятнами того же происхождения на рубашке, меланхолично потягивал кофе из большой кружки и насмешливо поводил глазами, давая мне понять, что подобный спор его напарника и майора — дело обыденное. Вентилятор тщетно вгрызался в душный тяжелый воздух, насыщенный потом и специфическим запахом раскаленной работающей аппаратуры, гудевшей, шипящей и взвизгивающей на все голоса. О своем существовании кондиционер напоминал лишь старательным монотонным гулом.
