Вайолетт Лайонз - Подарок к рождеству
Ник встал и пересел из кресла на диван, поближе к ногам Абигейл. Она развернулась так, чтобы было видно все его лицо, и сказала:
— Значит, когда ты попал в больницу, на помощь к тебе сразу пришел Крис, так?
Он кивнул, вспомнив, как тяжело возвращалось к нему сознание в больничной палате, и его лицо помрачнело.
— Он сидел около меня дни и ночи напролет. Ухаживал за мной, как за малым ребенком. Когда мне стало чуточку лучше, я настоял, чтобы он больше не приезжал так часто и занялся своими делами.
— Именно в те дни он рассказал тебе об Элоиз?
— Именно в те дни, — кивнул Ник. — До своего несчастного случая, я не слышал о ней ни слова. Но стоило ему один раз упомянуть ее имя, как он уже не мог остановиться. Элоиз была здесь, Элоиз была там... Наконец нервы мои оказались на пределе, и если бы он еще раз заикнулся о ней, я бы наверняка сошел с ума. — Он рассеянно потер щеку вокруг шрама и нахмурился, вспомнив о том, что произошло между Крисом и его невестой. — Я действительно думал... надеялся, что на этот раз у него что-нибудь получится.
— Надеяться никогда не поздно. Может быть, еще все уладится и получится. Может быть, у них была просто буря в стакане воды. Просто, какой-нибудь нервный срыв накануне свадьбы... Сильно болит?
Сбитый с толку таким неожиданным вопросом, Ник бросил на нее беглый взгляд, и его поразила глубокая озабоченность, которую выражали ее глаза. Невольно, прикрыв ладонью шрам, он медленно проговорил:
— Иногда дает о себе знать. Но это ничто по сравнению с болью, которую я испытывал в первые дни после того, как пришел в себя. Но сначала я даже не понял, что со мной случилось. А позднее, когда вспомнил, как все произошло, мне захотелось вновь забыться.
Увидев удрученное выражение лица Абигейл, заметив слезы в фиалковых глазах, он поспешно привстал, нежно взял ее за руку и сказал:
— Эй, девочка, все это уже в прошлом. Я все это уже пережил, поверь мне.
— Ник, прости меня.
— За что?
— За слова, которые я высказывала в твой адрес раньше. Мне не следовало обвинять тебя в том, что ты скрываешься здесь. Мне следовало призадуматься... Я хочу сказать, что не знаю всех фактов твоей жизни и не имею никакого представления о случившемся.
— Хочешь узнать, что произошло на самом деле?
Для обоих вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Ник вовсе не собирался рассказывать ей о своих отношениях с Сидни и о том, чем они закончились. Но как только вопрос, непроизвольно, сорвался с его губ, он понял, что отступать было уже поздно.
— Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь...
— Ничего страшного. Если ты действительно хочешь услышать историю моего шрама, я расскажу ее.
Ему самому захотелось, чтобы она узнала, как все произошло, хотя он и не мог объяснить, почему у него возникло такое желание. Возможно, из каких-то необъяснимых побуждений он вознамерился шокировать ее горькой правдой? Или, может быть, просто, подошло уже время поделиться с кем-нибудь — с кем угодно — всей этой историей, которая не переставала бередить душу?
— У меня была одна женщина. Девушка, если ты предпочитаешь это слово, хотя в Сидни не было ничего, даже отдаленно напоминающего таковую. Она была женщиной до мозга костей. Мы встречались уже месяцев пять-шесть, когда я предложил ей выйти за меня замуж. Мне казалось, что нас связывало нечто особенное, исключительное. Эта иллюзия ослепляла меня еще пару месяцев, пока я не обнаружил, что все то время, в течение которого она встречалась со мной, у нее был кто-то еще. Другой мужчина. И с ним Сидни тоже встречалась, ходила к нему на свидания, спала с ним и, при этом, даже не снимала с пальца мое обручальное кольцо. В то время я много снимался и часто уезжал из города, поэтому она, видимо, решила, что мне не удастся застать ее врасплох. А ее молокосос даже вообразил, что она собирается выйти за него замуж! Из-за этого я с ней крупно поцапался, она швырнула мне кольцо и, хлопнув дверью, ушла. Вероятно, к нему. Позднее, я сделал ошибку, позволив ей увидеть себя с другой женщиной. Прошел день-два — и Сидни заявилась ко мне домой.
Неожиданно, его руку сжали мягкие, женские пальцы. Он совсем забыл, что их ладони до сих пор еще лежали одна в другой...
— И что же было дальше? — едва слышно, выдохнула Абигейл.
— Драматическая сцена примирения. Почти по Шекспиру. — Ник грубо расхохотался. — Поначалу она вся так и светилась добротой и нежностью. Сказала, что очень сожалеет о досадном казусе, который допустила по чистой глупости. Попросила прощения.
— И ты...
— У меня не хватило мозгов, чтобы не развешивать уши, — опережая ее вопрос, ответил он. — Я решил начать с ней с чистого листа и простил ее. Хотя в глубине души знал, что у нас уже ничего не выйдет. Я смотрел ей в глаза и видел в них лишь обман, ложь. А когда попытался высказать свои сомнения и опасения, она вспыхнула, как спичка, стала кричать, визжать и угрожать расправой над собой или надо мной. После этого бурного спектакля какие-то любовные отношения были уже неуместны. Тогда она попросила меня отвезти ее домой, и я согласился.
— О, зачем же?!
— Да, согласился. — Он мрачно кивнул. — Уже за городом, на проселочной дороге, в какой-то момент, когда, ни впереди, ни сзади нас, машин не оказалось, Сидни вдруг схватилась за руль. Она была в истерике и, совершенно, не владела собой. Мне запомнился ее дикий вопль о том, что если я не достанусь ей, то не достанусь и никакой другой бабе. Так она выразилась. Ее крик чуть не порвал мои барабанные перепонки, буквально, за несколько секунд до того, как автомобиль, на полном ходу, врезался в дерево. Что было потом — я уже не помню.
Абигейл не сводила с него встревоженных, широко раскрытых глаз. Он заглянул в эти аметистовые омуты и улыбнулся.
— Последующие две недели я провел в больнице, а она отделалась легким растяжением связок на одной руке. Спустя полтора месяца, Сидни вышла замуж. За кого — не имею понятия. Но по слухам, она уже успела изменить и ему.
Скользнув оценивающим взглядом по ее бледному, испуганному лицу, он разжал пальцы, все еще соприкасавшиеся с ее ладонью, и, осторожно, вытянул их из ее нежного плена.
— Вот и вся история, — с усмешкой закончил Ник.
Но что-то получилось не так. Он хотел шокировать Абигейл, и это ему явно удалось. Однако, вместо удовлетворенности, в его душу закралось какое-то смутное беспокойство, и он пожалел, что рассказал ей о Сидни.
Нет, коттедж не был для него убежищем от мирской суеты. Он в нем просто жил, а не прятался от людей, в чем его пыталась укорить Абигейл. По крайней мере, так он считал до сих пор. Теперь же, поделившись с ней, одной из последних страничек своей жизни, и, как бы взглянув на свое существование со стороны, он осознал, что, в определенной степени, она была права.
