Зоя Гаррисон - Большое кино
Днем Эбен был с Корнелией или в офисе, поэтому Либерти даже в выходные сидела в коттедже одна, дожидаясь, когда он к ней вырвется. Целыми днями она готовилась к его приезду: по утрам посещала местные магазины, где ее знали по имени, потом чистила на крылечке картошку и лущила бобы, любуясь изгибом реки, сверкающей среди стволов старых каштанов. В хорошую погоду она часто раздевалась и загорала нагишом, слушая жужжание пчел в яблонях и мечтая о его объятиях.
Иногда Либерти заваривала чай на двоих. Если Пирс не приезжал вовремя, она пила чай в одиночестве, прислушиваясь к тиканью часов и гадая, где он, чем занят, когда на гравийной дорожке раздастся, наконец, шуршание шин его машины. В эти нескончаемые часы знакомый коттедж казался ей тесным и враждебным. Она сидела в кресле-качалке, ленясь встать и зажечь свет, иногда даже не раскачиваясь. Наступал вечер, а ужин так и оставался нетронутым. В десять вечера Либерти шла с кастрюльками к реке и вываливала еду в воду.
В последний раз они виделись в понедельник, на закате. Пирс сам отвез ее в аэропорт. На нем была рабочая форма: синий блейзер, брюки цвета хаки со стрелками, оксфордская рубашка и модный галстук. Она нарядилась — специально для него — в платье от Трисии Никсон. Сев в аэропорту Ла-Гуардиа в такси. Либерти переоделась и появилась во «Флэш» в джинсах, майке и видавшей виды вельветовой куртке. Эбен предупредил ее, что следующий выходной придется пропустить: Корни ложилась в больницу на обследование, и он должен был находиться при ней. Затем он поспешно утер ей слезы и укатил. Мужчина, разрывающийся между двумя женщинами, не имеет права медлить.
Либерти явилась на работу с припухшими глазами, и Мадлон, подозвав ее к себе и заперев дверь, дала ей выпить бренди.
— У меня для тебя новость, ангел мой, ты превратилась в плаксу. Если хочешь знать мое мнение, твоя мечта обернулась кошмаром.
— Я не плакса, — выдавила Либерти всхлипывая.
Мадлон была права — ее жизнь превратилась в кошмар!
Поблагодарив свою покровительницу за бренди и сочувствие, она взялась за работу.
Через три дня Пирс позвонил — как всегда по средам, из кафе;
— Что-то в последнее время у меня подавленное настроение, — доложил он.
— И поэтому ты решил позвонить мне и поднять настроение? — Либерти знала, что это не смешно, но ничего не могла с собой поделать.
— Я серьезно. Либерти. Я причиняю тебе страдания, веду себя как эгоист…
Либерти уже привыкла слышать из уст своего любвеобильного конгрессмена эту жалостную песню. Обычно она тут же начинала опровергать его слова, но на этот раз смолчала.
Когда он повторил в пятнадцатый, должно быть, раз, что их отношения не могут продолжаться долго, что он не оставит жену, потому что это погубило бы его карьеру и испортило жизнь Корни, которая не остановится и перед самоубийством, Либерти не выдержала.
— Слушай, — она никогда еще не произносила таких страшных слов, — слушай внимательно, повторять я не буду. С меня довольно! Ты меня окончательно вымотал. Пожалуйста, Эбен, больше никогда мне не звони и не появляйся.
Мадлон стоило немалых усилий убедить ее, что лучшее лекарство для разбитого сердца — перемена обстановки. Либерти съехала с квартиры на Восемьдесят второй улице в Восточном Манхэттене, которую снимала вместе с двумя коллегами из «Флэш», и перебралась в неприглядный квартал к югу от Канал-стрит, на верхний этаж бывшего склада, в грязь, пыль, ржавчину, скрежет петель и скрип полов. Каждый вечер после работы, натянув обрезанные джинсы и рваную майку, она принималась малярничать, колотить молотком, орудовать разводным ключом, превращая запущенную берлогу в пригодное для обитания место. Потом она валилась на кровать, окончательно потеряв способность думать, мечтать — мечтать об Эбене Пирсе.
В день ввода в эксплуатацию новой ванны, завершавшей обновление всего чердака, она дошла по Уэст-стрит до Хьюстон-стрит и попросила у хозяина винного магазина самое лучшее и дорогое шампанское, какое у него только найдется. Он порекомендовал «Родерер кристал» 1968 года, и Либерти выписала чек, одним махом исчерпав свой банковский счет. Вечером, стоя у окна и глядя на Гудзон, в котором отражалась новорожденная луна — закорючка, вынырнувшая из белых туч, — она сказала себе: «Рано или поздно он вернется». Произнеся это заклинание, она спрятала шампанское в отделение для овощей внизу новенького голубого холодильника.
Глава 5
Ее разбудил телефонный звонок.
— Здравствуйте, Либерти.
— Здравствуйте…
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я так рано вас разбудил?
— Не волнуйтесь, я давным-давно проснулась. — Она зевнула прямо в трубку. — А вы кто?
— Арчер Репсом.
Она посмотрела на часы. Двадцать минут седьмого. Будильник должен был прозвенеть только через два часа.
— Хотите что-то добавить?
— Продолжить интервью, если не возражаете.
— Не надейтесь, что я буду против. Вы что-то вспомнили?
— Можете со мной позавтракать через полчаса?
— Запросто.
— Форма обычная, теплая. Не забудьте диктофон.
Через полчаса Либерти в вытертых до неприличия саржевых штанах и синем жакетике ждала его внизу. Диктофон и блокнот лежали в кожаной сумке, перекинутой через плечо.
Белый шестидверный «мерседес» затормозил у тротуара, дверца распахнулась, и Либерти прыгнула на заднее сиденье.
Репсом говорил по телефону.
— Привет! — сказала она, но он лишь кивнул.
Машина тронулась, водитель обогнул угол и устремился к Черч-стрит.
— Вернитесь и поговорите с ними. Напрямик, без бумажки, слышите? — Арчер чуть не прижег белую трубку своей черной сигаретой. — Просто какие-то бездари! — Он нажал кнопку на трубке. — Здравствуйте, Либерти! Извините, я сейчас. — Он произнес три цифры, потом сказал:
— Доброе утро, Сьюзи. Раздобудьте мне на Багамах сами знаете что. — Он мельком взглянул на Либерти. — Только скрытно. Вы меня поняли? Так я и думал. Спасибо, спасибо!.. — Следующие цифры, третий собеседник:
— Здорово, Том! Не разбудил?
Она старалась не пропустить ни слова, прихлебывая апельсиновый сок из бара. На сиденье лежал свежий номер «Уолл-Стрит джорнел», раскрытой на второй странице. Внимание Либерти привлек заголовок: «Гринхауз даст показания в обмен на снятие обвинения». Фамилия автора статьи отсутствовала.
Либерти схватила газету и с бьющимся сердцем прочла: «Сенатор Эбен Пирс, член сенатского комитета по финансам, недавно назначенный председателем подкомитета по изучению обвинений, выдвигаемых против Комиссии по биржам и ценным бумагам, встретился вчера утром в штаб-квартире „Рейсом энтерпрайзиз“ с А. Дж. Ренсомом. Оба отказались от комментариев…
