Ольга Сенько - Красота в наследство
«Вполне богемная обстановка. Не хватает только бутылки и стаканов», — подумала Ирина. Больше смахивает на берлогу холостяка. Да и тетя Вера была мужиковата, голос низкий, прокуренный. Маленькие глазки сверлили Ирину, как бы вопрошая: кто тебя сюда звал? Но та была неробкого десятка и решила стоять до конца. После процедуры тщательного и бесцеремонного осмотра с ног до головы тетка произнесла, как уронила:
— Ждала тебя. Чувствовала, что появишься. Долго собиралась. — И, не давая Ирине времени на ненужные оправдания, удалилась ставить чайник.
«Хорошее начало. Разве можно будет выпытать что-нибудь у этого Змея Горыныча? Сейчас начнутся расспросы и еще, чего доброго, жалобы на родственников». Ирина уже начала жалеть, что пришла, но надежда пока ее не оставляла.
Тетка, тяжело переваливаясь, принесла из кухни чайник, сахарницу, нарезанный лимон на блюдечке и, постелив на стол салфетки, начала разливать чай, молча взирая на незваную гостью. Хотя и жданную, как она сама сказала. Обе молча начали пить чай.
— Ты похожа на свою бабку. На мою сестру, Анюту. Только взгляд у тебя жесткий. Что, много уже пришлось пережить? — Ирина вздрогнула. Тетка продолжала: — Про мать твою я все знаю. Страшная смерть. Жаль. Я любила ее. Мы с Анютой были для нее как две матери, да и жили вместе. Мама тебе рассказывала? Немного? И на том спасибо. И отца твоего очень жаль, хороший, говорят, был человек, хотя и не имела чести быть с ним знакомой. — Тетка выражалась несколько высокопарно, но без наигранности. Чувствовалось, что это ее стиль. — Как поживает твой брат? Андрей, если память мне не изменяет? Я рада, что у него все хорошо, значит, он тоже здесь, в Москве. Тянет к своим корням. — Тетка помолчала немного, потом опять начала сверлить Ирину глазами. — Знаешь, девочка, я вижу, что перед визитом ко мне тебя снабдили моей полной характеристикой. Но если ты достаточно умна, а я на это надеюсь, то способна делать самостоятельные выводы. Слухи о моем маразме, видишь ли, несколько преувеличены. А сейчас в твоих глазах стоит вопрос, не так ли? За этим, собственно, я думаю, ты и явилась через столько лет. Что, почему и как? Ответов не жди. Лена погибла, не будем тревожить ее память. Расскажи лучше о себе. Вижу, получилась из тебя красавица. Анютина порода. Глаза ее, нос. На Лену ты мало похожа. А на меня не смотри. Никто никогда не верил, что мы с Анютой родные сестры. Ничего общего. Она тоже была красавица. Только другая. Взгляд другой. Я сама смотрю на людей — и они ежатся. Ты тоже так умеешь. А она не могла — нежная была, беззащитная. Как улитка без раковины. А ты толстокожая девочка, я вижу. Но это для жизни неплохо. Целее будешь, лучше проживешь. Елена была не такая, хотя и с характером. Как вы жили? Расскажи.
Ирина долго рассказывала про родителей, про их жизнь, про семью, про себя. Тетка молча слушала. Ей было интересно, это чувствовалось по блеску в глазах. Они проговорили часа три, когда Ирина спохватилась:
— Я, наверное, надоела вам своими воспоминаниями.
— Да, девочка, иди, тебе пора. Устала я уже. Все-таки старая. Трудно будет, приходи, поговорим.
Сидя в машине, она опять вспомнила дом. Тетя Вера ей понравилась. У Ирины не было близких подруг, с которыми можно было поговорить обо всем. Никто еще не располагал ее к откровенности. А вот этой старухе хотелось выплеснуть все, что накопилось. Эти ее глаза как будто под кожу проникали. Характеристики она давала убийственные, может, и обидные, но верные. Умная бабка. В людях разбирается. Меня раскусила с полувзгляда. Ирина снова поежилась. Но при всем при этом не отталкивала. Надо будет навестить ее еще. Ведь ничего так и не узнала про маму. Тетка, по сути, была права. Зачем трогать их старые дрязги? Ну поссорились, мало ли? Такому дракону несложно не угодить. Даже при маминой мягкости и обходительности. При чем тут только бабушка? Анюта, как она ее называет. За что она маму не может простить? Трудно будет расколоть тетю Веру. И как это сделать? Ирина задумалась. Характер у тетки железный. С ней можно играть только в открытую, не обманешь, сразу раскусит. Придется рассказать ей о том, что со мной случилось, по-другому не получится. Страшно, может выгнать, и уже навсегда. Но, я думаю, выслушает. Подробности не нужны. Нужна суть. События прошлого лета ожили в ней. Не такая уж она и жестокая. Ирина старательно загоняла вглубь воспоминания. Наверное, растет ее ребенок сейчас у кого-то. Она не тосковала по девочке, просто вспоминала, и все, без всяких эмоций. И зачем все это произошло? Ее больше беспокоил тот факт, что она такая бессердечная. Что ее не обуревают материнские чувства и не тревожит тоска по ребенку. Ничего, только любопытство, да и то боязливое. С ужасом представлялась физиономия маленького идиота с бессмысленным взглядом и слюнявым ртом. Сразу, при рождении, это и незаметно, только через полгода — год. Теперь это время прошло.
Принято считать у людей, что материнские чувства — это что-то само собой разумеющееся, заданный природой инстинкт, что мать просто обязана любить своего ребенка, неизменно восхищаться им, заботиться, сюсюкать и так далее. И если дело обстоит иначе, это воспринимается новоиспеченной мамашей как нечто постыдное и противоестественное. Как же так, ну почему я ничего, ну ни капельки не чувствую? Так горестно размышляют, склонившись над кроватками, попавшие впросак молодые женщины. Почему он такой, противный, какой-то склизкий, как лягушка? Почему так громко и невыносимо орет? О боже, опять! Неужели это навсегда? Неужели я отдана отныне ему на растерзание? Зачем я это сделала? Они чувствуют себя жестоко обманутыми коварной природой, да еще бывают вынуждены скрывать все это от окружающих, чтобы никто, не дай бог, не догадался, какие плохие из них получаются матери. Нарастает на первый взгляд беспричинная агрессия. Трудно человеку расставаться со свободой. Особенно когда у него есть выбор. То есть был — запоздало горюют несчастные. Довольно часто это происходит в обычных случаях, когда все в порядке. Иринин случай таковым не является. Ей пришлось выбирать между плохим и очень плохим — какие могут быть сомнения? Какова ситуация — такие и методы выхода из нее. Все логично.
А жизнь продолжалась. Вернувшись домой, она оглядела свое жилище. Оно ее устраивало, насколько может устраивать временный приют. Мысли о своем жилье приходили в голову и раньше, и выход был ясен, но она никак не могла окончательно решиться. Пока там, в родном городе, оставалось у нее родительское гнездо, хоть и пустое, она чувствовала себя увереннее. Не могла представить, что придется разорять его своими руками. После знакомства с тетей Верой решилась. Она не понимала еще почему, но чувствовала, что в ее жизни появился кто-то старший и более мудрый. Надо менять квартиру на Москву. Сложностей будет много, но в принципе все можно преодолеть, было бы желание. Главное — решиться. Возвращаться домой смысла нет. Она уже привыкла к Москве, даже полюбила ее. А если организовать свой быт на уровне, то жить можно неплохо. Не будет уже той просторной родительской квартиры, ее комнаты, их уютной кухни и гостиной. Ну и ладно, будет что-то новое, другое. С пропиской Андрей поможет.
